– Чтобы что-то произошло, надо точно знать, какой процесс ты разворачиваешь и каким знаком он обозначается, – продолжил Рудо. – Нам какой процесс надо развернуть?
– Намокания, – брякнула Карина и тут же сообразила: – Ой, нет. Уже все высохло, значит, процесс высыхания, что ли? Но тогда все опять намокнет.
– Надо запустить два процесса поочередно, – тихо сказал Арно.
– Точно! – воодушевился Рудо. – Сначала сек-инверсара!
И на глазах «аудитории» и рюкзаки, и телефон вдруг начали пропитываться водой. Да не просто так, а словно наливаться ею изнутри, из середины наружу. Вода полилась на пол.
– Можно в принципе остановить все процессы, – продолжил белый волк, – но высыхание-намокание достаточно просты, я переведу один в другой…
– Погоди-погоди, – перебила его Карина, – я проверю кое-что… трамп-инверсара!
Ничего. Ни слов-облачков, ни результата.
– Чего ты хотела проверить? – удивился Рудо. Вода с резной табуретки уже лилась веселым ручейком и подбиралась к его кровати.
– Да так, – ответила девочка, – очень уж эти ваши словесные знаки на французский язык похожи. Sec – сухой, а инверсара – inverser, то есть запускать в обратную сторону. Ну, я логически дожала, что тогда эээ… антипромокание должно начинаться с trempe, то есть мокрый.
– О, точно, что-то в этом есть. Но знаки взяты из разных языков, и никакой логики в выборе. Название процесса «намокание» вообще вытащили из древнего всеобщего. Кмад-инверсара!
Карина как зачарованная наблюдала за водой, утекающей в обратном направлении – из-под кровати к табуретке, затем вверх, как на Аллее дождя. Потом вода непостижимым образом «впиталась» в вещи и пропала без следа.
Митька взял свой рюкзак и вытащил мобильник.
– Работает, – удивленно сказал он, – ну, в смысле, сети нет, конечно. Но включился. Можно музыку послушать. И селфи на память запилить.
– Это да, это обязательно! – обрадовался Арно.
Митька сосредоточенно хмурился.
– Слушай, Рудо, – сказал он наконец, – а что, лекарь не владеет этим самым инверсара?
– Владеет, конечно, – отозвался тот. – Просто на себе инверсара можно запустить очень быстро, на пациенте – медленнее. И личная сила лекаря важна. Но ваш лекарь – крутой знаккер. Не каждый сможет за два дня вылечить раны от знака хлыста, ну или от словесного тефуэтра. Ну что, пока вас в самом деле к учебе не припахали, может, пойдем купаться-загорать? Хотя я-то пока только загорать…
– А я, видимо, только купаться, – фыркнула Карина, соображая, следует ли рассказать Рудо о планах посещения Земли. – Потому что обгорю, как черт последний. Понятное дело, что меня всякими суперзнаками вылечат, но все равно неприятно.
Рудо снова удивленно вскинул брови.
– С чего это ты обгоришь?
Карина сунула ему руки прямо под нос. Бледная кожа, сплошь усыпанная веснушками.
– Как, по-твоему, рыжие люди загорают? Или у волков все не так?
– Рыжие-то понятно, как – обгорели и облезли. Но ты не рыжая, ты красная. Ты когда-нибудь получала солнечные ожоги?
– Э-эээ… нет, но я… – Как-то не хотелось подробно рассказывать, что примерно половину лета она всегда проводила взаперти. Если же солнечные дни случались в другой половине лета, то загорать Карине уж точно не доводилось.
Рудо внимательно поглядел на девочку, кивнул каким-то своим мыслям. И не стал выспрашивать, что должно было следовать за «но я…».
– На тетку, опять же, посмотри. Символьер Эррен, в точности как ты, в веснушках, просто она загорелая, вот их и не видно.
– Серьезно? Не, ну когда ты все рассмотреть-то успел?
Рудо вдруг покраснел.
– Не все, лицо только. Ну и руки…
Митька и Арно заржали.
– Спалился, ухажер-ухожор, – припечатал наследник благородного семейства Закараусов. – Ладно, фиг с ним, давайте выкупаемся. А потом извини, Рудо. Будем дела делать.
Дворец Ангелии Закараускас располагался на южной окраине Второго города луны, и две галереи сходились под острым углом прямо над открытым морем. Треугольная площадка их «стыка» не была огорожена, да вдобавок с одной из сторон этого треугольника ступени вели прямо в темно-бирюзовую воду. Но ребята и Карина ступеньки проигнорировали – прыгали в другую сторону, прямо в волны, которые были совсем не такими теплыми, как казалось. Купальника у Карины не было, поэтому она купалась прямо в платье, отцепив только Митькин невероятный пояс. А еще фотографировала и фотографировалась смартфоном до одури – в море, на ступенях, на галерее, с Митькой, с Арнохой, с Митькой и Арнохой… Мокрые волосы, тяжеленные, как пучки водорослей, почти тянули ее в глубину, и девочка дала себе сто тысяч обещаний отыскать хорошие шпильки, чтобы не пришлось стричься.
– О, ты переливаешься! – завопил Арно. – Ставлю на красный!
– Оранжевый! – заспорил Митька.
– Кирпичный, – со смехом присоединился Рудо.
– Фигу всем, персиковый. – Карина отбросила вьющуюся прядь за спину. – Вот с таким цветом у меня фоток нет, ну-ка…
Едва она щелкнула кнопкой камеры, делая селфи, как Арно подобрался к ступеням и коварно дернул ее за лодыжку. С писком, отчаянно размахивая руками, но не выпуская смартфон, девчонка кувырнулась в воду. Вынырнула, разумеется, отфыркиваясь и готовясь мстить.
