Первая неделя работы на новом месте.
За это время где я только не побывал. На станкозаводе видел новый фрезерный станок, готовый к отправке на Сталинградский тракторный. Об этом станке-богатыре и его создателях в городской газете моя первая статья. К новому месту привыкаю с трудом. Скучаю о родном заводе. А жить как-то ведь надо. Мой оклад очень маленький, а работать за гонорар, как другие, еще не научился. Одно радует — отношение сотрудников городской газеты. Все ребята доброжелательные и внимательные.
Ходил к больному Грабину домой. Былого разговора не получилось. Оба чувствовали себя неловко. Начало лета, а у нас на душе холодно.
— Василий Гаврилович, что хоть вам говорят врачи?
— Их трудно понять. Изучают анализы, а болезнь определить не могут. Лечат методом «куда кривая вывезет».
В самом деле Грабин выглядел очень плохо, таял на глазах. Любой человек, даже не доктор, скажет, что хуже здоровья не бывает.
Приехал из двухнедельного отпуска. Был у родителей. Спешу на работу. Вижу, идет человек. Вроде бы Василий Гаврилович, а вроде бы нет. Да, это он, Грабин. Что такое с ним? Время четверть десятого, а он уже идет с завода. Раньше такого не замечалось.
Молча пожали друг другу руки. Смотрю на Василия Гавриловича и не узнаю его. Веки воспалены, красные. Взгляд блеклый, тревожный. И куда только делось очаровательное излучение серых глаз? Ключицы выпирали, образуя у шеи глубокие впадины. Голос тихий, сиплый.
— Что с вами? — вырвалось у меня.
— Все то же. Врачи и порошки… А теперь случилась куда более худшая неприятность. Вы слыхали? Да-а, вы были в отпуске! Дунаев уволил меня из КБ и завода.
— Что за чепуха?!. Удар нагайкой легче перенести, чем ваше сообщение!
— Позавчера побывал в Москве у наркома. Искал правду. Искал и не нашел! Рухимович даже не выслушал меня до конца… Что ему до Грабина и его планов? Он приказал мне немедленно отправляться на Уралмаш!..
— Это чего ради? А как же работа над пушкой?
— Дунаев недавно сказал: «Вы, Василий Гаврилович, часто и подолгу болеете. Поймите меня по-государственному, в таких случаях завод не собес! Я свою голову заложил за правительственное задание!»
Если человек заболел, это не вина его, а беда! На Урале у Грабина здоровье лучше не станет. Странно. Непонятная и недопустимая глупость.
— Кто же теперь возглавит КБ?
— Уже назначили моего заместителя Костина.
— И он согласился?
— Представьте себе. Не возразил. При Ренне директор спросил: «Павел Иванович! Без Грабина вы справитесь с выпуском серийной пушки Ф-22?» «При вашей поддержке — вполне!»
— Василий Гаврилович! Если посмотреть правде в глаза, Павел Иванович предал вас! Какая же это гнусность!
— Я бы этого не сказал. А то, что он влез не в свой хомут, это факт.
— А как же повернутся дела с 122-миллиметровой гаубицей М-30, о которой идет настойчивый разговор — будто заводу ее придется изготовлять?
— Не знаю. Не знаю… Для меня одно ясно — если это будет, так у Павла Ивановича не хватит характера. Дунаев вряд ли ему чем-нибудь может помочь. Я хорошо знаком с чертежами М-30. Над ними предстоит большая конструкторская работа. До изготовления серии ой как много технологических ступенек! Предвижу, что она незаслуженно потеснит нашу пушку Ф-25. Я старался сделать все возможное, чтобы Красная Армия получила гаубицу легкую и высокого качества. Не получилось.
— Василий Гаврилович, я все же не могу понять одного, как Дунаев посмел поднять на вас руку?
— Так же, как хорошо известный Бояркин, болтающий о партийной демократии и который выставил вас за ворота завода. И вы меня спрашиваете?
Таких, как я, в Горьком пульмановский вагон да шустрая дрезина. А Грабин, как я понимаю, пока один! Все знают, что он, а не кто-либо другой, создал первую советскую дивизионную пушку! У него за нее орден Ленина! Это же надо понимать! Ценить! Нет-нет! Моя голова отказывается соображать, что творится на белом свете.
— Ну, я не стерпел и пожаловался на бюрократа… А вы-то чем разгневали его «светлость»? Вы же с Дунаевым и двух месяцев не проработали?
— Не сошлись характерами. Это точно! Моя прямолинейность ему не по сердцу. Он понял, я не марионетка. И почему бы не воспользоваться случаем и продолжительностью моей болезни?
— Но это же несправедливо. А просто говоря, подлость.
— Как хотите судите, но закон на его стороне… Поди ж ты, как у них все просто и быстро получается. Спрашивается, почему нарком рассудил, что я не могу работать здесь? И почему буду полезен где-то на Урале, в более тяжелых климатических условиях?… Я болен — это правда. Но мое сознание не отказывало. Я готов ползком добираться до работы. Почему, спрашивается, Рухимович против меня?
