Пока он шел к дверям, я через стекло увидела, что он проверяет телефон, экран которого снова зажегся. Я увидела, что он в третий раз за десять минут переводит звонок на голосовую почту, и я снова разозлилась. Ревность была такой уродливой. Она заставляла меня чувствовать себя безобразной.
Когда Бен распахнул дверь, до меня долетел поток теплого воздуха. Когда дверь закрылась, я снова оказалась во власти леденящего холода.
— Элси… — начал Бен. Я не могла понять его тон. Я не знала, будет ли он каяться, оправдываться или злиться, поэтому прервала его.
— Послушай, — сказала я, плотнее заворачиваясь в пальто и повышая голос, чтобы он услышал меня сквозь шум колес автомобилей, проезжавших по неглубоким лужам. — Возможно, я веду себя в данную минуту не слишком хорошо, но ты был чертовски не прав, говоря мне такое!
— Ты не можешь просто так взять и уйти от меня из этого проклятого ресторана! — выкрикнул он. До этого я не слышала, чтобы он так кричал.
— Я могу делать все, что мне…
— Нет! Ты не можешь. Ты не можешь наказывать меня за то, что произошло до встречи с тобой, и ты не можешь наказывать меня за то, что Эмбер…
— Не произноси ее имя!
— Это не имеет значения! — сказал он мне. — Если бы ты знала, что я думаю о тебе и что я думаю о ней, это не имело бы значения. — Он поперхнулся собственными словами. Потому что капли дождя попали ему в рот.
— Что это вообще значит? Ты не думаешь, что если бы ситуация была противоположной…
— Я бы тоже ревновал, да. Представить, что другой парень дотрагивается до тебя или ты… дотрагиваешься до него. Да. Я бы ревновал.
— Видишь?
— Но я бы не бросил тебя посреди ресторана, чтобы ты выглядела как идиотка. Я бы не стал так тебя волновать.
— Да брось! Ты не волновался.
— Нет, Элси, нет, я волновался.
— Ну и что, по-твоему, могло произойти?
— Не знаю! — Он снова повысил голос. Мне было очень холодно. Дождь шумел так громко. — Я подумал, может быть, все…
— Кончено?
— Не знаю!
— Ничего не закончено, — сказала я. — Да, я расстроилась, но это не значит, что я не хочу… — Мне вдруг захотелось обнять его и убедиться в том, что он знает, что я никуда не уйду. Его уязвимость была такой нежной и трогательной, что я почти не могла выносить ее. Я протянула руку и улыбнулась ему. — И потом, мы не можем расстаться еще несколько недель.
Бен не улыбнулся.
— Это не смешно, — бросил он. Он ссутулился, будто защищаясь от дождя. — Я не хочу тебя потерять.
Я посмотрела ему прямо в глаза и сказала ему то, о чем он, по моему разумению, уже не мог не знать:
— Бен Росс, я от тебя не ухожу.
Прежде чем я успела произнести последний слог, он бросился ко мне, прижался всем телом к моему телу, губами к моим губам. Это было как-то дико. Наши зубы стукнулись, губа Бена поранилась. Но в это мгновение я поняла, что Бен любит меня, откровенно и по-настоящему, когда не всегда сияет радуга и порхают бабочки, когда порой возникает страх. В этом поцелуе я чувствовала его страх и чувствовала в облегчении, накрывшем его, безрассудство. Это опьяняло и помогало мне чувствовать себя не такой одинокой. То, что мы чувствовали друг к другу, тоже заставляло совершать глупости.
Бен наконец оторвался от меня, и я пожалела об этом. Я почти забыла о том, что мы на людях, под дождем.
— Прости меня, — попросил он, прикладывая большой палец к своей кровоточащей губе.
— Нет, это ты прости меня. — Я вытащила бумажный платок из кармана пальто и сама промокнула ему губу. Его пальцы сомкнулись на моем запястье и убрали мою руку от его губ. Бен снова поцеловал меня. Нежно.
— Ты очень сексуальная, — сказал он мне, выуживая телефон из кармана куртки. Он нажал несколько цифр и наконец произнес: «Привет, вы позвонили на голосовую почту Бена Росса. Пожалуйста, оставьте сообщение, и я вам перезвоню. Если вы хотите спросить, что я буду делать позднее сегодня вечером, то я занят. Не трудитесь спрашивать, потому что я занят. С этого момента я буду занят всегда». — Он нажал кнопку отбоя и посмотрел на меня.
— Ты не обязан был это делать, — заметила я. Бен улыбнулся.
— Нет, — не согласился он, доставая из кармана парковочный талон. — Я действительно надеюсь, что она перестанет звонить. Между нами ничего не будет. Я сильно влюблен в другую.
Я рассмеялась, а он протянул билет парковщику.
— Кстати, другая — это ты, — четко произнес он и прикрыл своей курткой мою голову, чтобы защитить от дождя.
— Я догадалась.
— Ты все еще голодна? — спросил Бен. — Потому что я голоден, а мы точно не можем вернуться в этот ресторан.
«Привет, вы позвонили на голосовую почту Бена Росса. Пожалуйста, оставьте сообщение, и я вам перезвоню. Если вы хотите спросить, что я буду делать позднее сегодня вечером, то я занят. Не трудитесь спрашивать, потому что я занят. С этого момента я буду занят всегда».
