Ученые лакеи империализма - диксоны, гейльбрунны и другие пытаются скомпрометировать идею народной войны против поработителей, оклеветать действия партизан. Это своего рода пропагандистский трюк, рассчитанный на притупление бдительности народов, на ослабление сопротивления его агрессорам.
Но навряд ли эта сумасбродная клеветническая пропаганда может иметь успех. Провалившаяся агрессия Англии, Франции и Израиля против Египта осенью 1956 года, империалистическая интервенция против народов Ливана и Иордании показали, что империалисты просчитались в своих грязных планах. Захватчики теперь не могут рассчитывать на покорность и безропотность народов, умеющих ценить свою свободу и независимость.
Между тем империалисты не унимаются. Они продолжают готовить агрессию против лагеря социализма, против свободолюбивых народов, разрабатывают планы военных действий не только против регулярных войск, но и против партизан, с которыми они неизбежно столкнутся в будущей войне, которую стремятся развязать.
Ч. О. Диксон и О. Гейльбрунн, в частности, даже не пытаются скрыть причин интереса к боевым действиям советских партизан. Они прямо заявляют: "...в любой будущей войне нам придется бороться против партизан в нашем тылу".
Еще более откровенно высказал эту мысль в предисловии к книге командующий военным округом Северной Ирландии генерал-лейтенант Реджинальд Ф. С. Деннинг. Он пишет: "С точки зрения нынешней международной обстановки эта книга появилась весьма своевременно... Во всяком случае, авторы своевременно обратили в своей книге внимание на необходимость для свободных наций разработать планы борьбы против партизан, с которыми они могут столкнуться в любой будущей войне".
Таким образом, авторы подробно изучают структуру советских партизанских соединений, управление партизанскими отрядами, их тактику ведения боя с тем, чтобы подготовить себя к будущей войне против свободолюбивых народов.
Однако основное внимание они обращают на изучение форм и методов борьбы с партизанским движением, применявшихся гитлеровскими захватчиками, и вырабатывают на этой основе свою собственную тактику. Не случайно две трети книги отводятся именно действиям фашистских карателей против партизан, подробно излагаются их наставления по борьбе с партизанами, преимущественно в Крыму.
Ч. О. Диксон и О. Гейльбрунн не скупятся на похвалы вешателю Манштейну, бывшему командующему 11-й фашистской армией, действовавшей в Крыму. Они берут Манштейна себе в учителя, подробно разбирают и изучают формы и методы борьбы с крымскими партизанами, разработанные его штабом, и считают их наиболее совершенными.
У кого учиться англо-американским поджигателям войны - их дело. Однако известно, что Манштейн не смог добиться желаемого результата в борьбе против крымских партизан. И об этом хорошо рассказано в книге "В горах Таврии". Своими активными действиями партизаны свели на нет все старания оккупантов, перепутали и сорвали их планы. Манштейн даже не сумел хотя бы сколько-нибудь ограничить движение народных мстителей в Крыму, которое с каждым днем росло и крепло и превратилось в грозную силу, причинявшую огромный урон захватчикам.
Это обстоятельство следовало бы помнить Ч. О. Диксону, О. Гейльбрунну и их хозяевам, и не забывать о конечной участи всех захватчиков. Забывчивость не может привести к добру.
Книга Ильи Вергасова "В горах Таврии" наглядно показывает непреоборимую силу патриотического народного движения, самоотверженный подвиг народа в защиту социалистической Родины. Пусть об этом не забывают все господа, одержимые политикой "холодной" и "горячей" войны, желающие бросить миллионы людей в пропасть войны.
Н. К а р п е н к о
Ч А С Т Ь П Е Р В А Я
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В сплошной тьме ноябрьской ночи машина медленно поднималась на плато Ай-Петри. На высоте тысячи метров над морем порывистый ветер ревел и бушевал, креня фанерный кузов нашего пикапа.
В такой же темноте, не зажигая фар, мы пересекли яйлу. Шофер Петр Семенов с каким-то необыкновенным спокойствием и уверенностью повел машину под уклон по опасной горной дороге. Мы торопились. Я должен был проверить, как идут работы по взрыву моста через реку, пересекающую шоссе на северном склоне.
Наш истребительный батальон получил приказ задержать передовые отряды противника, захватившие Бахчисарай и стремящиеся кратчайшим путем выйти к морю, чтобы помешать отходу наших войск на Севастополь.
Фашистские самолеты бомбят станцию Сюрень. В фейерверке разноцветных ракет и пламени разрывов чернеют отроги скал Орлиного залета. С северо-запада доносится глухой гул - вражеская артиллерия бьет по северным подступам к Севастополю.
За крутым поворотом Семенов притормозил. Бурная река с шумом падала в пропасть. С трудом разглядели мы в темноте людей. Саперы работали молча, зло, - у всех нас плохо укладывалось в сознании, что гитлеровцы в Крыму.
К нам подошел старший группы Александр Обремский, техник-строитель из Ялты. Он доложил:
- Мост к взрыву готов.