– Арно, чокнулся, что ли? Опять телефону каюк!
– А ты вылезай и практикуй инверсара!
Не с первой попытки, но кмад-инверсара у Карины получилось весьма и весьма неплохо.
Рудо не купался из-за раненой руки. Он растянулся на прогретом солнцем каменном полу и смотрел в противоположную от моря сторону.
– Чего ты там высматриваешь? – спросила Карина, убедившись, что после обращенного вспять процесса намокания телефон по-прежнему исправен и фотографии сохранились.
Старший волк усмехнулся. В человеческих чертах проступило что-то волчье без всяких превращений.
– В этом городе живут мои родители. Но не во дворце – в простом квартале.
Да, вспомнила Карина, он отсюда родом. Это такой закон природы – белые волки рождаются во Вторых городах луны. Причем в Трилунье их белая масть хотя бы немного объясняется эволюцией – на таком солнце любым тварям иной масти сложнее выжить.
– Давно их не видел? – Этот вопрос, собственно, и вопросом-то не был. Она и сама знала, что давно.
– Десять лет, – ответил Рудо. – Они избавились от меня при первой возможности. Ну… простые люди, надо отнестись с пониманием. Папа законник в небольшой конторе, не знаккер никаким боком. Мама – учительница в школе для трехмерников. Сама она слабенький четырехмерник… И вдруг – бац! Родился сын – глубинная тварь. Они испугались. Не бери в голову, все это дела прошлые.
– Мои вроде не боялись, но тоже избавились при первой возможности, – махнула она рукой, – а папаша еще на мое бессмертие пасть разевает. Бессмертия-то не жалко. Помирать раньше времени неохота.
Рядом с Рудо плюхнулся Митька, разлохматил волосы, чтобы просохли.
– Пора закругляться, – сказал он. – Рудо, а ты знак, останавливающий процессы, знаешь?
– Мгм, как инверсара. Знаю, но применять могу от силы к десяти процессам. Научу, если хотите.
Карину осенило:
– Рудо, а можно омертвение как процесс за… заинверсарить? То есть вспять пустить?
– Нет, – грустно ответил тот, – омертвение, как, собственно, и смерть, процессы по природе своей необратимые. Жизнь была бы гораздо лучше, если бы было не так.
– Спорно, – заметил Митька и уставился в никуда, как с ним это бывало.
– А если остановить все до единого процессы в организме? – не отставала Карина. – Человек умрет?
– Если нормально все сделать, не через подхвостье, то никто не умрет…
– Я просто подумала, может, детеныши спрятаны на видном месте, просто процессы в них остановлены? И они для волчьей карты как бы мертвы.
Рудо поаплодировал, морщась от боли в раненой руке.
– Зачетная попытка, но – нет. Это не так. Кстати, я был в этом состоянии, когда процессы остановлены. Потом очень неприятно. Еще вопросы есть?
– Есть, – ответил Митька. – Если ты местный, то, может, есть идеи, где во Втором городе луны можно спрятать волчью карту?
Рудо задумался, забарабанил пальцами по полу. Превратил пальцы в волчьи, поскрипел когтями по мрамору.
– Разве что на «Мертвом острове». Ну, или в ячейке Банка Трилунья. Или в библиотеке Информаториума, или в любом дворце… Но скорее всего – на «Мертвом». Без меня не суйтесь туда, хорошо?
– Подумаем, – пообещал за всех Митька. – Лечи лапу свою.
Глава 26Необратимое
– Нам обязательно снова в воду? – Карина кисло глядела на канал, из которого их выудили накануне. Она совершенно не возражала против купания, но необходимость промокнуть как-то не воодушевляла. Рюкзаки и зимняя одежда, приведенная в порядок с помощью все тех же вариаций на тему инверсара, были надежно упрятаны по глубинам рук, пальцев и ушей. С ушами – это Арнохе то ли повезло, то ли его угораздило.
– Не обязательно, если на тропу успеем встать, – хмуро ответил Карине Митька. – Я в прошлый раз не сообразил, сначала из окна выпрыгнул, – он указал рукой наверх. Его комната на третьем этаже окнами выходила на этот самый канал, – а потом уже вот этот поворот внутри уловил.
– Давай попробуем из другого места? – на всякий случай вякнула Карина.
– Ну что ты как маленькая? – строго сказал друг. – Как будто не знаешь, что открыть тропу можно только ночью, лучше всего при полной луне. Днем только на заранее открытую можно выйти. Ну что, все готовы? Если гончие нападут, Арно, мы тебя с двух сторон…
– Нет, подожди, – сверкнул Арноха своим бликом-искрой в глазу, – не н-надо меня с двух сторон. Я лев все-таки, п-пусть и недоделанный. Да и вообще драться умею. Не боись, Закар, я не дам себя загрызть. И вас тоже.
Митька коротко кивнул.
– Тогда пошли.
И, обернувшись волком, прыгнул вперед.
Карина последовала его примеру. Лунная тропа золотом и огнем обожгла глаза – вспыхнула в полуметре над поверхностью воды. Она – совсем не по-волчьи – вскочила на нее без разбега. Позади засопел Арноха. Волчьей ипостаси здорово хотелось жрать, поэтому присутствие мальчишки могло оказаться кстати. Но, к счастью, человеческий разум все чаще брал верх. Едва небо совершило кульбит и оказалось под тропой и лапами, волчица перекинулась обратно в девочку. Белый волк же не стал возвращаться в человеческую шкуру, наоборот, вздумал поиграть, как огромный щенок, и повалять Карину по той же тропе за неимением сугробов.