— Ну и черт с ним!.. Ваш новый нарком, видно, замшелый чиновник. Плюньте вы на него! — сорвалось у меня. — Я б на вашем месте сегодня же отправил телеграмму товарищу Молотову. Он власть над всеми наркомами.
Неожиданно меня назначили заведующим промышленно-транспортным отделом газеты. Знакомство с фабриками и заводами захлестнуло и закрутило меня. Разработал небольшой план проверки подготовки промышленности и транспорта к зиме.
Давно не встречался с Грабиным. Позвонил Василию Гавриловичу домой. Он только что вернулся с завода. На дачу не поехал, решил немного поработать дома. Он пригласил побывать у него и посмотреть его трехкомнатную квартиру в новом доме.
Василий Гаврилович сам открыл входную дверь. Мы быстро осмотрели все удобства жилья: широкие окна, ванная комната с окном, шкаф в стене, кухня двенадцать метров, просторный кабинет. В нем все было по-прежнему скромно, уютно.
— Давненько мы не виделись. Живем на одной улице, а друг друга навестить нет времени. Плохо отдыхаем и себя не щадим. Ну, молодой человек, рассказывайте, как вам служится на новом месте?
— Понемногу привыкаю. Лучше вы поведайте мне, как себя чувствуете и кто образумил директора? А уж потом и я доложу вам о своих путях-дорогах.
— Мое самочувствие, — неохотно отозвался Грабин, — что можно сказать? Пока удовлетворительное. А вообще хвалиться нечем. Хотя врачи усердны и мой рабочий день стал щадящим, но прежнего здоровья нет…
Помните нашу встречу на улице? Тогда по пути домой я зашел на почту и дополнительно к письму в ЦК послал телеграмму Молотову. Попросил его оставить меня на заводе. Прошел день, другой, миновал и третий. Из Москвы ни звука. Начинаю нервничать. На шестые сутки, в начале рабочего дня совершенно неожиданно за мной пришла машина. Приехали на завод. Вхожу в кабинет директора. Через открытое окно слышен напряженный заводской гул. Он особо ощутим, если ты больше месяца безработный.
Молча поздоровались. Он указал рукой на мягкое кресло около стола и сказал: «Василий Гаврилович! Приказ о вашем отстранении от работы в КБ и увольнении с завода я отменил. Завтра приступайте к исполнению своих обязанностей. До полного выздоровления устанавливаю для вас четырехчасовой рабочий день. Ежедневно будете отдыхать за городом. Мы арендуем для вашей семьи деревянный домик у дома отдыха «Зеленый город». С администрацией здравницы я уже договорился. О питании тоже. В ваше распоряжение выделяю легковую машину с шофером. Снабжение бензином на поездки за город завод полностью берет на себя. Вынужденный прогул, разумеется, мы полностью оплатим…»
Директор на минуту задумался и добавил: «Василий Гаврилович! Ради общего дела, прошу забыть, что произошло между нами! Прошу!»
Я поблагодарил Дунаева за приятную новость и задал ему только один вопрос: «Как вы поступите с Костиным? Вам должно быть очевидно, что мне с ним больше не работать!» «Он завтра выезжает в распоряжение наркомата», — ответил Дунаев.
— На этом мы расстались. Теперь, труженик печати, слушаю вас.
Выслушав мои новости, Василий Гаврилович задумался. Большое или малое дело он всегда обстоятельно обдумывал и только потом высказывал мнение.
— Ваше намерение, — начал он, — показать подготовку заводов к зиме слишком прямолинейно. Хорошо, вы опубликуете кучу статей и заметок корреспондентов. Вы будете выглядеть благопристойно. А что это даст для дела? Предвижу, очень мало или совсем ничего.
Попробуйте привлечь для выступления в городской газете директоров и руководителей служб. Например, с нашего завода начальников: паросиловой котельной — Ашина, электрохозяйства — Лиментуева и жилищно-комунального хозяйства — Жукова. В этом случае газета выиграет дважды. Во-первых, читатель узнает о делах, касающихся интересов всего населения, как говорится, из первых уст. Во-вторых, в случае чего, вам будет с кого спросить. А с кого спросите в январе-феврале, когда в щитовых домах температура опять будет на уровне шестнадцати градусов? Я уж не говорю о бараках. С ваших корреспондентов? С них взятки гладки. Впрочем, может быть, я ошибаюсь, но я верю, в газете должны выступить те люди, кто имеет власть и деньги!..
— С вашей логикой трудно не согласиться. Спасибо.
— Есть еще одна хорошая новость, о которой вы, наверное, не знаете.
— Буду рад услышать.
— В прошлом году в Сочи, я вроде вам говорил об этом, ко мне обратился сотрудник Главного артиллерийского управления Соркин с предложением спроектировать длинноствольную 76-миллиметровую танковую пушку. Все переговоры, хотя и были очень сложными — закончены. Так вот, мы наконец получили от ГАУ официальный заказ.
Проектом уже вплотную занимается группа конструкторов во главе с Петром Федоровичем Муравьевым. Над пушкой такого же калибра давно и настойчиво работают и наши конкуренты из Ленинграда. Нам особо тяжело — начальство в Главном артиллерийском управлении все же нам не доверяет. Кроме того, мы готовим пушку для среднего танка, а