Рудо обмяк.
– Слезь с меня, – в лучших традициях дурной комедии прохрипел Диймар.
– Так не пойдет. – Митька внюхался в воздух. – Они нас догоняют. Мы быстрее, но они как будто по следам идут. Так что если не оторвемся, то конец нам. Рудо, бери Шепота, я – Резанова. Он показывает дорогу.
– Что, прям среди бела дня волками по городу? – вякнула было Карина.
– Уже вечер. Ну, примут нас за глюки или за новогоднюю бутафорию, – фыркнул Митька.
– Угу. – Сомнения были роскошью, и Карина быстренько обернулась. Длинная человеческая мысль о том, что при перекидываниях одежда перестала врастать в кожу, растаяла в волчьих внутренних командах. Коротких и лаконичных.
Белый волк с мальчишкой на загривке уже устремился вперед. Она последовала за ним. Второй белый волк бесшумно понесся рядом. А город – навстречу, картина его смазывалась, словно они бежали в десять раз быстрее, нежели на самом деле. Или словно Венеция была своего рода Межмирьем. Ненадолго Карина-волчица снова забыла, что они уходят от погони. Очень уж хорош был этот бег по Городу луны – еще чуть-чуть, и откроется тропа…
– Тормози! Тормози! Канал!!! – орал впереди мальчишка. Ах да. Арно.
«Чего орет? – раздраженно подумала волчица. – Его дело показывать путь. Орать – не его дело».
С разбегу один за другим гигантские волки прыгнули в прямом смысле в ледяную воду Гран-канала. Мальчишки-наездники завопили хором – удовольствие было из сомнительных. А народ, в больших количествах загружающийся на паром, разразился овациями. Наверняка приняли их за больших собак или пони в карнавальных нарядах. Бритва Оккама, как она есть. Можно и впрямь превращаться в волка в толпе народа – непривычный к чудесам трехмерный мозг придумает «очень логичное» объяснение чему угодно.
А ее мозг пытался найти объяснение, почему же так холодно. И ясность мысли сама по себе говорила: либо разум волка резко эволюционировал, либо она умудрилась обернуться обратно. Карина поймала взглядом свои руки. Между прочим, не совершающие гребки, дабы удержать хозяйку на плаву, а безвольно шлепающие по воде и посиневшие уже. Она вообще не нахлебалась воды только потому, что Рудо, схватив ее зубами за шиворот, высоко задирал голову и не давал девчонке нырнуть.
Плыть пришлось не поперек канала с берега на берег, а наискосок, да еще и выгребать против течения. По счастью, превращение Карины произошло на последних метрах. Промерзшие до несходящихся зубов и мокрые до костей, они повалились на брусчатку.
– От-тойдем от-тссс-сюда, – выдавил Арно, едва шевеля посиневшими губами. Кое-как они свернули в узенькую, как галстук, улочку Сестиере ди Сан-Марко.
Кажется, у тела просто не осталось сил даже на то, чтобы болеть. Рудо, обернувшийся человеком, прислонил Карину к первой попавшейся стене, как нечто неодушевленно-вертикальное, метлу например. Митька вернул себе человеческий облик в кувырке, бесцеремонно стряхнув Арно на камни, вымостившие улочку.
– Кмад инверсара! – Почти не клацая зубами, выкрикнул он в лицо девчонке.
Просушка сработала, даже теплее стало. Рудо, Арно и Диймар быстро последовали Митькиному примеру – в воздухе замелькали словесные и ритуальные знаки. Процесс намокания был запущен вспять, а потом и согреться удалось.
– Резан, ты вообще ум потерял? – обратился Митька к Арнохе. – Не мог нас на два квартала выше по каналу вывести, мы бы за полминуты перебрались, а так мало не четверть часа барахтались. Нам повезло, что эта банда в масках, похоже, не успела на паром. Так ведь следующий будет… вернее, уже есть и вот-вот причалит.
– Это же не я, а навигатор, – развел руками Арно. – Ему же не объяснишь, что нам паром не нужен, мы можем вплавь. То есть вы можете. То есть, тьфу, я тоже могу, но не в таком холоде…
– Хватит языком болтать, – подал голос хмурый Диймар, – говори, куда дальше.
Арно уставился в навигатор. Если смартфон то макать в воду, то сушить, он долго не проживет. Но знак, обращающий вспять, срабатывал так, словно купания не было вообще. Кстати, и для их растущих организмов тоже.
– Нам не надо к собору Сан-Марко, – сообщил Арно, – мы вообще в десяти минутах ходьбы от дома Антуана. Ну, ладно, в десяти – это если бегом, а пешком – минут пятнадцать.
Спустя шесть поворотов и два мостика они оказались возле четырехэтажного здания, больше похожего на жилой дом, чем на дворец. Да и выходил он не на Гранд-канал, а на крошечную, зато чертовски уютную и живописную даже под снежными проплешинами речушку.
– Пришли, – сообщил Арно. – Не влипнуть бы нам с этим писателем. Хотя, если честно, я особой опасности не чую. Просто странно как-то.
– Да мы как с поезда сошли, мне и самому странно, – согласился Рудо. – Ладно, нам бы передохнуть, а потом разберемся, где в самом крутом месте Европы в новогоднюю ночь искать волчью карту.
На зеленый балкон второго этажа вдруг кто-то выскочил. Кто-то невысокий. И замахал руками.
– Эй, вы пятеро! – звонко прокричал мальчишечий голос на почти чистейшем русском. – Это вас папа ждал? Заходите скорее, два часа до Нового года! Дверь открыта, поднимайтесь сразу на второй этаж. И берите правее, к деду лучше не соваться, он у нас злобный старикан. Такое ощущение, что все итальянцы по-русски говорят, подумалось Карине. Эхо мальчишкиной тирады разнеслось далеко по реке, но соседям, очевидно, было параллельно – из освещенных окон долетали музыка и смех. Карина решительно взялась за ручку тяжеленной деревянной двери.
– Тут темно, – пожаловалась она, – хоть глаз выколи. Ой, а это еще что?
Ощущение было такое, что она запуталась в черном бархатном занавесе, мягком и пыльном. Что за ерунда? Мальчик что, не мог их встретить внизу или хотя бы предупредить?
– Что за черт? – раздался прямо над ухом голос Рудо. Потом долетела ругань Диймара. Трилунец обещал Митьке (конечно же!) отвинтить все, что отвинчивается, с головы начиная. А потом занавес куда-то делся. И вместо пыли вокруг (Арноха чихал и тер глаза) заклубился теплый, прогретый огнем из камина воздух.
– Похоже, мы по ошибке забрались как раз в покои этого… злобного старикана, – задумчиво сказала Карина, оглядываясь вокруг. Судя по внешнему облику дома, здесь, на первом этаже, непременно должны были быть окна. Но ничего подобного – голый пол, горящий камин в углу, картины во все стены. Нет окон – нет и света. Только огонь да несколько электрических лампочек в светильниках, стилизованных под старинные канделябры. Четыре стула с овальными спинками окружали столик у самого камина.
Бархатная занавесь – душный предмет действительно оказался ею – работала на манер подземелья в Холме Гедимина под башней. То есть впускала, но не выпускала. Дверей за нею тоже не оказалось. Обследование стен привело к неутешительному, но очень логичному результату – глубина их замыкалась на себя. Откуда вышел, туда в итоге пришел. Соприкосновений с глубинами других, пусть случайных, предметов тоже ноль.
– Будем ждать? – хмуро спросил Митька. – В конце концов или там наверху сообразят, что гости не в ту сторону зарулили, или, что гораздо хуже, заявится «злобный старикан». Потому что, по логике рассуждая, он только что за нами на катере гнался. В плаще и маске, Бэтмен недоделанный.
– Думаешь? – Рудо почесал свой вечно небритый подбородок. – Соглашусь с тобой, пожалуй. Таким помещением может владеть только знаккер-четырехмерник, как минимум. Как максимум – символьер или даже Великий мастер. Если с одной стороны у нас совпадение, а с другой – чей-то… не очень хитрый, но все же план, то вспомним слова прекрасной Ольги Ларионовой. Бритва Оккама явно отсечет сторону с совпадением.
Надо же, как у них мысли-то сходятся. Сама Карина буквально несколько минут назад думала об этом странном принципе, который, впрочем, иной раз все же давал сбои, поскольку невероятное с ними происходило чаще, чем вероятное.
– Арнох, – спросила она, – а когда тот мальчик на балкон вышел, ты ничего не почуял? Опасности или чего-то такого?
– Нет, – с досадой ответил тот, – я и сейчас не чую. Не понимаю я, как этот львиный механизм работает…
– Если этот парень не четырехмерник, – подал голос Диймар, – ну, и кто там в доме еще есть, то искать нас они могут до посинения – не пройдут сюда, и все тут. Ждем хозяина, на всякий случай готовимся к драке.
– Ну, здорово, – хмыкнул Митька, – с наступающим Новым годом. В Венеции празднуем. Жизнь-то удалась.
– Я бы съела чего-нибудь, – призналась Карина, прерывая Митькин иронический монолог.
В последний раз они нормально ели часа в три пополудни на римском вокзале. А потом, попозже, грызли печенье и пили кофе в поезде. Но с тех пор прошло полтора часа до поезда, четыре часа в пути и полчаса метаний по городу.
Мироздание на ее реплику не отреагировало. Тогда она решительно уселась на один из стульев у камина.
– Если еды не будет, то я хотя бы просто посижу на пятой точке. А то вдруг война, а я уставшая… В смысле, придется драться, а я руки-ноги поднять не могу. О, а это что, символик?
На столе в самом деле было раскинуто поле – стеклянное, как в Трилунье, только игровая доска толще. Фигурки в виде цветущих деревьев, корзин с фруктами и птиц действительно были расставлены так, что угадывалась недоигранная партия. Вот только какой знак образовывали «красные», было совершенно неясно.
– Кто со мной? – спросила Карина. Настроение ее из «я устала, все достало» стремительно превращалось в опасный коктейль веселья и злости. – Да ладно вам, если придется Новый год здесь встречать, возможно, в разборках с хозяином помещения и этими… погоней в масках, то давайте хотя бы сделаем это весело! Нет, Диймар, ты даже не пытайся. Ты ритуалист, у тебя фора будет. Ну что, словесники?
– Давай я, – предложил Рудо и уселся напротив. – Если не ошибаюсь, фигурки местного происхождения, а значит, какой бы там знак ни был, сработать в полную силу он не должен.
– К тому же, – Карина всмотрелась в линии, образованные стеклянными фигурками, – этот рисунок мне смутно знаком, но я совершенно точно не изучала «знак медленной и мучительной смерти».