– Я видел ее в последний раз ужасно давно, – прошептал Лексос, хотя лицо матери уже появилось перед внутренним взором.
Она была красива в глазах родных детей, и доброй юноша ее не назвал бы, а, скорее, – постоянной. Всегда одинаковой, с одними и теми же убеждениями и ценностями. Хотя, возможно, это лишь потому, что ей не было дано времени измениться.
Однако Васа не это хотел услышать.
– Да, очень красивая.
Она умерла за месяц до того, как началась серьезная кампания Васы за пост стратагиози. Лексос помнил пустой дом, безликих женщин, что приглядывали за детьми по очереди, пока не вернулся отец, окровавленный и сгорбленный, и не забрал отпрысков в Стратафому. Близнецы плакали всю дорогу, и в поместье их заманили обещанием отдельных спален. Тогда они были малышами, и Реа вечно спрашивала, где мама и когда вернется.
Лексос понимал, что она умерла, несмотря на уклончивые речи и посулы Васы. Почему для мальчика это было кристально ясно? Отец тогда даже не заговаривал о том, что случилось.
– Как она умерла? – спросил Лексос.
– Быстро, – ответил Васа после паузы.
Лексос схватился за каркас кровати, и щепка врезалась ему в ладонь.
– Как это понимать? – выдохнул он, но в ту же минуту перед глазами всплыл образ Васы, нависшего над бездыханным телом матери Лексоса.
Глаза и рот отца были раскрыты, по подбородку стекала слюна, а на шее проступали яркие синяки. Лексос все видел. Он осознал, что произошло, и унесся прочь на лошади, вместе с сестрой, – как можно дальше от убийцы.
– Мы похоронили ее в земле, по обычаям святых, которых она почитала, – добавил Васа.
– Зачем? – прохрипел Лексос.
– Она бы этого хотела. По крайней мере, подобную услугу я должен был ей оказать.
– Нет, зачем ты ее убил?
– О-о-о, – беспечно протянул Васа. – А вот этого хотел я. Она была против моей кампании за пост стратагиози, что меня не устраивало.
Лексос выпрямился и отошел от кровати. Мысли, возникавшие у него прежде, забурлили на поверхности. Он верен близким, а Васа принес родным столько горя, что больше не мог считаться частью семьи.
Юноша взглянул на сухие цветы, дрожащие на ветру, и приблизился к отцу. Лексосу не составило труда толкнуть Васу на матрас и стиснуть обеими руками его горло.
Васа не сопротивлялся. Мрак лежал на лице мужчины черной занавесью, но Лексос ощущал на себе взгляд отца.
Лексос подался к нему, опираясь на кровать коленом.
Время тянулось невероятно медленно, и в ушах Лексоса отдавались влажные хрипы. Несмотря на весь запал, юноша не мог надавить достаточно сильно, чтобы выжать последние капли жизни из Васы.
Лексос отпрянул со сдавленным воплем и закрыл лицо ладонями, едва сдерживая слезы. Неужели кровь на полотне неба была дурным знаком? Он навсегда останется заложником момента, его вечно будет преследовать роковое решение – убить Васу.
– Я всегда говорил, что ты слишком слаб, – просипел Васа. – Ведь в тебе течет и кровь матери. Но сегодня я наконец смогу тобой гордиться.
Юноша поднял взгляд и увидел, как отец садится в постели. Что-то блеснуло в пальцах Васы. Кинжал с гербом Аргиросов. Точно такой же был у Лексоса.
– Возьми, – предложил Васа. – Не останавливайся на полдороге.
Лезвие дрожало в лунном свете, и в глазах старого стратагиози читалась глубокая усталость.
– Васа…
– Мой мальчик, тебя всегда ждала эта судьба, – спокойно проговорил отец.
Он был прав. Лексос посмотрел на ветви оливы, мерцавшие в полумраке. Он посвятил всю жизнь семье, годами пытался заслужить то, что Васа предлагал ему сейчас. Это естественный порядок вещей.
Лексос потянулся за кинжалом.
Рукоять легла в помеченную черным знаком ладонь. Выбор сделан. Лезвие прошило плоть, задевая кости, клинок завибрировал, словно отвечал юноше беззвучной мелодией. В ту минуту Лексос подумал, как это красиво.
Возможно, он перестарался? Однако мысль пришла к нему только после того, как все было кончено. Темнота мешала юноше разглядеть, сколько крови разлилось по простыне, но под коленями Лексоса чувствовалась липкая влажность, и он знал, что ладони стали алыми.
Сколько раз кинжал вонзился в Васу? Лексос не помнил, не мог сосредоточиться на содеянном. Казалось, некто другой убил отца, а он просто наблюдал со стороны. И его вполне устраивало такое ощущение.
Он отшагнул от кровати и разжал пальцы. Кинжал со стуком ударился о пол, чересчур громко для глубокой ночи, но Лексос даже не встревожился. Пускай все проснутся, а сюда прибегут слуги. Теперь это его дом, его страна.
Лексос поднес к глазам левую руку и сощурился в полутьме. Пропадет ли метка? Или останется даже после того, как он получит матагиос? Или тот уже перешел к нему?
Тело отца еще содрогалось, испуская последние крупицы жизни. Скоро надо будет похоронить труп. Лексосу сразу станет легче, когда он избавится от остекленевшего взгляда отца, пускай тот сам вложил сыну в руки кинжал.
Лексос вытер пот со лба. Васа похоронил его маму в земле по обычаям святых. Именно так, как она и хотела. С его стороны это было проявление доброты. Лексос спрятал кинжал в тайный карман и подумал, что для Васы погребение не будет подобной услугой.
Небо оказалось чистым, а луна такой огромной и близкой, только руку протяни. Однако руки Лексоса были заняты. Он нес тело отца по саду, хрупкое и необыкновенно легкое. Возможно, матагиос придавал юноше силы? Или Васа действительно не был крупным и мощным, каким старался выглядеть?
Лексос шагал по тропе в оливковой роще, а после меж рядов кипарисов. Он не сразу осознал, что направляется к механическому саду младшего брата, хотя и бывал там пару раз. Пожалуй, будет справедливо закопать отца среди творений Ницоса, которые он никогда не ценил.
Лексос уложил тело под медную вишню, и хрупкие стеклянные цветы захрустели под весом бездыханного Васы. Крошечные тканевые снежинки падали на плечи юноши, но он не обращал на них внимания. Почва здесь была мелкая, рыхлая, вырыть могилу не составило бы труда даже кинжалом, покрытым запекшейся кровью.
Лексос встал на колени у корней дерева и принялся копать яму. Один взмах лезвия… еще. И еще. Все чувства юноши сосредоточились на сухой, рассыпающейся земле. В полумраке мерцали металлические рельсы, часть механизма для вечно падающего снега.
Спустя некоторое время Лексос поднялся и отбросил кинжал. Он больше не мог отводить взгляд от трупа. Глаза отца были открыты, от шеи до груди тянулась глубокая рана, но юноше стало особенно не по себе из-за того, что Васа был в ночной шерстяной сорочке, совершенно обычной, похожей на ту, в которой спал и Лексос. Она достигала колен, обнажая голени и ступни, тонкие и мускулистые, покрытые волосами.
Сейчас сложно было представить, что этот человек убил маму, разрушил семью. И хотя Васа едва ли не приказал сыну отнять у него жизнь, Лексос не мог сдержать болезненного чувства вины.
Нет уж, хватит. «Похорони его, и тебе не придется смотреть ему в глаза», – подумал Лексос.
Ему претила мысль о том, чтобы вновь взять отца на руки, поднести к груди, как ребенка. Поэтому он взял Васу за локти и затащил в свежую могилу.
Лексос выпрямился и зажмурился. Хотя сад был механическим, в воздухе сильно пахло цветами. Юноша пытался сконцентрироваться на аромате, чтобы забыть о крови под ногтями, о том ощущении, когда тело Васы обмякло.
Снег еще падал, мягкий и холодный, остужая щеки Лексоса. Ветер, недавно грозивший разбушеваться, потихоньку слабел, а на горизонте наверняка загорался рассвет.
Лексос услышал птичье пение, умиротворяющее, как тьма, которая окутала юношу, едва он смежил веки. Мелодия казалась знакомой. Порой она лилась с чердака, из мастерской Ницоса. Лексос открыл глаза и огляделся. Обвел взглядом березы с полупрозрачными стволами и иву с тряпичными листьями, а потом посмотрел на вишню: на самой нижней ветви сидела колибри с темно-синими крылышками.
– Лексос?
Он вздрогнул и обернулся. Под низкой каменной аркой стояла Реа, разинув рот, со спадающей с плеч шалью.
– Лексос, – прошептала сестра, – что ты натворил?
Глава 37Реа
Минуту Лексос молча смотрел на нее. Реа впервые видела брата таким – совсем не собранным, странным.
– Он все портил, – наконец проговорил Лексос. – Реа, он убил нашу мать.
Мать? Интересно, а Лексос знал, кем она была на самом деле? Заслуживал ли он правды? Впрочем, неважно. Мама, святая, умерла от рук отца. В каком-то смысле такой финал вполне ожидаем. Столько лет она продержалась на этой земле, но Василис Аргирос оборвал ее жизнь.
Реа не могла долго размышлять, потому что заметила кинжал на траве, яркий и кровавый, и увидела изуродованное горло Васы, лежащего в могиле. Он убит – как и Михали. И сейчас ничто – ни скорое прибытие Схорицы, ни даже труп отца под вишней – не имело значения.
Она бросилась за кинжалом, не слушая Лексоса. Земля попала в рот, злоба разметала все мысли. Рукоять тоже была покрыта запекшейся кровью, осыпающейся хлопьями. Лексос отшатнулся, огибая могилу с телом Васы.
– Что ты делаешь, кафрула? – спросил он ласково, но с тревогой.
Реа прицелилась кинжалом ему в сердце. Для нее не проводили тренировки, как для Лексоса, но она убила достаточно людей.
– Плачу тебе той же монетой, – ответила Реа, гордясь, как ровно звучит ее голос и как тверда рука. – Забираю у тебя то, что ты отнял у меня. У Михали.
Лексос растерянно нахмурился.
– Михали?
Конечно, он даже не помнил имени, настолько ему было все равно.
– Мой супруг, – сказала Реа, едва не всхлипнув. Она не раз сыграла свадьбу, но лишь последняя имела для нее значение. – Супруг, которого ты убил.
Лексос удивленно усмехнулся, и Реа не выдержала – кинулась на брата с диким воплем.
– Мала, Реа! – выкрикнул Лексос, хватая сестру за запястье. – В чем дело? Я никогда так не поступал. Убивать супругов – твоя работа.