Стояла зима. Открыточная, сказочная, новогодняя, невероятная зима. Снег лежал на остроконечных крышах, шапочками прикрывал рулевые колеса, служившие тут дверными ручками и замками заодно. Кто-то прицельными знаками сбивал сосульки с флюгеров. С балконов убрали воздушных змеев.
Но дома вкруговую опоясывали площадь, в центре которой пыльно-картонной громадой застыл омертвевший сад Пилигримовых яблонь. Снег словно опасался омертветь тоже и стороной облетал этот странный и страшный круг. Там навеки застыл последний день осени. И где-то там, в самом центре, лежал Дирке Эрремар.
Омертвение в центре города не оставили без присмотра. Его кольцом опоясывала гирлянда из еловых лап, украшенная самыми настоящими, а потому пугающе привычными новогодними шарами и золотыми снежинками. Самая странная в мире граница между живым и мертвым.
Которую Карина, недолго думая, пересекла.
– Куда? – окликнул ее Митька.
– Туда, – логично отозвалась она, – ты со мной или тут топчешься? Этот вопрос уж точно был риторическим. Митька вместо ответа оказался рядом. Следом, бледнея, но, как обычно, не сдаваясь, шагнул Арно. И согнулся пополам.
– Что это? – пробормотал он.
– Добро пожаловать в омертвение, – ответила Карина. – Меня в качестве первого опыта наизнанку вывернуло.
– Я… нормально, – выдавил тот.
– Идемте уже, – хмуро сказал Митька, – попрощаемся, что ли. Яблоневые аллеи закручивались в спирали, но ребята, игнорируя этот порядок, ломанулись напрямик. Им не хотелось задерживаться в «чудесном» месте, где физически ощущалось умирание каждой клеточки тела и души.
Дирке лежал там, где аллеи сходились в одну точку. Манекен из папье-маше. Пыльно-сизый, покрытый трещинками, готовый рассыпаться на куски. Как мама в том старом сне.
– Как папа, – выдавил вдруг Арно, – он что, тоже?.. И ничего не исправить?
– Пока живой, все можно исправить. – Откуда-то из глубоких глубин памяти выплыла эта фраза. Карина вздохнула. – Это вот с Дирке все. Необратимо, непоправимо.
– Нельзя его бросать, – хмуро заявил вдруг Митька. – Это неправильно.
– Еще скажи, что «не по-человечески». – Карине стало совсем неприятно.
– «По-человечески» его целый город людей оставил тут лежать. – Митькин голос посуровел. – Как на драконоидах летать и по омертвениям лазать, так все – дети без страха и упрека. А как погибшего взять и вынести, так сразу – разумные трусливые взрослые.
У Карины прямо мурашки по спине побежали. Умеет Митька сказать, как взрослый, но при этом – без тех самых страха и упрека.
– Может, сюда просто никто не заходил? – с сомнением сказала Карина.
– Н-нет, заходили. – Арно показал рукой на ноги Дирке. Три еловые веточки, украшенные шариками, лежали на омертвелой земле. Но хвоя зеленела, а стекло игрушек было красным, как кровь. Странно, что они сразу не заметили вопиюще живых предметов в центре омертвения.
– Мить, ты за голову, а мы с Арно – за ноги, – коротко сказала девочка.
– Что? – Митька то ли удивился, то ли сделал вид.
– Ну, после всего сказанного мы же его не оставим.
Карина держала твердую, совершенно негнущуюся ногу омертвевшего оборотня и шла, стараясь смотреть только вперед, не опуская глаз. Не хотелось даже случайно всмотреться в свою ношу.
– Груз двести, – грустно проговорил рядом Арно. – Хорошо, что мы оборотни, физически крепче, чем люди.
– Угу, на оборачиваниях натренировались, – согласилась Карина, чтобы хоть что-то сказать.
– Наверное, они были маленькие, – продолжил как-то невпопад Арноха, – или приходили по одному?
– Кто? Прости, что-то я за твоим полетом мысли не успеваю… – Она сдула с лица кудряшку, выбившуюся из прически. Прядь светло-золотым пятном оживила поле зрения.
– Дети, которые принесли ветки с шариками, – объяснил друг, – они просто не могли его утащить.
– Они-то, может, и не могли, – подал голос Митька, державший Дирке за плечи (конечно, не за голову, как сказала сначала Карина). – Но тут рядом целая Академия четырехмерников. Коридоры из хрустальных ваз и дохлых крыс они, значит, могут строить, а тело вынести и похоронить – кишка тонка. Взять того же Шепота, например.
Карине стало смешно. И обидно. Потому что было совершенно очевидно, что…
– Жди, как же. Диймар не станет делать того, что лично ему не надо, – зло сказала она. – Все, не будем о нем. И вообще, выходим на площадь, не споткнитесь об этот… новогодне-похоронный венок.
На секунду они затормозили на площади, глубоко дыша, выгоняя ощущение бумажных комков, забивших легкие и горло.
– Эй, что-то не так, – сказал вдруг Митька, стараясь перехватить Дирке поудобнее. – Что-то происходит. Только не понимаю…
Он не договорил. Ясно, почему – от входа в ратушу к ним бежала Эррен.
– Вы… вы, – начала она еще на бегу, – что вы творите?
– Надо его похоронить, – буркнула Карина, с трудом удержавшись от грубого «сама не видишь?».
