Михали кашлянул, возвращая девушку в реальность.
– Айя Ксига?
– Да, – коротко ответила Реа, сняла кинжал с пояса и вновь подняла руку. Лезвие сверкнуло в залитом солнцем воздухе.
В толпе ахнули, но девушка не отвела взгляд от ножа. Она не могла выдержать ни благоговения, ни недоверия толпы.
Реа сосредоточилась на ритуале. Она не обязана придерживаться определенных правил. Левая ладонь, правая – не важно.
Однако на левой руке была метка, оставленная отцом. А на правой – шрам, что связывал Тиспиру с Михали.
Нет, все-таки выбор имеет значение.
Реа стиснула рукоять в правой кисти, собираясь с духом. Она буквально чувствовала на себя взгляд Лексоса. Что они натворили, они оба? «Я все исправлю», – мысленно пообещала Реа и полоснула ножом по левой ладони, рассекая черную метку стратагиози надвое. Она уже решилась. Пусть и не знает точно, на какое будущее надеется.
Реа стиснула кулак, кровь стекла по пальцам на снег, пропитывая его подобно алым чернилам. Люди встали друг за другом, и первой к девушке приблизилась пожилая женщина с потертым вдовьим платком на седых волосах.
– Эфкала, Айя Ксига, – прошептала она, опустившись на колени и склонив голову.
Реа наблюдала за ней, стараясь не думать о боли. Верующая взяла горсть окровавленного снега, поднесла ко лбу, а затем положила себе на язык. Он таял, алая жидкость стекала в горло, которую женщина молча сглатывала.
Затем она медленно поднялась и отошла. Другие ждали своей очереди: родители и дети, чужаки – плечом к плечу, старые и юные, все худые и бледные. Реа сильнее сжала кулак, и на снег упало еще несколько багровых капель. Ради чего они встают на колени, благодарят ее – за что? Она пошла на риск не ради них, а ради человека, который принес им столько горя. Она поступает так лишь для того, чтобы сохранить жизнь их врагу.
«Нет, так нельзя, – подумала Реа. – Это неправильно». Боль достигла предплечья, и личина Айи Ксиги соскользнула. Девушка покачнулась, перед глазами поплыло. Михали подхватил ее за локоть и придержал, чтобы она не упала.
– Эфкала, – эхом отзывалась Реа на краткие фразы верующих. Она с трудом говорила на святом тизакском, с неправильным акцентом.
У Михали речь текла свободнее, более гладко. Он обещал, что девушке станет проще, да и вообще она непременно научится языку. Очередь почти иссякла, но слова из ее уст до сих пор звучали неуклюже. Может, у Реи никогда не получится освоить древний тизакский. Все-таки за сотню лет она не изменилась. В отличие от этих людей. От Михали.
Жизни длиною в удар сердца – однако каждому из них есть к чему стремиться.
Наконец перед ней остался лишь снег в крови и солнце. Реа сделала глубокий вдох. Когда все закончится, ей больше не придется подражать матери. Как мама справлялась? Она искренне считала себя достойной почитания? Разве такое возможно?
– Если позволишь, – сказал кто-то рядом, и девушка растерянно моргнула. Михали тоже встал на колени. Вид у него был взволнованный, и он нервно сглотнул. – Могу ли я получить твое благословение?
Реа и не знала, почему поступила подобным образом. Возможно, на нее повлияла зимняя дымка, взгляд Михали или влажный блеск его раскрытого рта.
Реа разжала кулак, посмотрела на сгусток крови в ране и протянула ладонь к Михали, вместо того чтобы выжать последние капли на снег.
– Айя Ксига, – прошептал он. Глаза юноши ярко мерцали.
Реа ничего не ответила и выжидательно смотрела на Михали.
Он взял ее руку, и от ледяных пальцев Михали по коже Реи пробежал холодок. Юноша провел большим пальцем по ладони девушки, собирая свежую кровь. Реа чувствовала его взгляд, но едва стояла на ногах, и воздух обжигал легкие. Она зажмурилась.
– Прошу, взгляни на меня, – попросил Михали.
Толпа держалась неподалеку. Реа открыла глаза, лица людей будто превратились в осколки в зимнем свете. Михали сжимал ее ладонь обеими руками, ветер трепал его темные волосы. Он поднес палец ко лбу и оставил в центре красную метку.
– Эфкала, – сказал Михали.
– Эфкала, – ответила Реа еле слышно. Взгляд девушки был прикован к припорошенным снегом волосам, прилипшим к кровавой метке на лбу Михали.
Это уж слишком. Михали взирал на Рею так, словно почитал еще больше, чем святую.
Но ведь она вовсе не святая. Она эгоистичная, напуганная дочь Васы.
– Не могу, – шепнула она и вырвала руку. Стены ущелья сжимали ее в каменном плену. Реа обошла Михали, едва удерживая равновесие, и протолкнулась через толпу, не обращая внимания на оклик юноши. Прочь! Прочь отсюда!
Она совершила жестокую ошибку, согласившись сюда приехать. Думала, что справится, и потерпела поражение. Реа огляделась в поисках тропы наверх, но не могла ее найти. Бежать некуда, передумывать поздно. Уже не вернуться к жизни, от которой она отказалась, увидев портрет матери в Парагу.
