спиной почему-то смеялись. Пошел к спуску. Прошел десять, двадцать, пятьдесят шагов, навстречу автоматчики.
- Хальт!
Иду по-прежнему, не оглядываясь.
- Русс, хальт, хальт, стой!!
Пришлось остановиться.
- Аус вайз, паспорт... битте!
Отвечаю:
- Нет, господа, нет, я... в Форос, санаторий...
Один из них пристально смотрит на меня и ломаным русским языком говорит: "Паспорт!", а другой дергает за вещевой мешок.
- Стойте, стойте, есть паспорт... есть, в кармане!.. - говорю им. Опускаю руку в правый карман и долго вожусь.
Выхватил свой пистолет да в упор одного, другого. Тут пошла свалка. Немцы с моста ко мне, ну, а партизаны уже рядом...
...Партизаны, следя за командиром, страшно волновались. При первом же выстреле они пулей вылетели из сарая, очередями отогнали бегущих гитлеровцев и - к командиру.
Собрали трофеи: оружие, документы. Все делалось с исключительной быстротой и точностью.
Фашисты преследовали партизан, но подняться в горы, наверно, побоялись. Сотни пуль со всех сторон бесцельно летели вслед партизанам.
- Товарищ командир, а як же с мостом? - спрашивал дед. Он был в полном восторге.
- Так же, как с фашистами, - уничтожим.
- Я сам пойду к мосту, - храбрился Кравец.
Стрельба долго не смолкала. Напуганные и удивленные фашисты до поздней ночи шныряли по шоссе.
Партизаны выжидали, стуча зубами от холода.
Выяснилось, что второпях забыли тол.
- Разрешите? - спросил сапер Кучеров командира, желая исправить свое упущение.
- Иди, да пусть дед с тобой пойдет. Кравец, ты хотел к мосту, вот иди за толом, - усмехнулся командир.
- Есть! - сверх ожидания бодро ответил дед.
Самое трудное в опасных условиях - ждать. Холод пронизывал насквозь, одежда казалась ледяной коркой. Партизаны дрожали, ругали Кучерова и деда. Командир, твердо решил с мостом разделаться и без успеха в лес не возвращаться.
Немцы на шоссе притихли. Все реже нарушали тишину автоматные очереди.
Уже за полночь партизаны услыхали скрип снега.
- Кто?
- Я, - отозвался Кучеров.
- Где дед?
- Он там у дороги, на фашиста приглядывается.
- Малий, Кучеров, за мной! Остальным ждать, - приказал командир. Шли по холодной воде. Падали на скользких камнях. Через полчаса, наконец, нашли деда.
- Что на мосту?
- Часовые. Надо ричкой пидходить, шум воды в пользу буде, рекомендовал дед.
Командир взял с собой Малия и приказал:
- Кучеров, давай с дедом под мост, а мы, в случае чего, часовых уберем.
Трудно пересказать все далее случившееся. Да и сами партизаны участники операции вспоминают все, как сон. Знали точно одно - нужно мост взорвать!
Часовые постукивали коваными сапогами по мосту - грелись. Зинченко и Малий вползли чуть ли не на мост и, следя за каждым часовым, ждали сигнала "готово".
В шуме журчащей воды вдруг раздался резкий окрик немца:
- Хальт, хальт! - щелкнул затвор, но командир короткой очередью скосил часового.
- Скорее, скорее!!
Откуда-то взялись еще немцы, началась стрельба.
- Готово! - кричал дед. Он бежал от моста, сжав руками голову.
Раздался взрыв, партизаны бросились на землю.
Начали отходить, Кучерова не было.
- Дед, дед, где сапер? - спросил Зинченко.
Стуча зубами, Кравец едва вымолвил:
- Там...
Опять поползли к мосту и за одной каменной глыбой подобрали тяжело раненного Кучерова.
- Ванек, дружище, жив?
Через час партизаны поднимались в горы, неся на руках товарища. Фашисты на дороге все еще палили в белый свет. Рассветало.
Сменяя друг друга, партизаны несли умирающего сапера.
Высоко на снежном плато сержант Кучеров попрощался с товарищами.
- Карточку... достаньте... партбилет...
Из его кармана достали партийный билет, фотографию молоденькой женщины с беловолосым малышом на руках.
- Прощайте... - последним усилием выговорил Кучеров.
Партизаны хоронили его, забыв усталость, свои успехи, взорванный мост.
Мы часто не замечаем великое в сердцах окружающих нас людей. И только когда подвиг совершен, когда он дошел до твоего сознания, тогда начинаешь понимать, какой человек жил рядом с тобой, какие люди окружают тебя. Тогда начинаешь понимать, что нет трудностей, которых нельзя преодолеть. Ведь рядовой коммунист Кучеров не побоялся пойти на смерть. Его героический подвиг звал к борьбе.
Да разве только Кучеров! В тяжелейшие дни войны здесь, в Крыму, как и на всех фронтах Отечественной войны, первое, самое смелое, самое решительное слово принадлежало коммунистам.
