— В замке такой большой зал, и пока нет Народного дома, в нем можно бы устраивать вечера, — продолжала Мирдза. — Надо посмотреть, нельзя ли там смастерить и сцену. Ребят у вас много?
— Вместе с кузнецами — пять человек, — поспешила сообщить Ника. — У Стасика хороший голос. Ой, сколько он разных песен знает!
— Получился бы хороший вечер. Мы давно ничего не устраивали. И вдруг перед Октябрьскими праздниками появится объявление: «Машинный и коннопрокатный пункт в своем помещении устраивает вечер!»
— Янина, ты будешь плясать! — Ника бросилась подруге на шею. — Да? Янина, миленькая, не откажешься? Ну, не упрямься! Она хорошо пляшет русскую, — пояснила Ника.
— У меня нет костюма, — отговаривалась Янина.
— Сошьем, — пообещала Мирдза. — Найдем для этого материи.
— Мне надо идти коров доить, а то хозяйка опять будет ворчать, что только знаем заниматься пустяками да спать, — Янина освободилась от объятий Ники.
— Я схожу вместо тебя, если ты пообещаешь сплясать, — упрашивала Ника.
— Могу и сама пойти, — Янина надвинула на глаза платок и вышла.
— Почему она такая… — грустная? — Мирдза чуть не сказала «упрямая».
— Одна на всем белом свете осталась, — рассказывала Ника. — У нас есть — у кого отец, мать или брат, а у нее нет никого. Прежде они всей семьей ходили на заработки. Перед войной получили свою землю, но когда пришли немцы — отца и мать сразу же убили. Брата замучили в тюрьме. Сестру угнали в Германию. Два других брата эвакуировались и погибли на фронте. Янина убежала из своих краев и работала у кулаков. Теперь она круглая сирота.
— А почему она так к комсомолу относится? — допытывалась Мирдза.
— Она совсем не такая, какой кажется. В совхозе комсорг ее обидел. Она написала заявление, просила принять ее в комсомол, а комсорг продержал бумажку в ящике полгода. Когда кто-то приехал из города, парень, чтобы оправдаться, начал доказывать, что Янина еще недостойна быть принятой в комсомол. Приезжий сказал, чтобы Янину приняли, но она ведь гордая — если я, мол, недостойна, то не надо, и тут же разорвала свое заявление, — рассказывала Ника.
— А если мы устроим вечер — будет она выступать?
— Будет. Ей самой очень нравится.
— Как вы думаете, девочки, не поговорить ли нам о вечере и с вашими парнями? Без них, пожалуй, ничего не получится, — сказала Мирдза.
— Они живут вот там, в доме лесника, — показала Ася через окно.
— Быть может, позвать их сюда? — Мирдзе не хотелось встречаться одной с парнями коннопрокатного пункта, она боялась неловкости при первом знакомстве.
— Ника, убери комнату, — скомандовала Ася, потому что ей самой Текла все еще подстригала затылок.
Мирдза поспешила помочь Нике, и когда комната была приведена в порядок, а Ася подстрижена, Текла пошла в дом лесника и вскоре привела пятерых парней, которые шумливо вошли и спросили — не на собрание ли их позвали? Если так, то им некогда — осталась незаконченной партия в карты.
— Мы с девушками договорились устроить на пункте вечер с выступлениями, — начала Мирдза. — Хотели просить вас принять участие.
— Нашли скоморохов, — обиженно заявил один из них, и Мирдзе пришлось призадуматься над тем, как расшевелить парней. Тут нельзя было начинать с причесок.
— Мы ведь тоже не собираемся на вечере устраивать балаган, хочется что-нибудь красивое показать, — Мирдза не растерялась.
— Казимир умеет ходить на руках, он мог бы показать, — усмехнулся один из парней. — Казя, покажи барышне, как пьяный возвращается из кабака домой!
— А ну тебя! — Казимир дал насмешнику тумака в бок. — Не видишь — она местная, балтийская барышня. Скажет, что мы, чангалы, грубияним.
— Дались вам эти балтийцы! — даже рассердилась Мирдза. — Так только в ульманисовские времена людей друг на друга натравливали. Тогда были балтийцы и чангалы, но зачем нам подражать Ульманису? Я признаю, что мы плохо поступили. Нам уже давно следовало бы навестить вас. Так пристыдите нас и устройте вечер. Покажите, как надо организовать самодеятельность.
— А если получится плохо, вы будете смеяться, — недоверчиво возразил Казимир.
— Почему плохо? — запротестовала Мирдза. — Еще есть время, чтобы подготовиться. Обсудим программу. Мы вот тут думали, что можно бы и сцену смастерить.
— В сарае досок хватит, — вставила Ника.
— А даст ли заведующий? — сомневался Славик.
— Даст. Я поговорю с ним, — вызвалась Мирдза.
— Геня, ты ведь плотник, — обратилась Ася к русоволосому парню, — разве это трудно, устроить сцену?
— Трудно только с тобой ладить, — парень лукаво покосился на рыженькую девушку, которая теперь с подстриженным затылком выглядела очень важной. — Упаси меня бог от такой тещи.
— Можешь не беспокоиться, — такого бездельника в зятья не возьму, — отплатила ему Ася.
— Ну, опять друг другу в волосы вцепятся, — усмехнулся Славик.
— Не во что вцепиться — за ночь крысы обгрызли, — пошутил Геня.