– Мебиус великий! Дирке!!! – Символьер Радова опустилась на колени, заглянула в лицо мертвого оборотня, погладила его по картонной щеке.
Карине показалось, что тело словно потеряло плотность. Держать его стало сложно, словно оно было песчаным.
– Я не могу… – Арноха не договорил и выпустил ногу омертвевшего. А Карина и Митька даже не выпустили – Дирке пылью просочился сквозь их пальцы. Пыль зашипела, коснувшись замерзшей брусчатки, и испарилась, словно ее и не было.
Эррен закрыла лицо руками.
– Что ты сделала? – пораженно спросила Карина.
– Ничего, – выдавила тетка.
– Смотрите! – вставил Арноха.
Прямо через камешки мостовой вдруг полезли тонкие, как паучьи лапки, бледные ростки. Невзирая на холод и отсутствие почвы, они заняли ровно ту поверхность мостовой, которой коснулась пыль. Секунда-другая, и на концах стебельков раскрылись синие цветы, похожие на растрепанные спросонок звезды. И вот уже целый ковер, очертаниями смутно напоминающий тело человека, зацвел посреди заснеженной площади, на краю мертвого сада.
– Невероятно, – выдохнула символьер Радова. Она выпрямилась во весь свой невеликий рост и смахнула слезы: – Экзамен вот-вот начнется, а вы…
Глава 30Экзамен
К удивлению Карины, их развели по разным классам Академии. Ее работу проверяла высокая, беловолосая, знакомая ей по балу в ратуше Марина Ферт. (Ферт! Ферт!!! Наверняка потомок Амелии. Надо будет расспросить ее.) Сама по себе экзаменационная работа оказалась пустяковой – математика второй стадии соответствовала от силы шестому классу общеобразовательной школы. Разве что логические задания, при всей их легкости, требовали некоторого осмысления.
– Над магазином господина Зотова возник знак тишины. Господин Зотов спросил каждого из трех своих соседей, кто сотворил знак. «Это сделал Третий», – сказал Первый. А что сказали Второй и Третий, господин Зотов забыл. Кто сотворил знак, если он указал сам на себя и единственный сказал правду? Ну, это легко… Второй. Хотя, надо перепроверить…
Знаккер Ферт кивнула девочке с улыбкой, передала ее работу остальным членам комиссии, и всего через пару минут Карина получила высший балл.
На твареведении Карина защищала заранее высланный реферат по синим океанским лягушкам с непроизносимым латиноподобным названием. На удивление все прошло гладко, и девчонка вышла с испытания с минимальной потерей в один балл. Трилуноведческие дисциплины – история, география и экономика – лишили ее еще двух баллов, но на итоговую оценку это пока не могло существенно повлиять.
На артефакторике ей довелось столкнуться с Великим знаккером Шепотом. Он не был главой комиссии, но зачитал задание.
– Слепок, Великий знаккер Шепот? – удивился незнакомый Карине молодой преподаватель. – Но ведь это программа третьей стадии.
– Барышня достаточно взрослая, чтобы поработать самостоятельно, – возразил Шепот. – Браслеотекой, вон, пользуется, – он кивнул на Каринин браслет. – Вот и попробуем. Давайте, Карина Радова, сделайте слепок для браслеотеки. Сейчас мы найдем вам книгу.
– У меня есть, – насупилась Карина. Отбывая из Второго города луны, она затолкала в глубинный тайничок под большим пальцем не только талисман, но и блокнотик со стихами. На удачу. Подфартило так подфартило, ничего не скажешь.
– Разрешите полюбопытствовать?.. – Изящная, как у женщины, но жесткая и сильная рука Великого знаккера взяла из Карининых пальцев потрепанную книжечку.
Вот сейчас он прочитает стихотворения и определит их как мощные знаки. И тогда расспросов не оберешься. Как бы еще неприятностей не было у всех, включая Эррен.
Но знаккер с лицом эльфийского короля лишь пробежал глазами первую страницу.
– Какая милая… лирика. – Его губы, самые-самые уголочки, чуть дрогнули в усмешке. – Дар словесности иной раз идет рука об руку с поэтическим. Не оставляйте экзерсисов, барышня, продолжайте. – И вернул Карине ее сомнительную собственность.
«Неужели он трехмерник?» – подумала девчонка. Это объяснило бы, почему он не возглавляет комиссию по артефакторике, – практическая часть сопряжена с четырехмеркой. Карине полегчало, и с заданием она справилась.
По сути, создание слепка заключалось в последовательности знаков – копия-уменьшить-закрепить – и в привязке кода (который и требовалось выстукивать пальцами) к запущенному вспять процессу. Тому самому – копия-уменьшить-закрепить. Выполненные с учетом глубины блокнота и пространства вокруг действия как раз и давали новый брелок-книжечку для браслеотеки. К сожалению, с закреплением возникли сложности – блокнот можно было вызвать из браслеотеки всего на десять минут в сутки. Но комиссию это удовлетворило.
– Похвально, барышня, – знаккер Шепот улыбнулся. Это было, прямо скажем, неожиданно и сбивало с толку. – Вы раньше делали слепки?
– Нет, но… когда меня учили пользоваться браслеотекой, – Карина предпочла не упоминать, кто это делал, чтобы не порушить на корню едва зародившееся расположение старика Шепота, – мне подробно объяснили, как делаются слепки с книг. Случайно, по совпадению, как раз на примере блокнота. Только закреплять не стали, я его и так всегда с собой таскаю… ношу при себе то есть.