Крымский областной комитет партии направил в партизанские отряды две тысячи коммунистов. Они пришли с заводов, фабрик, колхозов и совхозов и встали на самые трудные и ответственные участки борьбы с врагом. Из числа коммунистов вышли многие талантливые руководители партизанских отрядов тот же Михаил Македонский, организатор внезапных налетов партизан на вражеские гарнизоны, или Николай Кривошта, быстро поднявший на ноги Ялтинский отряд.
Коммунисты всегда подавали остальным партизанам пример стойкости, мужества и героизма, используя все силы и средства, какие были в нашем распоряжении, для одной цели - разгрома врага, а если враг все же оказывался сильнее, умирали, сражаясь до последней капли крови. Так погибли в бою, спасая свой отряд, коммунисты Тамарлы, Седых, Фадеева. Так, бросившись с последней гранатой на врага, погиб коммунист Пархоменко.
А вот сейчас, выполняя важное для Севастополя задание, на глазах у товарищей отдал свою жизнь коммунист Кучеров. Он был очень скромным, тихим человеком, - многие из нас даже плохо помнили его лицо. Но его такая же тихая и скромная, но героическая смерть сильно подействовала на партизан.
Шло время, шли бои, а подвиг Кучерова продолжал жить с нами...
Взрыв моста был первым ударом по коммуникациям врага, на двое суток задержавшим его продвижение. Партизаны четвертого района уничтожали тылы фашистской дивизии. Особенно активно действовали отряды третьего района: Алуштинский, Евпаторийский. На Кастельском перевале они семь раз нападали на части этой дивизии. Позднее мы узнали, что на участке Зуя - Феодосия на вражеские подразделения напали партизаны первого и второго районов: отряды Генова, Чуба, комиссара Лугового, отряды Федоренко, Куракова, военная группа Лобова, Попова, Городовикова.
В общей сложности за восемь суток продвижения дивизия двадцать четыре раза подвергалась нападениям партизан, и переброска ее задержалась на пять с лишним суток.
Операцией пограничников пятый район открыл новый боевой счет. Но, конечно, этого было бы недостаточно, если бы другие партизаны - жители Балаклавы, Севастополя - своими делами не помогли укреплению партизанского "баланса".
Балаклавцы во главе со своим командиром Терлецким удачно разбили румынский обоз и, что было особенно ценно, провели эту операцию в каких-нибудь четырех километрах от переднего края у штаба румынской бригады.
- В общем дела понемногу пошли, теперь бы продукты изъять у врага, сказал мне Домнин и, поглубже нахлобучив шлем, добавил: - Я поведу людей на мельницу в Колендо*.
_______________
* Теперь с. Подгорное.
- Виктор, опасно, - усомнился я. - Оттуда до переднего края рукой подать...
- Опасно, - улыбнулся комиссар. - Меня тревожит, есть ли там мука... Одним словом, через час выходим, - решительно сказал комиссар и пошел готовить партизан в поход.
...Колендо, наполовину разрушенная снарядами, которые часто залетали сюда из Севастополя, была едва заметна в известняках, громоздившихся над шумной рекой.
Фронт дышал рядом. Вспыхнуло зарево у Итальянского кладбища. Партизаны наблюдали за ночной жизнью самого южного фланга огромного, от Белого до Черного морей, советско-германского фронта. Слева, на Генуэзской крепости мигал огонек - это была конечная точка фронта, дальше - море, а за ним уже турецкие берега.
Тропа была труднопроходима, время и дожди крепко поработали, чтобы стереть ее. Задыхаясь от усталости, партизаны по шатающимся настилам переходили через пропасти.
Мельница размещалась в треугольнике, образуемом речкой, обрывистой известковой скалой и обожженным лесом. В черном небе лениво мерцали зимние звезды. За смутно белеющей лентой реки была мельница, там шумела вода.
Партизаны спустились в долину. От затаившейся ночи многих знобило тревожным внутренним холодком. Партизаны окружили мельницу. Ни крика, ни шороха, только легкий стон пронесся в темноте. Стон шел со сторожевой заставы румын, которая была в окопчике на ближнем от реки бугре, шел предсмертным дыханием. Там действовала группа нападения на охрану.
Домнин повел партизан в сарай, туда, где должна быть мука... Но ее там не было, в каком-то куточке нашли пудов восемь отрубей и немного пшеницы. Партизаны опоздали: днем пять машин вывезли почти всю муку, как будто румыны были предупреждены о готовящемся на них нападении.
Неожиданная сильная стрельба встревожила людей. Домнин собрал партизан, прислушался и тихим голосом приказал:
- Отходить.
Не успели звезды заметно переменить свои места, как длинная цепь партизан, соблюдая полнейшую тишину, подходила к началу тропы, чтобы подняться по ней и растаять в горной ночи. Тишина и тревога подгоняли людей... Не имели успеха и ак-мечетцы. Комиссар Кочевой не выполнил приказа Домнина и не сумел напасть на обозы. Калашников усиленно гонял людей в разведку. Крепко доставалось и деду Кравцу и Малию, которые забыли, что такое сон, и отдых: все время в разведке.
Однажды, в погожий, солнечный день, когда все собрались на лагерной поляне, Калашников пришел к нам в штаб.
Домнин в гимнастерке с засученными рукавами чистил автомат и, заметив идущего, сказал:
- Калашников как будто с повинной идет.
- Здравствуйте, - подойдя, нерешительно сказал Калашников.