Ладно. Он пойдет ей навстречу. Лишится поста, но позже отвоюет обратно.
Лексос открыл рот и затаил дыхание. Фалька сощурилась, всматриваясь в его язык, и между молодыми людьми повисло напряженное, почти осязаемое молчание.
Пару секунд спустя она выпрямилась и пробормотала:
– Хм, подозрительно.
– Что такое? – спросил Тарро.
– Ты просил забрать матагиос, – сказала Фалька, – но он им не владеет.
«Близнецы», – подумал Лексос и потерял сознание.
Глава 39Реа
Брат оставил ее возле утеса вместе с Ницосом и трупом отца в саду у них за спиной. Лексос с такой легкостью бросил их, словно его ничего не волновало. Возможно, так оно и есть. В конце концов, именно Реа была чужой в собственной жизни.
Все казалось таким реальным. Реа постепенно полюбила Михали, ведь отношения молодых людей изменились, и они стали искренни. Но сейчас она не могла не думать о далеком дне выбора Тиспиры, когда спускалась по лестнице, еще не зная, кого позовет.
И как же она удивилась, когда с ее губ слетело имя Михали. Тогда она ни о чем особо не размышляла, но теперь все стало ясно.
Кроме того, она думала и о Схорице. Нет, не Михали заставил ее перейти на сторону повстанцев, однако супруг сыграл немаловажную роль. Значит, отчасти повлиял на ее решение.
Неужели Ницос мог все распланировать? И она не очутилась бы в этой ситуации, впустив в отцовский дом врага, если бы не колибри, обитающая в механическом саду?
Лексос прав. Кто-то в Схорице рассказал Тарро Домина об их планах. Вероятно, Ницос? Но он честно сознался во всех деяниях. С чего бы скрывать еще одно? Нет, постарался явно кто-то из рядов повстанцев, тот, кому доверяли Пирос и Михали. Пожалуй, Реа догадывалась, кто это, хоть и не представляла, как она выглядит: Фалька, дочь и преемница Тарро Домина.
Пирос и Михали доверили Фальке разобраться с Лексосом. Так она и сделала, но и Схорицу обвела вокруг пальца. Рее даже захотелось с ней встретиться, посмотреть на девушку, способную на хитроумные манипуляции.
Что ж, если надолго здесь задержаться, она и впрямь столкнется с Фалькой, а потом наверняка погибнет. Не время погружаться в раздумья.
Реа спрятала кинжал в сапожок, поежившись при мысли о том, что на нем осталась запекшаяся кровь отца, и вместе с Ницосом пошла к лестнице, чтобы вернуться в сад.
Похоже, Рее крупно повезло. Васа умер, не зная о ее предательстве, о том, что она выяснила о матери. Наверное, следовало горевать об отце. И ответы на некоторые вопросы, конечно же, почили вместе с ним. Однако он все равно не сказал бы правду и уж точно не поддержал бы выбор старшей дочери.
Вот и хорошо, что Васы больше нет. Реа всегда была для него верной дочерью и теперь могла похоронить эту часть себя вместе с ним.
Колибри, не моргая, смотрела на девушку, сидя на ветке вишни. Глазки блестели, как влажные бусины, а Рею пробирал холодок. Птичка выглядела более живой, чем другие творения Ницоса. И разумеется, поживее крылатого разведчика, который наблюдал за ней в Ксигоре.
Реа не могла оставить тут колибри, которая могла на нее повлиять. Она не знала, что будет если механизм повредят, и не хотела рисковать.
– Забирай, если хочешь, – спокойно проговорил Ницос. – Все равно она прилетит ко мне по зову.
Реа не нуждалась в разрешении брата, однако лишь после этих слов отцепила шаль с розового куста, отряхнула и вытянула руку, чтобы птичка вспорхнула к ней на палец. А затем бережно закутала колибри в ткань и повязала свободные концы на месте пояса.
– А ты почему еще здесь? – спросила она, неуверенно глядя на брата.
Он не выглядел расстроенным после разговора с Лексосом, хотя теперь девушка понимала, что внешность Ницоса обманчива.
Ницос махнул рукой на сад.
– Хотел в последний раз взглянуть на свои труды. Боюсь, нам придется покинуть Стратафому.
Реа подумала о кораблях, которые покачивались в волнах, и прошептала:
– Их так много… – ведь она и открыла для них проход. Из-за Реи влияние Домина упрочилось, а федерация укрепилась.
Михали бы ужасно разочаровался.
– И половины флота хватило бы, чтобы взять крепость, – заметил Ницос. – Дело не только в Стратафоме.
Корабли пришвартовались: до Реи доносился гул голосов, разносившийся над волнами. Они прибыли за семьей стратагиози и для того, чтобы захватить страну.
– Васы уже нет, а его преемником ты не станешь, – подытожила Реа и шагнула к Ницосу. Он протирал очки с увеличительным стеклом рубашкой, плотный фартук был надет слегка набекрень. Не может быть, чтобы человек, который создал подобные творения, желал разрушения Тизакоса.
– Ты ведь не этого хотел?
– Сначала – нет, – признал Ницос, убирая очки в карман штанов. – Но система себя изжила. В ней нет пользы. Пора от нее избавиться, как думаешь?
– Не притворяйся, будто мы на одной стороне! – рявкнула Реа. – Михали был бы жив, если бы ты хотел лучшего мира, – она сражалась за свободу и независимость, за свержение старого порядка, а это куда лучше, чем сеять повсюду хаос и разрушения.
