Больше Попова ничего заметного в театре не сыграла. Она не умела интриговать, бороться за себя или выгодно дружить «против» кого-нибудь. Многие называли ее неудачницей. В личном деле Варвары Александровны написано: «Находится в условиях не очень благоприятных для роста, но все же делает успехи».
Успехами актрисы Поповой стали Санька в «Интервенции», Нинка в «Аристократах», Дуняшка в «Женитьбе», Поликсена в «Правда — хорошо, а счастье лучше», Манюшка в «Зойкиной квартире», Феклуша в «Грозе», мать Любки Шевцовой в «Молодой гвардии», нянька в «Ромео и Джульетте», Валерия Ивановна в «Первых радостях». Она не играла главных ролей, но партнеры восхищались ее органичностью в любом образе, ее совершенным владением актерской техникой, правдивостью существования в предлагаемых обстоятельствах. Казалось, этой женщине самой природой предначертано жить и умереть на сцене, но Варвара Александровна категорически не желала существовать по законам театра. Она уходила домой, как только заканчивался спектакль. Она торопилась к семье, к сыну, никогда не посещала светских мероприятий и не появлялась на актерских вечеринках. «Какая-то нетеатральная она была», — вспоминают о Поповой коллеги.
Много лет спустя, по дороге в Ялту на съемки фильма «Морозко» в одном купе с ней оказался актер Анатолий Кубацкий. Познакомившись с попутчицей, он остолбенел: «Как?! Неужели это та самая Варя Попова, которая сыграла Луизу в „Коварстве и любви“?! Это та самая актриса, которой восхищалась вся Москва?!»
«Варвара Александровна самолюбованием не занималась, — однажды рассказала мне старейшая актриса театра имени Вахтангова Галина Коновалова. — Она свободно общалась с костюмершами и гардеробщицами, могла сидеть с ними у телевизора, подперев руками подбородок, и обсуждать увиденное: „Ой, какая чудесная лавочка! Как приятно на такой посидеть! А какие березки — просто загляденье!“ Может быть, Варвара Александровна стеснялась своей простоватости, а может просто не находила с коллегами общего языка. Она была в контрах с Рубеном Симоновым и его командой, которая вытесняла обожаемого ею Бориса Захаву. Попова переживала за него, осознавала, что в новых условиях ролей ей не видать, и страдала из-за несостоявшейся профессиональной карьеры вообще».
В личной жизни Варваре Александровне тоже не везло. В Студии у нее был роман с молодым актером Иваном Кудрявцевым, но до свадьбы дело не дошло. Попова вышла замуж за красавца-инженера Алексея Савкина. Характер у него был, по определению Варвары, «лев с волком». Как стукнет кулаком по столу — жена сразу под диван. Как они сошлись, одному Богу известно. Их брак был недолгим, но Попова успела родить сына, которого назвала тоже Алешей. После этого в ее жизни не было ни одного мужчины.
А Савкин женился. По иронии судьбы ее тоже звали Варварой Александровной. В отличие от первой жены, вторая не давала спуска «льву с волком», они постоянно спорили, ругались и даже дрались. В их доме вся посуда была битая, потому что супруги периодически кидали друг в друга чашки и тарелки.
Попова не любила говорить о своем бывшем муже, вспоминала о нем с содроганием и называла его язвительно «папаша». Когда они разошлись, Савкин поменял комнату в ее трехкомнатной квартире, и вселил Варваре соседей. Еще одну комнату она со временем стала сдавать, а третью отдала сыну, когда тот женился. Сама же много лет спала на кухне. Но доброта актрисы была выше обид. Когда у Савкиных возникли проблемы с жильем, Попова пустила их пожить в одной из комнат и даже подружилась со своей тезкой.
Сын Алексей окончил училище при Театре имени Вахтангова, но отказался ехать по распределению в другой город и стал устраивать свою судьбу сам. Два года отслужил при Центральном театре Советской армии, а потом пошел на телевидение, где всю жизнь проработал режиссером в литературно-драматической редакции.
Еще будучи студентом Алексей женился на сокурснице Светлане Радченко. Сегодня Светлана Ивановна говорит о Варваре Александровне с искренней теплотой:
«Она, действительно, была очень наивная. Говори, что хочешь — поверит. Еще и руками всплеснет: „Да что ты!“ Очень часто вспоминаю ее глаза — коричневые вишни. Смотрит на тебя так доверчиво, так трогательно!
Варваре Александровне не надо было учиться. Она читала роль и сразу же входила в образ. Буквально становилась тем персонажем, от имени которого выступала. Бывало, я просила ее: „Варвара Александровна, подиктуйте мне Островского, я перепишу роль в тетрадку“. Она брала пьесу и моментально преображалась. И я видела перед собой уже не актрису Попову, а Домну Пантелеевну. Просто так читать ей было неинтересно.
Когда Варвара выходила на сцену, нельзя было сказать, что она играет. Она была естественна, как кошка. И, мне кажется, к ролям она не готовилась. В Вахтанговском театре работала еще одна удивительная характерная актриса — Елена Понсова, так вот та каждую роль шлифовала до блеска, пропускала через голову и через сердце. А Варвара головой не работала. Открывала какой-то клапан, и включался фонтан. Никаких бессонных ночей, поисков „зерна“, главное — выучить текст. Ей бесполезно было что-то растолковывать, вдалбливать, она все равно ничего не понимала. У нее был хороший врожденный вкус, и этого ей было достаточно. А ум, от природы гибкий и острый, подспудно помогал использовать этот вкус по назначению».
