Реа уловила нотку сочувствия в его голосе, и ее сердце предательски сжалось.
– Правда? Сколько же я стою?
– Возможно, крупную денежную сумму, если считать тебя заложницей, – проговорил Михали. – Хотя отчеты разведчиков показывают, что стратагиози вряд ли сможет ее выплатить.
Реа прикусила язык. Она лучше других понимала, насколько безразлична отцу. Он позволит ей умереть, дар Тиспиры вернется к нему, Васа как ни в чем не бывало передаст его Хризанти вместе со всеми обязанностями и забудет о старшей дочери.
– Есть и еще кое-что, – продолжил Михали. – По слухам, Рокера и впрямь прекрасна. Поэтому я согласился на приглашение твоего брата, не колеблясь. Я не сомневался, что ты выберешь Каллистоса. Однако ты в Ксигоре.
Намек ясен. Реа не так уж верна отцу. Она вовсе не покорная марионетка, исполняющая приказы Васы. Пускай из добрых побуждений – ради того, чтобы избавиться от опасности, которую он упорно игнорирует, – она пошла против его воли. Вероятно, Михали увидел в этом лазейку или слабость, которой можно воспользоваться.
Реа не нашла в себе сил возразить, сказав, что Михали ошибается.
Девушка уставилась на потолок – резной, покрытый загадочными символами. Они напоминали тизакский алфавит, но в то же время отличались от него.
– Что это? – спросила Реа, поднимая руку. Если Михали и обратил внимание на то, как резко она сменила тему, он не стал на это указывать.
– Молитва, – объяснил юноша. – На святом тизакском.
Святой тизакский – язык, на котором Яннис произнес речь на свадьбе. Тяжелые, древние слова, пропитанные глубоким смыслом. Реа никогда не видела надписей на нем. Однако если присмотреться, отчасти кое-что понимала.
Корни слов были те же, но окончания другие.
– Ты можешь на нем читать? – спросила Реа.
Михали молча кивнул.
Реа решилась:
– Почитаешь для меня?
– Будет как-то странно, при дочери стратагиози.
– Ладно, сама попробую.
Реа прочистила горло и отошла, чтобы лучше видеть текст.
– Айя Ксига… Пока с переводом несложно.
– О, неплохо.
Реа усмехнулась и продолжила:
– Значит, уважаемая Ксига. А затем что-то о теле в объятиях земли.
– Преданном земле, – поправил Михали.
– Ее здесь похоронили?! – воскликнула Реа, озираясь по сторонам.
Михали усмехнулся.
– Останки не нашли. Это мемориал.
– Ладно. Дальше… Корень как у «любви», но похоже на… глагол?
– Нет, существительное. В святом тизакском они склоняются.
– Очередная причина говорить на современном языке, – отметила Реа.
– Нет, смотри, – Михали направился к Рее и показал на слово, которое они обсуждали. – По окончанию мы сразу понимаем, что речь идет о любви народа к святой. А сейчас все пришлось бы объяснять отдельной фразой.
Реа невольно улыбнулась. Михали неотрывно смотрел на надпись и читал ее, шевеля губами.
– Откуда ты знаешь святой тизакский? От матери?
– Еще от преподавателей, но в основном – да.
– Она еще исповедует религию? Поэтому поддерживает Схорицу? – полюбопытствовала Реа.
– Нет, у нее другие приоритеты, – смутился Михали и отшагнул в сторону.
– А у тебя?
Они ходили вокруг да около, обсуждая сопротивление, но лишь поверхностно.
– Я верю в святых, – ответил Михали с раздражением, которое явно вызвала не Реа. Он махнул рукой на надпись на потолке и добавил: – Да и ваши силы должны были откуда-то взяться.
– Но при этом ты не верующий?
– Пожалуй, нет.
– Тогда к чему это? – устало спросила Реа. – Зачем бороться против моего отца? Ради чего?
– Ты видела город? Нищету? Нужду?
– Разумеется, – с чувством ответила Реа, – но разве не везде так?
Михали выглядел потрясенным, будто у него выбили почву из-под ног.
– Прошу прощения?
– Люди страдают по всей стране и в Стратафоме тоже, хотя бремя у каждого разное, – резко сообщила Реа. – И почему-то люди не считают, что тяжелые условия оправдывают восстание.
– Возможно, посчитали бы, если бы могли выбирать, – неторопливо и с сочувствием изрек Михали. – Я могу дать им выбор.
– Ах, Михали Ласкарис, спаситель народа! Ты говоришь совсем как мой отец.
Как Васа, когда тот занял пост стратагиози. Реа была еще совсем маленькой, но до сих пор помнила, с какой яростью он отзывался о предшественнике, о его слабости и бездействии, а потом клялся, что сам будет лучше.
– Ну уж нет, – не согласился Михали, но Рею было не остановить.
– Ты заявляешь, что ни капли на него не похож, ты ненавидишь все, что ему дорого, и готов это разрушить. И я не понимаю ваших сепаратистов. Какой смысл в независимости, если федерация будет нетронутой?
– Почему же? – энергично отозвался Михали. – Пожалуй, смысл термина «сепаратисты» для нас узковат. Понимаешь? Да, я хочу отсоединиться от Тизакоса и считаю, что Ксигора заслуживает самостоятельности, – с пылом говорил он, и глаза юноши сияли. – Но я желаю свободы для людей. Таковы мои убеждения. Мы свергнем правящих стратагиози, от федерации ничего не останется, а у жителей континента появится право выбора. Эх, ты хоть себя слышала минуту назад? – добавил он со смехом. – Ты уже привела за меня аргументы.
