Белый зверь впереди несся легко, перемахивая через провалы над узкими переулками так, словно их и вовсе не было. Если бы Карине-волчице хватало времени на раздумья, она бы удивилась легкости, с которой сама следовала за белым собратом.
Вперед, вперед, мимо старых каминных труб и новеньких антенн, туда, где в прорехе туч призывно зияла Луна.
Но крыши закончились совершенно неожиданно. Траекторию их бега пересекала улица, а еще река и что-то вроде площади. Но как они смогут?..
У края последней крыши белый волк развернулся, не сбавляя скорости, задние лапы в развороте чиркнули по самому краю карниза, взметнулись в воздух. Но Митька, конечно же, удержался на черепичной поверхности. Издали (а впрочем, всего несколько шагов: она совсем не отстала) поймал Каринин взгляд. Вдруг совсем по-собачьи припал на передние лапы, вскидывая зад, и разве что хвостом не завилял.
«Играешь?» – спрашивали его серо-голубые глаза.
Что, прямо туда? Ничего себе прыжок получится! Или не получится, а вместо него – клякса на асфальте, шапочка мясом наружу… Или все же?..
«Да черт с тобой, играю!» – глазами ответила девочка-волк.
И тогда под лапами оборотня вспыхнула золотом лунная тропа, стрелой метнулась над улицей, словно пронзила пространство города насквозь. Не раздумывая, Карина вступила на тропу. Шаг, еще, вот-вот пространство совершит кувырок, и небо с землей поменяются местами…
Но прежде чем Второй город луны сменился Межмирьем, Карина сделала над собой усилие и соскочила с тропы. Под ногами вновь оказалась черепица, немного другая – гладкая и вроде как более новая. По тропе она в несколько шагов перемахнула через улицу, и реку, и площадь – сделала то, что сама же считала невозможным всего несколько секунд назад.
Митька сбежал с тропы, едва не сметя Карину с крыши. Интересно, как она умудрилась его обогнать, если бежала на несколько шагов позади?
Друг по своему обыкновению превратился в человека, не прекращая движения. По инерции рухнул, едва не сверзившись с крутого ската. Перекатился на спину и уставился в небо. Да еще и похлопал по черепице, присоединяйся, мол.
Карина, конечно, не заставила себя упрашивать.
Улеглась рядом, мысленно благодаря все на свете за успешное превращение в человека, да не простого, а одетого.
На лицо Карине мягко спланировала снежная бабочка. Вторая растаяла от дыхания в миллиметре от губ. А потом снег прекратился, но тучи так и не расползлись.
– Круто придумал с тропой, – сказала она. Пар от выдоха здорово смахивал на словесный знак, тающий в воздухе. – Что делать будем?
– Кроме того, что в небо смотреть? – По звучанию Митькиного голоса было ясно, что он улыбается. – Ну, мне обидно стало, что ты в первый раз вырвалась за границу и даже не посмотришь местные достопримечательности. Экскурсию решил тебе устроить. Ты же мечтала путешествовать. Вот, наслаждайся.
Конечно, мечтала. Тем сильнее, чем меньше были ее шансы увидеть мир своими глазами.
– Я, Мить, все время думала, как это бывает, что в книгах и кино всякие приключения случаются с теми, кто их не хочет? И вот такой супермен поневоле попадает в Париж, Рим, в другой мир, на другую планету… Казалось бы, разуй глаза, найди фотоаппарат, лови момент! А они выполняют свою миссию, как контрольную пишут. Да еще и ноют между делом, что они – ах, такие простые парни и совсем-совсем в герои не рвались. И я думала: «Эх, вот я бы! Я бы каждую секундочку прочувствовала. Приключения должны быть по кайфу да. Еще бы люди вокруг не погибали, совсем бы красота была».
Митька приподнялся на локте, посмотрел ей в глаза. Эх, дежа-вю, однажды виденное, как говорят французы. Только Карина четко помнит момент, когда они точно так же лежали, глядя в небо, – день, когда обычная жизнь закончилась и началась сумасшедшая.
– Прочувствовать, значит? – ехидно спросил он. – По кайфу, ага. Так что там у тебя с этим уродом Шепотом? Все серьезно или так, ради дополнительного адреналина?
– Не знаю, Мить…
– Да ладно тебе, вон на балу ты с ним с таким аппетитом целовалась, почти завидно!
– А потом помнишь, что произошло? Самое плохое, что я понять ничего не могу. Я ему точно эээ… небезразлична? Так это называется, да?
Митька слушал, не перебивая, только взглядом подбадривая, мол, продолжай, не стесняйся.
– Обидно, черт. Впервые в жизни, можно сказать, мне парень понравился. Но он ведь такой… вечно как натворит что-нибудь, не знаешь, стоять или падать. То Клариссе меня сдал, то Эррен «пересдал», то с моим папашей заодно, то против него, а вроде как за меня. Это, может, у взрослых такие отношения на грани подставы бывают. А я как-то не понимаю ничего.
– Да я просто думаю: если я его пришибу случайно, ты очень расстроишься или так, чуть-чуть?
– Очень расстроюсь, – честно призналась Карина, слегка обалдев от этого разговора. – Только это ничего не меняет. Мы с ним как те поезда из анекдота. Которые вышли навстречу друг другу по одному пути, разогнались, тормоза потеряли. И не столкнулись. Потому что не судьба. Вот и тут тоже. Он постоянно упирает на то, что у него цели свои, высокие, и я туда не вписываюсь. Я просто в конце концов в это поверила. Вот, можешь смеяться над идиоткой. Закрутила, понимаешь ли, роман. Не успела «бе» сказать, а уже облом.
