Михали принялся убирать снятую одежду, и Реа воспользовалась моментом, чтобы стянуть с себя платье и нырнуть в сорочку. Пока юноша неловко разглаживал пальто, она шагнула к постели и откинула одеяло. Михали все еще не мог справиться с объемной, перекрученной тканью.
Хотя младшие брат и сестра Реи уже выросли, ее до сих пор не оставляло желание опекать их, и сейчас она тоже не справилась со внезапным порывом.
– Рукав, – подсказала Реа. – Видишь, он наизнанку.
– Знаю, – буркнул Михали, но немного оторопел. Юноша потянул за рукав и вывернул его. – Готово, – он положил пальто на кровать и объяснил, когда Реа удивленно вскинула брови: – У меня ноги мерзнут.
– Взял бы еще одно одеяло.
– И так сойдет.
Реа нахмурилась.
– Но оно же рядом. Корзина в паре дюймов от тебя.
– А мое пальто, – ответил Михали, выпрямляясь, – еще ближе.
– Да, но…
– Верхняя одежда нужна для того, чтобы нас согревать. Вот и пальто мне пригодилось.
Реа могла легко вообразить, как Ницос выдает подобную нелепость, не желая признавать, что не заметил практичного варианта.
Если Михали и впрямь похож на Ницоса, вряд ли можно заставить его передумать.
– Хотя бы вынь все из карманов, – посоветовала она. – А то будет звенеть, когда ворочаешься.
– О-о-о… – протянул Михали. Наверное, он такое и не предусмотрел. Все-таки для него это был первый и единственный брак.
Реа выгребла из нагрудного кармана пальто мелочь – в валюте федерации – и несколько запасных пуговиц, которые сперва приняла за монеты, а ошибку осознала только несколько секунд спустя. И еще кое-что – темно-серый кружок с едва различимым в полутьме узором.
Точно такую же монету запечатлел разведчик Лексоса. А письмо брата пришлось как нельзя кстати. Иначе Реа ничего и не заподозрила бы.
Впрочем, пока ей толком ничего неизвестно. Вероятно, монета для чего-то нужна, если ради нее в центре города состоялась тайная встреча. Осталось выяснить цель и прочие подробности.
– Спокойной ночи, – сказала Реа, укладываясь на бок.
Она видела янтарное мерцание свечей даже сквозь закрытые веки и слышала шаги Михали, но вскоре он задул все огни в комнате и лег в постель – с другого краю. Реа ничего не почувствовала – лишь то, как прогнулся матрас. Ни жара тела, ни прикосновений.
«Хоть какое-то благо», – подумала Реа, дожидаясь, пока Михали уснет.
Глава 19Реа
Михали уснул далеко за полночь. Несколько часов молодые люди мучительно бодрствовали, наблюдая, как луна поднимается в небе. Наконец тишину нарушил протяжный, прерывистый храп.
Реа пока не понимала, что делать с монетой и со знанием того, что она у Михали, но бездействовать было нельзя.
Девушка быстро поднялась, отошла от кровати, тихо ступая в чулках, и оделась. Хорошо, что в Ксигори она чаще носила костюмы для путешествий. Платье выдало бы ее шуршанием юбок.
Реа подкралась к низкой тумбочке со стороны Михали, не потревожив сна супруга, и ощупала столешницу. Сначала ей попался подсвечник, затем лезвие ножа и лишь потом холодный металл. Девушка мигом определила нужную монету по весу и, прихватив ее с собой, выскользнула в пустой коридор, где свет фонарей бросал причудливые тени на стены.
В главном зале никого не было, только огонь играл в камине. Зимой его не тушили на ночь. Наверное, кто-то из слуг не спал, хотя Рее они не встретились. Или, может, Эвантия еще бодрствовала. Так или иначе, никто не помешал ей выйти в ночь на ледяной ветер.
Стражники на пирсе – а без них в Тизакосе не обойтись – так сильно удивились при виде Реи, что едва не рухнули в озеро. Их смутила просьба, но супруге сына наместника и дочери стратагиози нельзя было отказать, поэтому стражники отвязали лодку и помогли девушке сесть. Ветер дул все сильнее, и лодка покачивалась на воде.
– Я вернусь к утру, – обещала Реа, стараясь говорить с достоинством и пытаясь не обращать внимание на качку. – Если сын наместника обо мне спросит, скажите ему, что я отправилась на прогулку, – она нервно сглотнула и добавила: – На лодке, – прежде девушке не приходилось грести, и справлялась она с трудом, однако добралась до променада сухой, не считая холодного пота на лбу.
Реа привязала лодку и нырнула в паутину улиц, к площади с руинами церкви. В голове раздавался голос брата, твердящий, что ничего там нет, а сепаратисты не связаны с религией, но Лексос не слышал слов Михали, не видел пустого места, оставленного в напоминание о разрушенном здании.
Ночью улицы пустовали, за исключением редких компаний пьяниц, от которых несло алкоголем и еще чем-то, о чем не хотелось даже думать. Реа скрывала лицо под капюшоном, хотя никто в городе особо на нее не смотрел, прогулка с Михали и стычка с парнем наверняка не остались незамеченными. Теперь следовало вести себя осторожнее.
Монета лежала в кармане, а шаги по каменным плитам откликались эхом. Реа прошла вереницу лавок и магазинчиков, миновала переулок с тремя уличными псами и приблизилась к руинам церкви. Снег не лежал на камнях – кто-то смел его в сторону, причем недавно, – и можно было легко прикинуть очертания храма святых.
Он действительно был огромным, и Реа могла себе представить, каким ударом для Ксигоры стала потеря церкви.
Итак, Реа на месте. Что теперь?
Реа надеялась, что здесь проводятся тайные собрания, и ее встретит некая подозрительная личность, которой надо показать монету. Она ведь похожа на талисман или значок. Но, конечно, девушку никто не ждал.
Реа стояла одна на площади, которую изредка пересекали пьяные горожане.
Девушка сделала несколько шагов и заметила осыпающуюся стену на самом краю площади. Стена тоже лежала в руинах, которые никто не убирал, а это наверняка что-то означало.
Реа двинулась вдоль стены, вглядываясь в битый камень и выискивая что-нибудь или кого-нибудь в полутьме. Если Схорица и в самом деле собиралась в Ксигоре, то где еще, если не возле церковных развалин?
Через некоторое время Реа обнаружила, что стена переходит в арку с резным узором на перемычке. Линии были изящными и глубокими, они складывались в буквы, но язык Реа не знала. Что ж, в любом случае ясно: если есть дверь, она должна куда-то вести.
Реа пригнулась, ожидая очутиться в тесном алькове, затянутом паутиной, однако шагнула во вполне полноценную комнату, разве что без потолка. Каменная кладка выглядела аккуратной и на каких-то участках даже новой, словно ее ремонтировали и содержали в порядке. Но в помещении никого не было.
Реа медленно развернулась, высматривая еще одну арку, возможно, скрытую за падающим снегом. С площади послышался крик, а затем – вспышка смеха. Похоже, очередная веселая компания вывалилась из таверны на углу. Свет их фонаря проник в руины, освещая заднюю стену.
Луч выхватил из полумрака небольшую выемку. Она смахивала на обычную щель меж камней, но, присмотревшись, Реа заметила, что в ней скрыт какой-то механизм.
Реа достала монету из кармана и поднесла к выемке. Та подошла, хоть и неидеально. Значит, она являлась ключом от замка.
Монета вошла в паз, коснувшись всех нужных шестеренок, и раздался щелчок.
Реа вцепилась в монету двумя пальцами и повернула, пускай и не с первой попытки. А потом еще раз. И еще, пока шестеренки не закрутились и механизм не зажужжал, отодвигая засов с другой стороны. Щеки девушки коснулся легкий порыв ветра из отверстия, открывшегося в стене.
Она не ошиблась. Штаб находился здесь.
Но перед внутренним взором сразу же возникло разочарованное лицо брата. Такого подтверждения ему недостаточно. Реа обязана собрать максимум информации.
Осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, она толкнула створку плечом. Часть камней дрогнула и сдвинулась с места – пускай на пару дюймов[6], но это уже что-то.
В конце концов Рее удалось открыть дверь и войти в соседнюю комнату без потолка, менее ухоженную, чем первая. Но пол в помещении подмели, а в самом центре имелся деревянный люк с заржавевшей ручкой.
Снег последние дни практически не прекращался, значит, прибрались тут совсем недавно, но отпечатков пальцев не осталось, а люк уже припорошило. Наверное, минул час с тех пор, как сюда приходили. Пожалуй, сейчас самый удачный момент для того, чтобы спуститься под землю.
Реа приподняла крышку люка и увидела тускло освещенную каменную лестницу, не затянутую паутиной. Под ней девушка различила длинный коридор, в котором горел свет. Тишину нарушал только легкий свист стылого воздуха в подземелье, обдувающего покрасневшие щеки Реи.
Она опасливо шагнула на первую ступеньку. Та не рассыпалась под ногами, и девушка принялась спускаться, задвинув за собой люк. У подножия лестницы догорал фонарь, в желтом мерцании виделся пол, укрытый соломой, и гладкие блеклые стены, все в пятнах от стекающей с потолка воды.
Реа двинулась по коридору, не сводя глаз с проема в конце. За ним находилась подвальная комната, залитая светом фонарей. В помещении было не слишком холодно, кожу не пробирал мороз, и Реа даже расслабилась… пока не заметила черепа.
Они лежали у стен, сдвинутые вместе, как детали мозаики, в проемах глазниц и рта набилась земля. Реа вскрикнула и застыла, чувствуя, как отчаянно колотится сердце.
Трупы полагалось сжигать во всех странах стратагиози, но это была часть сохраненной церкви, а во времена святых мертвых хоронили, возвращая их земле, из которой некогда живые брали силы.
Таким же образом закопали и ее мать.
Рее стало не по себе от черепов, выложенных у стен и вдоль прохода. Они напоминали гигантское украшение, созданное умелым мастером. За все годы Тиспире не приходилось видеть ничего подобного.
Пожалуй, одно слово идеально характеризовало место, куда она попала. Реа плохо помнила, от кого его услышала. Очевидно, от мамы. Все смутные знания, которые всплывали в голове, обычно исходили именно от матери.
Вот и сейчас слово прозвенело в сознании, будто колокол.