Потом произошла драма.
После ранней смерти Евгения Вахтангова его дело продолжили ученики. Собрав воедино и проанализировав наследие мастера, теорию вахтанговской школы сформулировал и опубликовал в своей книге Борис Захава. Он и возглавил Студию при театре, которая с 1939 года известна как Театральное училище имени Б. В. Щукина.
В том же году Театр имени Вахтангова возглавил Рубен Симонов. Легкий, ироничный человек, он ставил легкие, искрометные водевили и комедии. И поначалу два талантливых художника мирно сосуществовали в одних стенах. Захава выпускал «Егора Булычева и других», Симонов — «Льва Гурыча Синичкина», Захава — «Аристократов» Погодина, Симонов — «Интервенцию» Славина. Захава брался за чеховскую «Чайку», Симонова увлекала веселая стихия оперетты «Мадемуазель Нитуш» Эрве. Та глубина и трагизм, которые так удавались одному, разбавлялись незатейливостью и простотой постановок другого. И в результате театр развивался правильно. Это и был синтез глубокого содержания с яркой, выразительной формой, о чем мечтал Вахтангов, и что теоретически обосновал Захава.
Неожиданно дирекция театра ступила на коммерческую стезю. Предпочтения стали отдаваться кассовым спектаклям. Захава попытался заступиться за традиции, но не учел типичных для театра подводных течений. К тому же Симонов был вынужден и сам взяться за патриотическую классику и двум мастодонтам на одной сцене становилось тесно. «Доброжелатели» все больше сталкивали их лбами, из-за интриг Рубен Николаевич уже не отдавал отчета своим действиям, и произошло немыслимое. В 1959 году Борис Евгеньевич Захава — народный артист, лауреат Госпремии СССР, ректор знаменитого на весь мир театрального училища — был уволен из Театра имени Вахтангова по сокращению штата.
Приказ был написан от руки на небольшом листочке бумаги и приколот на доске объявлений где-то с краю. Когда Захава ознакомился с ним, то схватился за сердце и чуть не умер на месте. Он вышел из театра и больше никогда не переступил его порога.
От Варвары Поповой избавились немного раньше, в 1956 году.
Театр раскололся на «рубенчиков» и «захавят». Те, кто поддерживал Бориса Евгеньевича, рано или поздно оказались на улице. Одни уходили сами, других увольняли. Особенно тяжело было женщинам-актрисам: они старились и сидели без работы. Новое поколение вахтанговцев, как это всегда было и будет в любом театре, не интересовалось судьбой бывших студийцев. «Старухи» оказались беззащитными перед таким натиском. Сохранив в себе ценные качества, о которых уже говорилось — наивность и непосредственность — они не могли бороться и обрастали бесчисленными комплексами по поводу своей нереализованности. Кто-то находил себя в педагогике и шел под крыло к Захаве в училище, некоторых, совсем уж легендарных, тронуть побоялись. Но большинство вахтанговских учениц в пятидесятые-шестидесятые годы покинули стены театра навсегда: Анна Орочко, Мария Некрасова, Вера Головина, Наталья Масс, Валерия Тумская, Татьяна Коптева…
Варвару Попову уволили одной из первых. С ней вообще не церемонились.
«Она никогда не выступала ни на каких собраниях, — рассказывает Светлана Радченко. — В такие ответственные моменты она и двух слов-то связать не могла. Но так как была остра на язык, могла съязвить — мало не покажется. Может, что-то где-то и ляпнула, и на нее тут же донесли. За себя Варвара постоять не могла никогда, поэтому получала меньше всех и зарплату, и роли, и все остальное. Театр ей не дал вообще ничего! Ни-че-го! Ее редчайшие способности оказались незащищены совсем, перед агрессией она терялась: краснела-бледнела, заикалась и думала об одном — лишь бы скорее уйти. Спрячется дома и сидит, переживает. Может быть, и плакала ночами, кто знает… Последние годы в театре на нее смотрели свысока: „Вы не нужны, понимаете? Кто вы такая? Пойдете на пенсию или еще будете здесь прозябать?“ Варвара Попова могла бы стать гордостью театра, если бы характер был покруче. Судьба нераскрывшегося гения…»
Ее последней удачей на сцене стала роль Горя-Злосчастья в сказке Самуила Маршака «Горя бояться — счастья не видать». С каким озорством, хулиганством, как раскрепощенно сыграла Попова эту роль! Ее Горе было смешным и наивным, совсем не опасным. Актриса буквально купалась в этом замечательном спектакле — может быть, именно там и заметил ее кинорежиссер Александр Роу, который спустя несколько лет пригласил ее в свои знаменитые сказки.
«Уход из театра стал для Варвары большой драмой, — вспоминает Наталья Захава. — Студийцев буквально ели одного за другим. И уж совсем непонятно, зачем вытесняли сочных, комедийных старух. На их место пришли, прямо скажем, менее одаренные актрисы. Зато общественницы, с мощным гражданским пафосом. В этом амплуа единственная на высоте оставалась Елена Понсова. Это было очень трагичное время, потому что для всех, кто был связан с Евгением Багратионовичем Вахтанговым, театр был домом. И это не просто слова…»