– Это твое мнение. А теперь мне пора, – бросил Ницос. Видимо, у него ко всему был такой подход.
– Вот как?
Ницос кивнул.
– И тебе тоже.
Раздался цокот копыт по гравийной дороге внутреннего двора. Сюда прибыли и по суше: вряд ли стоит ожидать союзников.
– До свидания, – сказала Реа наконец. – Еще увидимся.
– Если я захочу.
Реа сощурилась. Неужели он до сих пор не понял?
– Нет, Ницос, если я захочу. Пускай отчасти я твое творение, но другого такого ты не сделаешь, – в голосе девушки прозвучала уязвленная гордость, смешанная с угрозой.
Между Реей и Ницосом тоже была связь, соединяющая их обоих. Реа обязательно придумает, как ее задействовать, чтобы отомстить за себя и за Михали.
– Возможно, – Ницос улыбнулся, сверкнув мелкими белыми зубами.
Реа отвернулась и выскользнула из сада.
Она бежала мимо кипарисов. Конечно же, сейчас можно было воспользоваться одним из потайных проходов в крепостной стене. Рее как раз нужны те, что расположены на южной стороне, поскольку северные вели лишь к морю и утесам. Но в таком случае ей надо обогнуть дом и пробежать вдоль фасада, а там наверняка выстроились воины стратагиози, прибывшие сюда по суше.
Куда безопаснее пройти через дом. Он огромен, а солдаты пока не успели в нем разобраться и разузнать все его секреты. Реа прошмыгнет в северный вход для слуг, промчится через их крыло и окажется на южной стороне, а ее никто не заметит.
Главный вопрос в том, что делать дальше. Прибудут ли мятежники Схорицы? И можно ли еще полагаться на повстанцев, если в их рядах есть предатели?
Вход для слуг был возле веранды, на которой Реа впервые встретилась с Михали, и от воспоминаний сдавило грудь. Дверь оказалась невысокая, старая и покоробленная, Реа толкнула ее и очутилась в коридоре, освещенном факелами. Стратафому спланировали так, что именно здесь были хорошо слышны голоса хозяев, находившихся в семейном крыле, и слуги могли сразу прийти на зов.
Однако первый стратагиози Тизакоса позаботился и о потайных уголках, рассчитанных на полную конфиденциальность, и прежде Реа была очень ему благодарна. Но теперь она пожалела, что не может услышать отсюда все, что творилось в особняке.
Впрочем, до нее доносилось эхо голосов, и она даже различила один из них – Лексоса. Он говорил с той интонацией, которую Реа всегда ненавидела, – едкой и раздражающе спокойной.
Ей захотелось пойти на голос брата, но она подавила желание и отправилась дальше по извилистому коридору на кухню, чтобы потом пробраться к выходу на улицу.
Один поворот, второй – и вот потянуло ароматом выпечки. Реа заглянула на кухню, не рискуя выходить из тени. В помещении кто-то прятался, но явно не служанка. Девичий силуэт маячил в полумраке, вырисовываясь около каменной тумбы.
Реа сощурилась и позвала:
– Хризанти?
Девушка тихо пискнула и выбралась из укрытия. Золотые волосы выбивались из-под капюшона старой, драной накидки, которую она позаимствовала у кого-то из слуг.
– Реа, – выдохнула Хризанти. – Мала, как я рада!
Реа подбежала к сестре и крепко обняла, уткнувшись носом ей в шею. Вот и вся семья, что у нее осталась. Хризанти – единственная, кто не изменилась у Реи на глазах.
– Лексос приказал собирать вещи, Васы нигде нет, а в главном зале собрание, – пролепетала Хризанти. – Что-то случилось!
Реа кивнула и потянула сестру за собой.
– Надо скорее отсюда выбираться. Ты взяла вещи?
Хризанти показала ей сумочку.
– Я успела захватить краски.
– Сойдет, – сказала Реа и повела ее к другому выходу из кухни. – Быстрее.
Сестры были уже на пороге, когда кто-то прокашлялся, и Реа в панике обернулась. К счастью, это была лишь Елени.
Она выглядела до смерти напуганной, над верхней губой блестели бисеринки пота, а в дрожащих руках служанка держала поднос с пустыми бокалами.
– Да? – спросила Реа, рассчитывая на очередное послание от Схорицы.
– Он у южной стены, – пробормотала Елени и, подхватив другой поднос, с бокалами, наполненными вином, поспешила в главный зал.
Значит, Рею не бросили. Какое облегчение!
– У южной стены? – переспросила Хризанти. – Реа, что еще?…
Времени объяснять не было. Реа повлекла сестру за собой, отчаянно надеясь увидеть знакомого человека, ожидающего ее снаружи, вне огромного дома.
Младшая сестра молчала. Реа не сомневалась, что позже та ударится в слезы, как, вероятно, и она сама, но сейчас лицо Хризанти было серьезным, а поступь уверенной.
Реа ощутила прилив нежности. Женщины из рода Аргиросов умели прекрасно приспосабливаться даже к самым неожиданным обстоятельствам.
Вскоре сестры бежали по оливковой роще, петляя среди деревьев. Через минуту перед ними предстала внешняя стена с тайной дверцей, столь искусно сделанной, что Реа не сразу нащупала петли.
Она толкнула створку и выбралась наружу. Елени права – здесь топтался высокий мужчина с густой бородой и теплым взглядом. Пирос, преемник Михали, единственный, кому Реа могла доверять.