– А башку ему ты так красиво располосовала? Я, кстати, почти без стеба… в самом деле здорово вышло, в кино снимать можно.
– Ну я, конечно, кто же еще… Мить, ты чему улыбаешься-то?
Митька поднялся, прошлепал к краю крыши, лихо балансируя на скате. Судя по тому, как старательно отворачивался, – явно лыбился во все свои сколько-там-положено зубов.
– Вообще-то я тебя сюда притащил, потому что я точно знаю, о чем стихотворение из блокнота. О ком, вернее. И он – вон там.
Митька махнул рукой в сторону, куда они, собственно, и направляли свой бег в волчьих телах.
Карина так и села.
– И ты молчал?! – Как же хорошо сменить тему, да еще на такую актуальненькую-животрепещущую.
– Хотел сначала с тобой обсудить, а потом уже с… со всеми. – Он так выделил это «со всеми», что стало совершенно ясно: под «всеми» подразумевался Диймар Шепот. – Жалко, талисман про… забыл в Трилунье. Вот и пришлось тебя утаскивать, чтобы с глазу на глаз поговорить.
Митька тоже уселся на крышу, повозился, чтобы не скатываться вниз.
– Ну не тяни, рассказывай!
– В общем, князь, который из стихотворения, это Гедеминас.
– Ой, ты рассказывал когда-то, – вспомнила Карина, – основатель Вильнюса или что-то в этом роде.
Митька усмехнулся, вернулся к Карине с уселся рядом.
– И основатель, и «что-то в этом роде». По легенде, ну… официальной, всем известной, князь Гедеминас уснул на холме и во сне услышал волчий вой. Он понял, что это знак… не ритуал или заклятие, а знак свыше. И построил на холме крепость.
– Угу, логика сотый левел! Там, где волки воют, надо крепость ставить. Назло надменному соседу, не иначе. Молодец, князь. Был бы нормальным человеком – свалил бы и строился там, где хищники не шастают.
– Точно! – Митька от души впечатал кулак в черепицу. Одна из них треснула. Мальчишка отдернул руку и посмотрел на нее с удивлением, – никак не привыкну…
И она тоже. Она тоже никак не могла привыкнуть к тому, что друг детства из мальчишки прямо на глазах превращается в мужчину. Да еще высокого и очень сильного.
– Так что там с князем? – дернув плечом, словно отгоняя невеселые мысли, спросила Карина.
– Что с князем? Он не мог поступать, как нормальные люди. Во-первых, князь. Во-вторых, то ли тринадцатый, то ли четырнадцатый век, люди тогда по-другому мыслили и с логикой иначе дружили. Но это объяснение для… как там твой в башку раненный сказал? Для плоскарей. Для знаккеров-четырехмерников есть еще одно. Гедеминас сам был знаккером, тогда их называли «велмиры». А чтобы мало не казалось, имел какое-то отношение к волкам. То ли из семьи оборотней происходил, то ли… гхм, любил девушку-волчицу В общем, был в теме.
– Не понимаю, как это со стихотворением связано. Про два витка миров понимаю, но про князя, по-моему, за уши притянуто. Где мы его искать будем? Да еще через столько лет. Он, если был достаточно могущественным знаккером, и если еще жив, и если еще в здравом уме, то, может быть, нам чем-то и поможет. Хотя, дай подумать… Вариантов-то у нас, прямо скажем, кот наплакал. О’кей, ищем князя или его могилу, ха-ха…
Митька торжествующе вскинул руку, словно протыкая небо кулаком.
– Не надо искать! – Он вскочил и хотел было помочь Карине встать. Почему-то она растерялась. Придумал тоже, джентльменствовать.
Она и сама в состоянии на ноги подняться. Холодный воздух зазмеился под свитером вдоль позвоночника. От Митьки не укрылись ни ее замешательство, ни зябкое поеживание. Он ничего не сказал. Просто снял с себя куртку и с совершенно будничным видом набросил ее на девочку.
– Вон туда смотри!
Прямо перед ними, там, где заканчивалась улица, высился холм.
Сейчас его покрывал белый снег, но Карина клык бы поставила, что под снегом была черная земляная жижа. На холме виднелось невысокое здание – хорошо отреставрированные остатки крепости. И башня. Особняком стоящая, лаконичная, как точка в конце предложения.
– Башня Гедеминаса, – узнала Карина, – и холм, на котором он, по легенде, спал. Мить, извини, я торможу. Я рада, конечно, что главную достопримечательность увидела, но неужели она нам поможет?
Митька хлопнул себя по лбу:
– Это я торможу, извини. Я-то местный и легенды знаю чуть подробнее. Говорят, что князь, когда-то спавший на холме, теперь спит под холмом.
Второй город луны.
Мама хотела спрятать карту где-то тут.
«Я приду к тебе повидаться, князь».
Князь, спящий под холмом.
Карина поняла, что ее трясет мелкой дрожью, но холод тут явно ни при чем.
А Митька тем временем продолжал:
– Теперь смотри! «Где Луны алтарь…» Нам повезло, тучи расходятся. Вон там, над башней!