В горящем золотом саду — страница 26 из 66

– Будем надеяться, – ответила Реа с кривой усмешкой и отошла от прилавка, оставив недопитый стакан глинтвейна.

На променаде имелись и другие развлечения, но Рее стало не до них. Она всегда подозревала, что за пределами Стратафомы жизнь течет по-иному, но собственные трудности не позволяли девушке всерьез поразмыслить над вопросом. Она облокотилась на ограду и посмотрела на озеро. После общения с продавщицей на душе остался неприятный осадок, однако и не совсем паршивый, что в целом не так уж плохо.

– Вот и ты!

Реа обернулась и обнаружила, как Михали приближается к ней по променаду. Он выглядел уставшим и взлохмаченным и то и дело нервно теребил волосы.

– Вот и я, – ответила Реа с милой улыбкой. Михали был ее жертвой, целью, а на супругах Тиспира обычно шлифовала свои приемы. – Как прошел день?

Он пожал плечами, и они двинулись в сторону лавки с угрем.

– Нормально.

Нет, простая отговорка Рею не устроит.

– Похоже, ты устал? Тебе не нравится работа отца?

– Суть не в том, нравится или не нравится, – сердито проворчал Михали и со вздохом опустил плечи. – Ответственность за народ лежит на нас, хочется, чтобы папа позволял мне принимать больше участия.

«Он говорит совсем как Ницос», – подумала Реа. Ничего хорошего такие речи не предвещали, поскольку до Ницоса ей не удавалось достучаться, в отличие от Лексоса и Хризанти.

– Уверена, он лишь ждет подходящего момента, – сказала Реа, надеясь поддержать юношу.

– Ему лучше поторопиться, – мрачно буркнул Михали. – Как-никак, но я твой супруг.

Реа поморщилась и промолчала. Она не проронила ни слова, пока они продолжали идти по оживленному променаду. Но и ей тоже нельзя медлить: надо выведать все необходимое, пока Михали еще жив. Наверное, заигрывания Тиспиры помогут вытянуть из юноши информацию, заручиться его доверием? Впрочем, во время приема избранников в Стратафоме Реа почти все время носила маску Тиспиры, и таковой явно Михали не нравилась.

– Чем именно занимается твой отец? – спросила она.

– О, знаешь, решает споры, распределяет казну, подводит итоги урожая. В общем, делает то, чего обычно ожидают от предводителя народа, – голос звучал напряженно, но Михали изобразил на лице фальшивую улыбку.

– Неужели это правда настолько плохо – жить под властью стратагиози? – уточнила она.

Лексос не просил ее разведывать ничего подобного, но ей стало интересно.

Михали покосился на Рею.

– То есть без свободы, под властью тех, кто ради тебя и пальцем о палец не ударит? Безусловно.

Реа взяла Михали за рукав добротно сшитого пальто.

– Странно такое слышать от сына наместника, который немало выигрывает от ненавистной для него системы, – заметила она, не обращая внимания на то, как он резко втянул носом воздух.

– Поверь мне, я прекрасно осознаю свои привилегии, – ответил Михали, стиснув челюсти с такой силой, что забугрились желваки.

Реа кивнула. Пожалуй, разговор вполне можно считать подтверждением того, что Михали связан со Схорицей.

Магазинчик с угрем располагался дальше от озера, на площади, а не на рынке, где рыбаки разделывали улов. На берегу собралась целая толпа желающих полюбоваться закатом, поэтому Михали предложил срезать путь через город.

Снег смягчал очертания домов, на дверях красовались венки из последних зеленых листьев. Переулки вели во внутренние дворики, соединявшие несколько зданий, и все казалось маленьким по сравнению со Стратафомой и широкими, открытыми аллеями Рокеры. Но Реа не чувствовала замкнутости или тесноты, наоборот, – здесь ей дышалось легко. Над головой раскинулось синее небо, дул сильный ветер, в воздухе витал аромат специй. Девушка остановилась и подняла взгляд к заходящему солнцу, ощущая холодное покалывание снежинок, падавших на щеки.

Михали прокашлялся и вскинул брови.

– Что? – спросила Реа.

– Ничего.

– Нет уж, говори.

– Странно, как ты еще можешь радоваться мелочам после сотни прожитых лет.

– По-моему, невежливо указывать женщине на ее возраст, – парировала Реа.

– Полагаю, концепция возраста тебя не касается, – возразил Михали, склонив голову набок. – Ты выглядишь не старше двадцати.

Реа нахмурилась.

– Не уверена, на сколько лет я выгляжу. Для стратагиози это и неважно.

Они почти добрались до главной площади, которую Реа видела лишь мельком в первый день приезда. Пропуская экипаж, Михали отвел девушку в сторону, туда, где стояла группа людей. Затем они отправились дальше, и Реа отметила, что юноша подстраивается под ее неторопливые шаги.

– Вероятно, тебя коробит из-за того, что ты женился на ровеснице твоей бабушки, – беззлобно пошутила она.

– Конечно, и я не могу не завидовать преимуществам долгой жизни, – признался Михали и обвел Рею взглядом. – Хотя мне кое-что непонятно. Ты наверняка много всего повидала, но почему-то напоминаешь скорее ребенка, чем старуху.

