Много работала на дублировании зарубежных фильмов. Вспоминаю, как из Франции пришла картина «Собор Парижской Богоматери». Там около главного героя был помощник, карлик, и режиссер дубляжа Женя Алексеев не знал, как его озвучить. Кто-то ему сказал: «Женя, попросите Королеву!» — «Как? Женщину?» — «Да. Увидите, что она подойдет». Я пришла. Он, стесняясь, начал бурчать: «Лида, это будет необычная работа». Включил изображение, я посмотрела, послушала, и мы записали три варианта. Один из них и вошел в картину. Потом знакомые звонили и говорили: «Здорово! Не мужчина и не женщина!»
Прошло десять лет. К этому же режиссеру попала французская картина «Капитан» с Жаном Маре. И тот же карлик сыграл большую роль — кого-то травит, интригует. Алексеев воскликнул: «О! Это тот же карлик, игравший в „Соборе Парижской Богоматери“! А кто у нас его тогда дублировал? Кажется, Королева». Ассистентка засомневалась: «Женя, она же состарилась». — «Но и карлик тоже!»
А однажды мне пришлось озвучить нашего актера. Случилось это на студии Горького. Режиссер Геннадий Васильев снимал «Новые приключения капитана Врунгеля». Он пригласил меня к себе и сказал: «Лидия Георгиевна, нам надо озвучить… Савелия Крамарова. Всего в одной сцене. Он сам пытался два раза озвучить, вызывали других актеров — никак не получается». А сцена заключалась в следующем: плывет плот с главными героями, за него цепляется Крамаров, пытаясь выбраться из воды, а те его не пускают. И Крамаров кричит, умоляя их простить его. Так вот Гене нужен был какой-то особый крик, переходящий с баса на визг. Я попыталась раз-другой, и, вроде получилось. Только собралась уходить, Васильев хватает за руку и говорит: «Лидия Георгиевна, есть еще один момент. Может, вы сможете озвучить… гору?» — «Гору?!» — «Да. В этом же эпизоде, когда все взрывается, бурлит и гремит, должна хохотать гора. Она хохочет, хохочет, переходит на стон и затихает…» Я снимаю пальто, возвращаюсь к микрофону и начинаю делать гору…
Вот есть актрисы гротесковые, которые бегают, падают, носятся по лестницам — у меня совсем не то. Я актриса сугубо острохарактерная. Моя характерность сидит где-то внутри, в окраске голоса, в отношениях. Взять, к примеру, даже жанр киносказки, там все равно надо работать по системе Станиславского. Там все равно надо видеть глаза Милляра, глаза Пуговкина, глаза Кубацкого, Хвыли, а не просто бегать и падать, считая это комедией.
О Роу у меня много хороших воспоминаний. И человек он был с большой буквы. А знакомство с ним произошло, как всегда для меня, невезуче. Он снимал «Вечера на хуторе близ Диканьки», и на роль Бабы с фиолетовым носом, которая ругается с соседками, он хотел пригласить актрису Лидию Рюмину из театра Ленинского комсомола. Артурыч, как мы его называли, работал только с теми, кого знал, кому доверял, поэтому у него из фильма в фильм всегда переходил один и тот же актерский состав.
Группа сидела где-то в снегах, в Мурманске, по-моему. Начальницей актерского отдела в то время у нас была Вера Михайловна Скрипник. Она звонит Роу: «Александр Артурович, Рюминой в Москве нет. Мы высылаем вам Лидию Королеву из штата. Она такая же острохарактерная и темпераментная». — «Не надо мне никакую Королеву! Что вы мне все портите?! Мы в экспедиции!» Вера Михайловна стоит на своем: «Я посылаю вам ее под свою ответственность». Следующий звонок от Роу: «Не надо Королеву, она с текстом не умеет работать!» Как так? Почему он так решил? «Мне сказали надежные люди!» Как потом выяснилось, одна художница по костюмам работала на «Евдокии», где я снималась в эпизоде с высокой температурой. Таня Лиознова, которая ставила фильм, наблюдая за моей работой, удивилась: «Лида, что с тобой? Ты разучилась работать с текстом?» Я говорю: «Танечка, у меня температура под сорок, мне очень тяжело». Сделали перерыв, я полежала, собралась и сыграла. А та ассистентка вынесла из разговора только то, что захотела вынести. Так вот, Вера Михайловна все равно выписывает мне наряд и говорит: «Поезжай».
Встречала меня на платформе поздно вечером Верочка Алтайская. Она сказала: «Артурыч очень зол, ворчит, через два дня — съемка. Вот тебе текст. За это время нам надо все выучить и отрепетировать». Мы жили в одном номере и с утра до вечера разминали текст. «Ты только не теряй ритма, у Роу главное — ритм! Помнишь, в оперетте была актриса Савицкая? Так вот надо играть, как она, чтоб от зубов отскакивало…» Надо было страшно тараторить, весь спор должен был длиться несколько секунд: «Утопился! — Повесился! — Утопился! — Повесился!..»
Наутро встреча с Роу. Он важно развалился в кресле, бросил на меня недоверчивый взгляд: «Ну, что вы там нарепетировали?» Мы вышли и сбацали всю сцену как надо. Пауза. Роу: «Ну-ка, еще раз!» Мы повторили. Тогда Роу повернулся к группе и заявил: «Ну и какая б… сказала мне, что она с текстом не умеет работать?!» Поцеловал мне руку и назначил на следующий день съемку.