Нет, Реа не могла с ним согласиться. Как ни странно, но слова Михали звучали для нее подобно ядовитым речам Васы. Они с Лексосом обязаны исправить ситуацию. Вернуть отцу его истинное «я», защитить семью и сохранить власть. Однако ей нужно время. И особенно важно сейчас убедиться в том, что она выйдет из подвала живой.
– В твоих словах есть смысл, – медленно проговорила Реа, притворившись, что колеблется.
Пусть Михали считает, что есть возможность ее переубедить. Что он смог до нее достучаться. И ведь, если признаться, последнее ему почти удалось.
Он выдохнул и опустил плечи. Вид у него был столь же изможденный, как, вероятно, и у Реи.
– Точно? И у тебя появились крохи здравого смысла?
– Ты вдохновенно все расписывал, но насмехаешься надо мной, когда начал добиваться успеха?
Михали заразительно рассмеялся.
– Мы в Ксигоре не настолько воспитанные, как вы в Стратафоме.
Улыбка Реи угасла. Он не представлял, каково ей было жить в Стратафоме. Каково это, когда ты постоянно находишься под пристальным надзором, а тебя защищают лишь доспехи вежливости.
– Да, – кивнула она.
Михали заговорил серьезнее:
– Если имеется надежда тебя переубедить, я обязан воспользоваться шансом. А пока, если желаешь, предоставлю тебе минуту покоя. – Он протянул ей правую руку, и метку Тиспиры озарил свет фонарей.
– Хорошо, – сказала Реа и стиснула ладонь супруга.
Минута покоя. Только и всего.
Глава 20Реа
Реа провела ночь в гостевой комнате, но желанный сон не шел, несмотря на обещание Михали пока оставить девушку в покое. Ей все равно было неуютно, и она до сих пор думала о ночном разговоре, когда одевалась на завтрак. Помимо прочего, следовало отправить Лексосу послание. Что же сообщить брату? Что ее раскрыли, опасения Аргиросов оправдались, а Реа и впрямь бесполезна?
«Нет, сейчас об этом не думай, – пожурила себя Реа, шагая по холодному коридору. – Лучше сосредоточиться на Михали… и его матери».
Они ждали за столом. Слуги уже подали завтрак. Эвантия сидела спиной к двери, а Михали смотрел на Рею, сощурившись и нахмурив брови.
– А вот и она, – сказал он. – Наша беглянка.
Эвантия обернулась с рассеянной улыбкой.
– Надеюсь, ночью вы двое тепло оделись. В такую погоду и в столь поздний час на улице страшно холодно.
– Она – да, – ответил Михали, касаясь теплых булочек, от которых еще шел пар. – А я – нет. Она взяла мои штаны.
– Будто у тебя других нет, – отрезала Реа. – Кстати, мне хотелось бы и сегодня прогуляться по городу. Я мало что успела здесь повидать!
Разумеется, она искала повод провести время одной и ожидала, что Михали ее поддержит. Ведь о каком покое может идти речь, если они постоянно вместе? Однако он покачал головой и поднялся из-за стола, смахивая крошки с серого пиджака.
– Боюсь, прогулку надо отложить. Сегодня у нас будут важные дела в Парагу.
– В Парагу?
– Это деревенька неподалеку от столицы, – объяснила Эвантия, складывая булочки и фаршированные виноградные листья в платок. – Если точнее, она находится возле горной дороги. Вам не помешает еда, вы точно проголодаетесь.
– Мама, – устало проговорил Михали, – это официальный визит. Узелок с угощением от матушки будет немного не к месту.
– Что ж, конечно, – отмахнулась Эвантия. – Я столько для тебя делаю, жизнь тебе подарила, и это благодарность, которую я получаю! Просто замечательно.
– Мам…
– Полагаю, родители рано или поздно становятся не нужны, – женщина тяжело вздохнула и отвернулась, уткнувшись лицом в ладони.
Михали зажмурился, собираясь с силами, а затем направился к ней и поцеловал в макушку.
– Извини, мам. Подготовишь узелок с едой и для Тиспиры, хорошо?
– Уже сделала, – улыбнулась Эвантия и ущипнула сына за щеку.
Она принесла с кухни узелок, перевязанный цветочным шарфом, и протянула Рее.
– Ступайте. Приятной вам поездки.
А поездка началась с мучительно тихого путешествия по озеру. Молодые люди молчали, как и в прошлый раз, но при свете дня Реа заметила, что Михали продолжает морщить лоб. Время от времени он сжимал и разжимал кулак, словно готовый в любой момент схватиться за оружие. Реа даже могла предположить, что юноша ее боится, если бы не знала его лучше.
Парагу ютилась так высоко в горах, что смысла брать экипаж не было. Реа и Михали подошли к конюшне, и девушку усадили на серую кобылу с мягким нравом. По словам конюха, Лефка привыкла к неопытным наездникам.
Реа подумывала ответить, что привыкла к мужчинам, которые ее недооценивают, но прикусила язык: ведь ей выпала возможность принести пользу семье, сделать то, чем обычно занимался Лексос. Она успела все испортить. Попалась Михали и раскрыла ему карты. И то, что он ответил ей тем же, ничего не изменило.