– Да, – подтвердила Реа с холодком. – Мои чары напрямую связаны с беспомощностью и наивностью.

Михали громко хохотнул, что застало Рею врасплох, и она едва не подавилась собственной слюной.

– Я бы описал тебя иными словами, – сказал он.

– Вот как?

Реа не ожидала подобного ответа, особенно если учитывать то, как о ней обычно отзывались отец и брат.

Поэтому она добавила, не подумав:

– Ведь я отказалась от зимы в Рокере, чтобы провести сезон здесь, с тобой, – слова прозвучали дерзко и вдобавок поднимали вопрос о необычном решении Тиспиры, неожиданном и для Михали.

Впрочем, он не стал ничего выспрашивать, лишь пожал плечами и заговорщически улыбнулся.

– Уверен, у тебя были причины. К тому же я произвел неизгладимое впечатление в тот вечер в Стратафоме.

– Точно. Полагаю, мне следует что-нибудь натворить, хотя бы разбить бокал у тебя в доме, чтобы с тобой сравняться.

– Пожалуйста, не стесняйся, но имей в виду – мать будет не столь благосклонна. У нас не так много изящных сервизов, как у вас в Стратафоме.

– Но я бы не назвала Стратафому верхом роскоши, – съязвила Реа. – Ну а ты никогда не бывал в Вуоморре, если не знаешь, как выглядит настоящее богатство.

– Нет смысла пересекать море, чтобы понимать простую вещь: стратагиози могут позволить себе гораздо больше, чем обычные люди.

Реа не сомневалась, что брат придержал бы язык за зубами. Позволил бы Михали выиграть в споре и учел реплики юноши, чтобы отразить их в следующий раз. Однако словесная умеренность до сих пор не вошла у нее в привычку, да и Лексос никогда не приезжал так далеко на север и не видел того, что узрела она.

– Неужели мой дом и правда столь ужасен? – спросила Реа. – Ни один из бывших супругов не чувствовал себя оскорбленным после того, как побывал у нас в гостях.

Михали задумался, опустив взгляд в землю.

– Возможно, я первым сказал об этом вслух, зато думал точно так же не только я.

Реа замешкалась, и Михали продолжил, подстрекаемый ее молчанием:

– Для тебя супруги не значат ничего, кроме очередного сезона. Однако для них ты – последняя и самая яркая глава жизни.

– Для них? – повторила Реа. – Как будто ты не из их числа?

Михали моргнул, и в глазах юноши появилась горькая печаль.

– Ты права, – согласился он. – Уж прости меня за то, что не могу смотреть в лицо смерти с тем же спокойствием, что и ты. Не забывай, мы во многом неравны.

Они двинулись дальше, но фразы Михали не шли у Реи из головы. Прежние супруги не были столь прямолинейны и даже не заговаривали о главном отличии – о том, что они умрут, а Тиспира продолжит жить.

Наконец они выбрались на площадь, обрамленную зданиями на пару этажей выше тех, которые уже встречались Рее в Ксигори, и переполненную людьми. Девушка старалась держаться ближе к Михали, чтобы не потеряться в толпе. В основном витрины были на первых этажах магазинчиков, фасады которых как раз прилегали к площади.

Открытые прилавки стояли в ряд посередине, но некоторые владельцы уже закрыли их на ночь, а другие складывали палатки. А хозяева маленьких кафе, где подавали горячие блюда и наливали каф, еще не убирали выставленные на веранды столики и стулья, где общались молодые люди, которым холод был нестрашен.

– Не считая рыбного рынка, это центр столицы, да и вообще всего, – проговорил Михали, наклонившись к Рее, чтобы девушка расслышала его в шуме толпы.

Реа заметила пустое место между зданиями на противоположном краю площади. Похоже, там должно было что-то находиться. Девушка повернула туда, осторожно лавируя между прохожими. В воздухе плавал густой и аппетитный аромат вареного мяса и овощей. Реа сглотнула. Она бы предпочла что угодно с этих прилавков обещанному угрю.

Возможно, именно здесь и передавали монету, которую зафиксировал разведчик Лексоса. Никто не смотрел на Рею, когда она была одна, но, увидев ее в сопровождении Михали, все сразу поймут, что перед ними Тиспира. Придется вернуться сюда и все изучить, рассчитывая на то, что она так и останется анонимной.

Гладкие каменные плиты под ногами стали грубее, и скоро Реа поняла почему. Должно быть, раньше тут красовалась церковь Ксигори.

Очевидно, ее снесли, как и все тизакские храмы, и на окраине площади остались скудные руины в виде осыпающейся горки камней. Вероятно, раньше церковь была сердцем города, а теперь здесь не было и памятной таблички. Поверх старого фундамента выложили новую плитку, которая оказалась светлой, не истерзанной веками, не опаленной солнцем и не потрескавшейся от штормовой непогоды. Пожалуй, если бы не толпа, Реа сумела бы различить контуры разрушенного здания.

– Как давно? – спросила Реа, оборачиваясь к Михали, который стоял поодаль, будто хотел дать ей время побыть одной. – Когда снесли церковь?

Она ожидала услышать: «Около тысячи лет назад», – поскольку на церковные здания наложили запрет и разрушили еще при власти первого стратагиози.

– Лет сто назад, когда твой отец занял пост, – с неожиданной яростью ответил Михали.