С тех пор Артурыч приглашал меня почти на все свои сказки. Он был уникальным явлением: звезд с неба не хватал и Америки не открывал, но на площадке твердо знал, чего хочет. Он не мог себе представить, чтобы перед камерой появился неграмотный актер. Он ничего не показывал и не объяснял, а только объявлял: «Пойдешь со своим мужем и будешь громко реветь, не желая менять младенцев…» И все. Как реветь, как идти — уже решали мы с Толей Кубацким, а Роу задавал только ритм. Он доверял актерам, потому что команду набирал сам и работал только с профессионалами. Он не останавливал съемки, если кто-то запутывался в юбке.
Роу часто устраивал встречи со зрителями, на которые приглашал Георгия Милляра, Анатолия Кубацкого, Веру Алтайскую, Зою Василькову, Аркадия Цинмана, Юрия Чекулаева, Александра Хвылю, Татьяну Барышеву, Людмилу Хитяеву. Такие встречи всегда проходили весело и талантливо. А для него самого это было очень важно — познакомиться с детьми, понять свою аудиторию и представить своих актеров.
Михаил Ильич Ромм — личность иная. Иной интеллект, иной характер, иной жанр. У него была какая-то академичность в хорошем смысле слова. Помню, когда мы снимали сцену свадьбы в картине «Убийство на улице Данте», он тоже никому ничего не объяснял, но долго репетировал. Я уже начала волноваться — может, дело во мне? Может, я что-то не так делаю? Михаил Ильич подошел и тихо спросил: «Лида, у тебя нос свой?» Я говорю: «Нет. Мне его подтянули». Он как заорет: «Зачем вы изуродовали героиню?! Снимайте с нее весь грим, и только немного припудрите! Она и так острохарактерная!» Оказывается, он все это время присматривался к моему носу.
Я много работала с Исааком Магитоном. Вот кто умеет работать с детьми! У него какой-то особый к ним подход, и дети его очень любят. Профессионал, создавший массу талантливейших «Ералашей», «Фитилей». Я снималась и там, и там, а также в «Фантазерах», в других его фильмах. Но вот последнюю работу с ним так и не видела. Это был детектив «Пять похищенных монахов», где мою героиню звали бабушка Волк.
Самый последний раз я снялась в фильме «Комитет Аркадия Фомича». Это была чья-то дипломная работа во ВГИКе, и меня уговорила поучаствовать в ней одна знакомая актриса. Когда я ознакомилась со сценарием и посмотрела на группу, то решила, что слушать никого не буду, а буду делать все сама. Действие фильма разворачивалось в Доме ветеранов КГБ, жильцы которого существовали по своим законам и порядкам, как при старом режиме. Руководителем и вдохновителем всех их деяний и являлся этот самый Аркадий Фомич, которого играл Евгений Шутов. Фильм не получился. И мне не столь жалко его создателей и саму затею, сколь жалко образ Шутова. Показали вполне трагическую фигуру, а ходили вокруг да около.
Я своей жизнью довольна. Ни на что не жалуюсь. Хотелось бы дальше жить, работать, радовать себя и веселить других.
Лидия Георгиевна не теряла оптимизма. Она всегда готова была к работе, которой в 1990-е уже не было. Я дважды приглашал ее на радио, а к восьмидесятилетию актрисы договорился о съемке в телепрограмме «Спокойной ночи, малыши!» В те годы я был сценаристом рубрики «Встреча с интересным человеком», в рамках которой Хрюша ездил на интервью к артистам, режиссерам и композиторам. В январе 1997 года съемочная группа легендарной телепрограммы заполонила маленькую квартирку Лидии Королевой, приехала неповторимая Наталья Державина-Хрюша, в итоге получился веселый, познавательный выпуск. Но как только мы уехали, Лидия Георгиевна присела в кресло и… пережила клиническую смерть. Так что свое восьмидесятилетие актриса встретила в больнице. Врачи провели сложнейшую операцию и рекомендовали ей запомнить эту дату: «Считайте, что вы родились дважды. После такой операции шансов выжить мало».
Лидия Георгиевна благополучно вернулась домой, но с каждым днем ей становилось хуже. В 1999 году она практически не вставала. Тем не менее, оптимизм и надежда не покидали ее. Лидия Георгиевна ни разу не заговаривала о смерти и обещала друзьям, что обязательно встанет. При этом она испытывала нечеловеческие боли.
Когда я навестил ее в последний раз, мне запомнилась одна фраза. Я зачитал Лидии Георгиевне готовую главу о ней для своей самой первой книги, она все одобрила и, подводя черту, сказала, что довольна своей жизнью. «И ты в моей жизни — очень хорошая, ценная, важная…» Я очень испугался, что она скажет слово «точка». Но Лидия Георгиевна выдержала паузу и сказала: «запятая».
Только это, к сожалению, была точка…
Лидия Георгиевна Королева не вела учет своих ролей и эпизодов, не коллекционировала свои фотографии и рецензии, не заводила нужных знакомств. Ей было достаточно небольшого, но близкого окружения. Теплые отношения связывали актрису с художниками, друзьями покойного брата — к ним в компанию ходить было куда интересней, чем на светские посиделки в Доме кино.
Она сделала в искусстве совсем немного. Не хочется писать банально, «а что было бы, если бы…» Когда-то Сергей Герасимов с высокой трибуны сказал: «Вот если бы все актеры на встречах со зрителями работали так, как Лида Королева…» Но ведь не пойде