- Где противник?
- Вошел в Коккозскую долину.
Низко над нами пролетел самолет, хлестнул по мосту пулеметной очередью.
- Стараются помешать, - сказал Обремский и поспешно повел меня под мост.
Осмотрев саперные работы, мы выставили дополнительные боковые дозоры.
- Взорвешь мост? - спросил я Обремского.
Он ответил раздельно, твердо:
- Пока я жив, ни один фашист через мост не пройдет.
- Но со взрывом не торопись. В долине есть еще наши.
Семенов развернул машину, и мы поехали обратно, в штаб батальона, располагавшийся высоко в горах, в помещении ветросиловой станции. Я думал об Обремском. Коммунист, отец большого семейства, он отказался от эвакуации. Такой человек не подведет, за мост можно не беспокоиться.
В бараки ветросиловой станции штаб перешел недавно.
Наш Алупкинский истребительный батальон располагался в подсобных помещениях Воронцовского дворца. В батальоне собрались люди самых разных возрастов и профессий, в основном - партийный и советский актив. Обязанностей у нас было много: охрана территории от десантов противника, контроль за дорогами и тропами, патрульная служба на побережье Ялта Симеиз и, конечно, военная учеба.
Обычно ранним утром комиссар батальона - бывший директор Пушкинского музея в Гурзуфе - Александр Васильевич Поздняков читал сводку Совинформбюро. После политчаса люди строились и расходились по делам: в верхнем парке дворца учились приемам штыкового боя, кололи чучела, метали гранаты, забрасывали деревянными болванками макет немецкого танка. Под густолиственными платанами белели косынки санитарок из соседнего санатория, - будущие медсестры срочно заканчивали курс.
Помню, в конце сентября меня и Позднякова вызвали в Ялтинский райком партии.
Райком партии размещался в двухэтажном особняке на Виноградной улице. В приемной секретаря райкома партии людно... Сидят военные, гражданские с усталыми глазами, подтянутые, на вид щеголеватые моряки. Всех их привели сюда неотложные дела. Начальники полевых госпиталей, главные врачи здравниц, директора совхозов, капитаны морских транспортов шли в эти дни с большими и малыми делами в райком, чтобы среди других, ждущих срочного решения вопросов, в первую очередь решить свой, как им казалось, самый главный вопрос.
В большом светлом зале нас ждали члены бюро, представитель областного комитета партии.
Секретарь райкома Борис Иванович Герасимов открыл внеочередное заседание. Герасимов - кадровый путиловец - пользовался у ялтинских коммунистов большим уважением. Все мы с тревогой ждали: что-то скажет нам Борис Иванович.
- Товарищи, фашистские войска подошли к Перекопу, - тихо начал Герасимов. - На севере Крыма идут тяжелые бои. Наши войска хорошо дерутся, но положение сложное. У врага много танков, авиации, за его плечами двухлетний опыт современной войны. Военная обстановка требует создания базы для партизанского движения и формирования боевых групп будущих отрядов. Истребительные батальоны, - Герасимов повернулся к нам, становятся ядром организации партизанской борьбы на Крымском полуострове.
На совещании нам было предложено сформировать из состава истребительного батальона третью партизанскую группу Ялтинского отряда.
Мы с Поздняковым вышли на набережную. За парапетом пенилось и клокотало море. У мола двухтрубный корабль, гремя цепями, пришвартовался к гладкому, как каток, причалу.
Мы заметили следы боевой схватки корабля в море. Нам бросились в глаза разрушенные надпалубные сооружения, пробитые осколками шлюпки, срезанный, как ножом, угол капитанского мостика...
Сутулясь от холода, мы прижались к сухой стене мола и не спускали глаз с судна. Оно было уже заякорено, но палуба еще пустовала, а едва слышимая команда неслась издалека, будто с самого мутного неба. Вскоре по трапам застучали кованые сапоги. Солдаты в касках и с автоматами бегом сошли на берег. Они оцепили прилегающий к пароходу участок...
- Выстраивают пленных, - шепнул мне комиссар.
Первая колонна пленных прошла мимо нас, за ней вторая, третья... Немцы, румыны, снова немцы. Мы жадно всматривались в пленных, нам хотелось проникнуть в их думы, понять их чувства, понять, что за люди очертя голову бросились на нашу землю. Пленные были похожи друг на друга: бледнолицые, с опущенным взглядом и неуверенной после морской качки походкой. Что-то жалкое было в их облике, и было очень трудно представить, что именно они штурмовали Одессу и что вот такие же рвутся через Перекоп.
Обезоруженные солдаты все шли и шли. От их однообразного постылого вида становилось не по себе. Мы поспешили к машине.
Ехали с потушенными фарами, но Семенов, опытный горный шофер, вел машину быстро. Далеко в море мигали сигнальные огни сторожевых катеров, а над всем уснувшим побережьем гулял теплый ветер и стояла тревожная тишина.
Несмотря на поздний час, батальон не спал, люди забросали нас вопросами: