— Эльза! Ты меня больше не любишь! — воскликнул Артур, вдруг поняв все. Он опустился на стул, голова упала на колени, и все тело начало вздрагивать от безудержных рыданий. Зента и Мирдза застыли, сбитые с толку, случайный свидетель всего этого Ян Приеде не знал, как поступить: уйти в свою комнату, закрыть двери канцелярии? Неожиданно для всех он подошел к Янсону и положил руку ему на плечо.
— Поднимитесь, Янсон, в мою комнату, — предложил он. — Как же так… Могут зайти люди.
Янсон встал и покорно пошел за Яном. Куда — ему было безразлично.
— Не любишь… ты меня не любишь… — уныло шептал он.
Эльза вздохнула. Почему здесь, подле нее, нет Вилиса, доброго, сильного человека, который одним взглядом, одной улыбкой освободил бы ее сердце от тяжести этой встречи.
— Девушки, — Эльза спохватилась, что подруги ждут объяснения, — я знала, что это будет тяжело, но не думала, что так тяжело, так неприятно, но я ведь не могу иначе. Я не могу лгать. Не могу кривить душой.
8ЧЕСТЬ И КОРЫСТЬ
На следующее утро Эльза встала бледная, но решительная. Она снова и снова думала о вчерашней встрече с Артуром и доказывала себе, что не могла иначе говорить и поступить с ним. Она сожгла последний мост к прошлому, и ей больше не надо будет оглядываться назад. Если вчера, когда она ехала сюда, встреча с Артуром ее пугала, если она еще испытывала нечто вроде сознания вины, то сегодня, после бессонной ночи, она чувствовала себя бодрой, сильной и обновленной, словно после трудного рабочего дня умылась холодной водой. Теперь, если Артур захочет, она скажет ему все, спокойно, но твердо. Встреча уже не могла взволновать ее, она даже начинала казаться ей скучной.
Эльза обтерлась холодной водой. Прохлада вселила в нее радостную бодрость. Пока Зента помогала матери готовить завтрак, она вышла в поле. Пшеница, к концу сентября не скошенная, как бы взывала к осеннему солнцу: где те руки, которые соберут меня? Далее простирались овсы, картофель, наполовину скошенное ржаное поле; посреди него стоял большой жилой дом с каменным хлевом и просторными хозяйственными пристройками. Восточный ветер хлопал дверями, закрывал и открывал рамы. Людей не было. Эльза машинально сорвала пшеничный колос и размяла его в пальцах. На ладони остались зерна — крупные, круглые, как вербные сережки, сильно созревшие. Как они не осыпались до сих пор, словно ждали возвращения хозяев? Нет, нельзя терять ни одной минуты, надо созывать людей и начинать уборку.
Когда Эльза вернулась к Зенте, там уже сидела Мирдза. Завтракая, Эльза исподтишка рассматривала обеих девушек. Кого из них выбрать волостным организатором комсомола? Зента была старше, более зрелой и интеллигентной, окончила среднюю школу и больше читала, но в Мирдзе чувствовалась пылкость, порыв молодости, неудержимое желание быть деятельной. Пожалуй, сельская молодежь поймет ее лучше, она будет говорить на более доступном для нее языке.
— Девушки, сегодня у нас много работы, — начала Эльза. — Во-первых, вы еще не подали заявлений о вступлении в комсомол…
— Ой, боже, как бы я не хотела, чтобы моя дочь вмешивалась в политику! — воскликнула мать Зенты и сердито посмотрела на Эльзу. — Это уж, право, не женское дело — возиться с партийными делами.
— В Советской стране так не водится, чтоб мужчинам было позволено одно, а женщинам другое, — возразила Эльза, улыбнувшись. — Советские женщины во всем равны с мужчинами. И в политике тоже.
— Ну да, тогда оденьте на всех штаны и суньте всем трубки в зубы, — ворчала мать.
Мирдза захохотала и выбежала из-за стола.
— Не бойся, мамочка, — улыбнулась и Зента. — Моей внешности политика не испортит.
— Да разве я говорю о внешности? — не унималась мать. — Ты ведь сама видела, какие времена были. Комсомольцев вешали и расстреливали. Хорошо, что ты до войны не вступила.
— И глупо сделала! — вспылила Зента. — Уехала бы вместе с Эльзой, многое бы увидела и многому бы научилась. А теперь эти три года прожиты, как в яме.
— И зачем Эльзе надо было скитаться по белому свету? Жила бы под крылышком мужа, как на печи. — Мать пытливо разглядывала гостью. Очевидно, ей казалось странным, что та ночевала у них, а не в своем доме, у мужа.
— Я еще слишком молода, чтобы мечтать о печи, — усмехнулась Эльза. — За эти годы я все же кое-что сделала, чтобы прогнать немцев.
— А нам с Зентой еще многое надо сделать, — вмешалась в разговор Мирдза. — Если мы ничего большего не сможем, то хотя бы покажем всем немецким прихвостням, саркалисам и прочим гадам, что мы их не боимся.
— Одним этим вы, девочки, не отделаетесь, — серьезно сказала Эльза. — Вы будете отвечать за то, чтобы ни один колос не остался неубранным.
— Милые! — всполошилась Мирдза. — Так что же мы тут болтаем. Роса уже давно спала. Пошли жать.
— Ах, голова-головушка! — усмехнулась Эльза и в шутку дотронулась до Мирдзиного лба пальцем. — Горячая у тебя голова. Разве здесь один или два человека могут что-нибудь сделать? Зенту ждет на работе Ян Приеде. Тебе же нужно организовать молодежь волости. Разбей их на бригады, предложи им между собой соревноваться. Надо также найти лошадей и жнейки.