«Привет, вы позвонили на голосовую почту Бена Росса. Пожалуйста, оставьте сообщение, и я вам перезвоню. Если вы хотите спросить, что я буду делать позднее сегодня вечером, то я занят. Не трудитесь спрашивать, потому что я занят. С этого момента я буду занят всегда».
«Привет, вы позвонили на голосовую почту Бена Росса. Пожалуйста, оставьте сообщение, и я вам перезвоню. Если вы хотите спросить, что я буду делать позднее сегодня вечером, то я занят. Не трудитесь спрашивать, потому что я занят. С этого момента я буду занят всегда».
Я слушала его голос снова и снова, пока не выучила наизусть все изменения интонации и паузы, пока я не начала слышать сообщение даже тогда, когда оно не звучало. И потом я набрала снова.
На этот раз я не услышала сообщение. Трубку сняла Сьюзен.
— Элси! Иисусе! Прекрати это, ладно? Оставь меня в покое. Я не могу этого больше выносить! Его похоронят! Как ты и хотела. А теперь прекрати.
— А… — выдавила я, слишком ошарашенная, чтобы ответить.
— До свидания, Элси!
Свекровь повесила трубку.
Я сидела оцепеневшая и просто смотрела прямо перед собой, не фокусируя взгляд, но уставившись на пятнышко на потолке. Она могла бы отключить звонок, подумала я. Она могла бы отключить телефон. Но она не сделала этого. Вместо этого ей захотелось наорать на меня.
Я снова набрала номер Бена, и Сьюзен ответила.
— Проклятье! — рявкнула она.
— Если вы хотите сидеть и делать вид, что вы знали все о своем сыне, то пожалуйста. Живите ложью, если хотите. Но не пытайтесь утащить меня следом за собой. Я его жена. Он боялся сказать вам обо мне в течение шести месяцев. Шесть месяцев он приезжал в ваш дом с намерением рассказать вам, что влюбился, и шесть месяцев он этого не делал, потому что думал, что вы слишком расстроитесь и не справитесь с этим известием. Поэтому — да, он скрыл эту новость от вас. И я позволила ему это, потому что любила его. Вы хотите злиться на него. Пожалуйста. Вы хотите отрицать то, что случилось. Пожалуйста. Мне действительно уже все равно, Сьюзен. Но я потеряла мужа. И я буду звонить на его долбаный телефон снова, и снова, и снова, если я этого захочу, потому что я тоскую по его голосу. Поэтому выключите телефон, если вам это нужно, но это ваша единственная возможность.
Сьюзен с минуту молчала, и мне захотелось повесить трубку, но мне также хотелось услышать, что она скажет в свое оправдание.
— Смешно слышать, что ты считаешь шесть месяцев долгим периодом времени, — заявила моя свекровь и повесила трубку.
Ярость вынесла меня из спальни. Ярость надела на меня туфли. Когда Ана спросила, что я делаю, моя ярость ответила ей, что я скоро вернусь. Ярость вытолкнула меня из квартиры в июньскую жару и оставила меня там.
Я стояла на улице, не зная толком, что я чувствую или что мне следует делать. Я долго стояла там, потом развернулась и вошла в дом. От этой проблемы нельзя было уйти. От такого не остынешь.
— Я должна выбрать наряд на завтра, — сказала я, вернувшись в квартиру.
— Нет, не должна, — ответила Ана. — Я достала то, что ты наденешь. Тебе не следует думать об этом.
— И что я надену? — Я посмотрела на нее благодарно и сконфуженно.
— Я попыталась найти идеальное сочетание сексуальной привлекательности и приличий, поэтому ты наденешь то длинное черное платье-рубашку без рукавов, которое я нашла, и черные лодочки. И я купила тебе вот это. — Ана вытащила что-то из-под дивана. Мне вдруг пришло в голову, что диван служил ей кроватью вот уже несколько дней, когда на нем не спала я, предпочитая не ложиться в свою постель.
Она протянула мне коробку. Я поставила ее перед собой и сняла крышку. Внутри коробки оказалась маленькая черная шляпка с тонкой короткой черной вуалью. Это был ужасный подарок, за который невозможно сказать «спасибо» или сказать, что всегда о нем мечтала. Но каким-то образом этот крохотный подарок заполнил маленькую часть огромной дыры в моем сердце.
Я медленно протянула руку, осторожно вытащила шляпку из коробки. Она была уложена в мягкую бумагу. Я переставила коробку с колен на пол и надела шляпку. Я посмотрела на Ану, чтобы она помогла мне надеть ее прямо, все сделать правильно. Потом я вошла в ванную и посмотрела на себя в зеркало.
В первый раз после смерти Бена я выглядела как вдова. В первый раз после того, как я его потеряла, я почувствовала, что узнаю женщину в зеркале. Это была я, убитая горем и потерявшая часть себя. Овдовевшая. Увидеть себя такой стало огромным облегчением. Я чувствовала себя настолько неуверенно в своем вдовстве, что, увидев себя в этом облике, я успокоилась. Мне захотелось побежать к Сьюзен и сказать: «Посмотрите на меня. Разве я не выгляжу как женщина, потерявшая мужа?» Если я буду выглядеть в соответствии с ролью, все мне поверят.
Ана встала за моей спиной. Плечи ее ссутулились, она сложила ладони вместе, переплела пальцы. Моя подруга была явно не уверена, что она не совершила огромную ошибку, подарив мне такой подарок, который каждая надеется не получить никогда. Я повернулась к ней и сняла шляпку. Она помогла мне.