Михали звал ее по имени святой – Айя Ксига, – но это была не она. Мама носила имя с гордостью, служила народу, отдавая ему всю душу. Реа же воспользовалась именем как маской, которую можно снять в любой момент, если та будет неудобна.
Это все равно что звать себя Тиспирой и выполнять приказы отца.
Девушка рухнула на колени, снег сразу пропитал брюки. Боль в ладони не стихала, и Реа прижала ее к груди.
Реа отчасти надеялась, что повстанцы наблюдают за ней в момент слабости и видят ее настоящую.
– Ну же, – раздался голос Михали, и Реа услышала хруст шагов по снежному насту. Он сел рядом и приобнял девушку за плечи. – Вставай.
Юноша помог ей подняться и продолжал что-то говорить, но слова сливались в неясный гул, как шум морских волн у стен Стратафомы. Реа позволила вести себя по ущелью, но не слушала Михали. Он быстро нашел тропу и повел девушку наверх, приобнимая за плечи и показывая, куда ступать. Наконец они очутились в тени деревьев, в укромном месте, где их ждали лошади, с довольным видом жующие морковку.
С нее хватит. Она никогда не вернется сюда. Люди, смотревшие на нее, не могли не заметить лжи. Все, что Реа делала, сколько себя помнила, – это обманывала других.
– Что? – спросил Михали.
Реа вздрогнула, предчувствуя неизбежное осуждение за то, что не носила имя святой как должно.
Она вздохнула и посмотрела на Михали, хоть и не знала, что сказать. Щеки юноши раскраснелись, кровавая метка высохла и осыпалась на ветру.
– Что – «что»? – устало переспросила Реа.
Он шагнул ближе и нахмурился, когда она отстранилась.
– Что случилось?
– Ничего.
Реа потерла рану на ладони краем пальто, и под кровью вновь проявилась метка стратагиози. Возможно, от судьбы не сбежать. И лучше бросить Михали, вернуться в Стратафому и уповать, что он не оставит в живых ни одного Аргироса, когда возьмет цитадель.
– Пойдем домой, – добавила она.
– Реа, – тихо проронил Михали, и ее настоящее имя – не Тиспира, не Айя Ксига – повлияло на девушку сильнее всего. – Ответь мне.
– Не стоит, – отрезала она.
Может, Михали искренне хочет знать правду, но разве это изменит ситуацию?
Правду сказать нельзя. Михали ее возненавидит и вполне заслуженно, если узнает, что Реа предана семье.
Как бы ни повернулась жизнь, она постоянно оказывалась под чужим именем – в услужении отца. Так было всегда.
– Просто я иногда гадаю, – проговорила Реа, поднимая взгляд на Михали, – как бы я поступила, если бы самостоятельно принимала решения.
– А разве это не так?
– Нет, конечно!
У Михали все просто. Он не подстраивается под волю других, не тревожится, что сделанный выбор разрушит семью. Он уверен, что выступает за правое дело.
– Айя Ксига. Тиспира. Схорица. Стратагиози…
– И ты, – перебил Михали, и Рею застал врасплох его надрывный голос. – Все напрямую связано с тобой. Это ты! – юноша взял себя в руки и заговорил спокойнее: – Ты передумала и решила поступить по совести.
– Нет.
– Тогда…
– Ты мне поверил?
Рее было больно видеть, что Михали обращается с ней лучше, чем ее родные, хотя она ни капли не изменилась. Он заслуживает правды. Голос брата, возникший в голове, приказывал молчать, но Реа потеряла терпение.
– Что ты думал? Что Ксигора внезапно меня облагородила?
– А что тут такого? – парировал Михали с добродушной усмешкой. Неужели он не понимал, что Реа лукавила и предала его доверие?
– Да, – ответила Реа. – Я пришла сюда, я готова отвести тебя в Стратафому, но солгала о том, ради чего это затеяла. Я…
Он рассмеялся, и Реа осеклась.
– Прошу прощения, что тебя развеселило?!
– Ну… Я не удивлен, что ты меня обманула.
В голосе Михали не было осуждения, однако Реа ощутила очередной болезненный укол в сердце. Все было как в ту ночь в катакомбах. Ее карты раскрыли без малейшего труда.
– Чудесно, – заметила она. – Рада, что оправдала твои ожидания.
– Ты всю жизнь была предана семье. На твоем месте я бы тоже солгал, – ответил Михали с застенчивой улыбкой и подался ближе, а Рею охватило сладостное предчувствие. – Но признаваться и не подумал бы. Ты более честная, – добавил он.
– Ты меня дразнишь, – пожаловалась Реа.
Весьма жестоко, даже если сам Михали пока этого не осознал. Ей никогда не удавалось быть одновременно и искренней, и полезной. Всегда приходилось выбирать что-то одно. И Рее, и родным братьям, и сестре. В доме Васы они были вынуждены подчиняться отцу.
– Чуть-чуть, – согласился Михали, подвигаясь еще ближе. – Ты рассуждала, как все пойдет, если решение будет за тобой…
– И?…
– Мы только что выяснили. Ты решила сказать мне правду.
Реа покачала головой.
– Все сложно.
Он приближался, не обращая внимания на ее слова.
– Ты могла и дальше продолжать притворяться, что проведешь нас в Стратафому. Я надеялся разгадать мельчайшие детали твоего плана еще до того, как ты лишишь меня жизни, но ты вовсе не обязана была мне помогать.
– О чем ты? – растерялась Реа.
Михали вскинул брови.