— Лошадей, жнейки? — медленно протянула Мирдза. — Это уже будет труднее. Они ведь есть только у богатых хозяев. И кто же даст? Всем самим спешно надо жать.
— Ах, какая ты недогадливая! — упрекнула Эльза. — Надо же что-нибудь придумать. Здесь ведь имеются и порядочные трудовые крестьяне. Надо договориться с такими, которые умеют держать свое слово — сначала вы поможете им с уборкой, потом они помогут вам убрать бесхозные поля.
— Ага! Понимаю! Понимаю! — сообразила Мирдза. — Зента, сегодня велосипед мой? Да?
— Только не сломай, — предупредила Зента.
— Есть не сломать! Скорее сломаю шею, чем твой велосипед! — крикнула Мирдза и выскочила за дверь.
— Огонь, а не девушка! — радостно сказала Эльза и вдруг, словно вспомнив что-то, поспешила проститься. — Я поеду вместе с нею, — крикнула она, когда была уже за дверью.
Жизнерадостность Мирдзы, ясный день и предстоящая работа — все казалось ей сегодня таким свежим и увлекательным, что от всего сердца хотелось окунуться в эту бодрящую волну. Если она пойдет в исполком, там придется смотреть на равнодушное лицо Яна Приеде, возможно, там уже томится Артур, доведенный до отчаяния. Пусть обождет, свыкнется с происшедшим и успокоится.
— А что, Эльза разошлась со своим Янсоном, что ли? — спросила мать Зенту, когда Эльза села на багажник велосипеда и уехала вместе с Мирдзой.
— Да, к этому забулдыге она не вернется, — сердито сказала Зента.
— Что же она, другого нашла? — допытывалась мать.
— Да, хорошего человека.
— Разве Янсон раньше не был хорошим? — возразила мать. — Только из-за Эльзы он и стал пить. Теперь бросил бы. Но такие уж нынче жены — приглянется им лучший, покрасивее да побогаче, и уходят, — последнее слово она особенно подчеркнула.
— Ну, Эльзу ты, мать, не упрекай, — защищала Зента подругу. — Не ради легкой жизни она предпочла Вилиса. Есть нечто иное, что сближает или разъединяет людей.
— Разве ей с калекой лучше будет? — словно упрекнула мать.
— Лучше с калекой без руки, чем с калекой духовным, — бросила Зента и замолчала.
Выбравшись на большак, Мирдза так поднажала на педали, что непокрытые волосы девушек развевались на ветру, как кудель.
— Куда ты меня везешь? — крикнула Эльза Мирдзе на ухо.
— Сначала к Эрику, потом увидим, — прокричала Мирдза.
Через полчаса она свернула с большака к усадьбе «Лидумы». Эрика они увидели в поле, где он косил перестоявшуюся пшеницу. На соседних участках тоже хлопотали одинокие люди, и это выглядело так тоскливо, что Эльза невольно вспомнила вчерашнюю беседу с бойцами: «Работаем вместе, поем, о серьезных вещах толкуем».
— Здравствуй, Эрик! — крикнула еще издали Мирдза и стремительно соскочила с велосипеда.
Ответив на приветствие, Эрик слегка покраснел.
— Чего ты копошишься, как цыпленок, — усмехнулась Мирдза. — А где твоя жнейка?
— Кто-то увез, пока нас не было.
— И неизвестно куда?
— Нет. Кому же было караулить? — махнул Эрик рукой. — На одного человека есть подозрения, но как тут докажешь?
— На Петера Думиня?
— Говорят, что он все таскал к себе, — медленно ответил Эрик. — Но я ведь сам-то не видел.
— Идем, проверим! — воскликнула Мирдза. — Отец тоже видел, как он шнырял по вашей усадьбе. Здесь же ему и ногу оторвало.
— Как-то неудобно, — отговаривался Эрик. — Ирма раскричится. Может, после сам отдаст.
— А тем временем у тебя весь хлеб осыплется, — вспылила Мирдза. — Чего тут неудобного? Ему не было стыдно у тебя красть, а тебе стыдно спросить у него, чтобы он вернул!
— Ну и пусть, — нерешительно проговорил Эрик. — Если не будет дождя, я помаленьку скошу.
— Машины будут нужны не только вам самим, — вмешалась Эльза. — Без машин не уберем бесхозные поля. Вопрос только в том, как законно произвести обыск и изъятие.
— Вот как, мы будем мудрствовать о законности и дадим хлебу осыпаться! — горячо возразила Мирдза и густо покраснела. — Петер Думинь плевал на законность, когда брал. А нам надо будет ждать постановления прокурора, найти милиционера в белых перчатках и тогда попросить Петера открыть свой сарай.
— Это не совсем так, — попыталась Эльза успокоить Мирдзу, — нам не нужно давать повода говорить, что большевики занимаются самоуправством.
— Но еще хуже будет, — возразила Мирдза, — если скажут, что большевики смотрят на воров сквозь пальцы. Кого настоящие крестьяне больше всего презирают? Воров и лентяев. Если вы не пойдете со мной, то я соберу смелых ребят, и тогда мы найдем закон.
— Мирдза, не так стремительно! — предупредила Эльза. — Обсудим спокойно. Может, поговорим с Ирмой Думинь, и она отдаст.
— А если не отдаст, то я взломаю сарай и вытащу машины. — Мирдзу нельзя было успокоить. — Очень весело получается — я должна отвечать, чтобы в поле не осталось ни одного колоса, но к машинам не допускают. Де