Мирдзе понравилась веселость ребят, которая не была ни непристойной, ни грубой, и она смеялась вместе с ними, но все же время от времени заставляла их быть более серьезными.
Мирдза оставила коннопрокатный пункт уже под вечер, уверенная, что молодежь примется за подготовку Октябрьского вечера и постарается не ударить в грязь лицом.
За скотными дворами она внезапно столкнулась с заплаканной Яниной.
— Что с тобой? — встревожилась Мирдза. — Почему ты плачешь?
Янина молчала, но не уходила. Видно было, что она не привыкла быть откровенной, но все же страдает от одиночества и замкнутости, к которой сама себя принуждает.
— Янина, милая, не могу ли я чем-нибудь тебе помочь? — Мирдза взяла ее за плечи.
— Мне никто не может помочь… — Янина вырвалась и хотела убежать, но Мирдза схватила ее и не пускала.
— Человек человеку всегда может помочь, — уверенно сказала Мирдза, взглянув девушке в глаза. Она удивилась — еще недавно лицо Янины казалось шероховатым, черты его неровными, но теперь в нем просвечивало что-то трогательное, кожа казалась нежной, как лепесток водяной лилии.
— Чем ты мне поможешь? — заговорила Янина, и ее веки вздрогнули. — Мне всегда хотелось в школу, учиться. Раньше я работала у кулаков, некогда было. Потом — война, проклятые немцы… И теперь опять… ничего другого, кроме как скотный двор, кормить кур, доить коров и… оставаться дурой. Видно, моя судьба такая проклятая!
— Янина, судьба тут ни при чем! — воскликнула Мирдза. — Вытри слезы! Послушай, чего бы мне это ни стоило, — ты попадешь в школу и сможешь учиться.
Янина посмотрела Мирдзе в глаза, но видно было, что девушка не совсем верит, считая, что ее обманывают, утешают, как маленького ребенка — лишь бы он не плакал.
— Неужели ты совсем уже не доверяешь людям? — сердцем Мирдзы овладела жалость. Она отдала бы все, что угодно, чтобы вселить в нее веру, что жизнь изменилась к лучшему, отношения людей стали другими, и не следует замыкаться в себе, а надо искать товарищей, которые смогли бы подать руку и облегчить подъем в гору.
— Давай так, я подумаю о тебе этой ночью и завтра, — обещалась Мирдза. — А послезавтра вечером приходи ко мне. Договорились?
Они расстались. Янина — несколько успокоившись, хотя еще колебалась между сомнениями и надеждами, Мирдза же — радуясь всем сердцем, что нашла общий язык с молодежью, что Янина все же доверилась ей, как сестре, и что теперь надо только придумать, как ей помочь, чтобы обещание не осталось обещанием. Чтобы учиться, нужны средства на жизнь, на одежду. У Янины их нет, и у нее нет никого, кто хотел бы ей помочь. Она подумала о том, что средства можно было бы собрать среди населения, но тут же отбросила эту мысль. Это походило бы на милостыню и обидело бы Янину. И разве она одна — сколько их таких, у которых трудная жизнь и немцы отняли возможность учиться! Отец как-то в шутку упомянул, что будет просить отдел народного образования открыть вечернюю школу. А что если это сделать в самом деле? Попросите учителей уделять каких-нибудь три часа в неделю, чтобы помочь молодежи подготовиться к сдаче экзаменов за семилетку?
Эта мысль овладела Мирдзой, надо было немедленно что-то предпринять, все выяснить, чтобы в случае неудачи до послезавтра придумать для Янины другой выход. Она повернула на дорогу в усадьбу «Какты», где сегодня, в воскресенье, надеялась застать Салениека.
Мирдзе повезло. Сегодня у нее, действительно, был счастливый день, и, возвращаясь в темноте домой, она слушала, как весь мир, насколько это было видно и слышно, поет о счастье. Ей казалось, что звезды, горевшие в осеннем небе, сверкая и искрясь, подмигивают и говорят: «Хорошо, Мирдза, вот так и надо работать!» В шелесте рощи ей слышалась торжествующая песнь — лгут те поэты, которые уверяют, будто осенний лес наводит грусть и вызывает размышления о тленности. Лучше бы они прислушались, какая сила, какая готовность сопротивляться наступающему зимнему морозу и оцепенению чувствуется в шорохе каждой ветки. Да, сегодня роща поет: «Мирдза, ты такая молодая, и твоя молодость совпала с самой счастливой порой, на твоем пути нет больше ухабов и кочек, которые приходилось преодолевать старшим поколениям. Куда бы ты ни пошла, к чему бы ни хотела приложить свои силы, всюду будешь желанной. Работай, заполняй каждый час, каждое мгновение полезным делом, учебой — пройдет несколько лет, страна оправится от военной разрухи, и ты сможешь сказать: «Милая родина, пригодились и мои усилия!» И она ответит: «Спасибо, Мирдза, за пылкость сердца, ты и твои друзья — мои настоящие дети!» И звезды, приветливо подмигивая, скажут: «Вот она, земля, наша прекраснейшая сестра!»
В роще хрустнула ветка, и Мирдза очнулась от своих размышлений. Кто это бродит в темноте по лесу? То был Эрик. Он тихо назвал ее по имени и вышел на дорогу.
— Я тебя ждал, — сказал он, беря ее за руку. — Недавно встретил твоего отца и узнал, что ты осталась на коннопрокатном пункте. Я пришел сюда, чтобы тебя встретить. Где ты задержалась так долго?