— Василий Гаврилович, прикажите снять мой портрет! В стенгазете ваша благодарность. И довольно. Хватит меня хвалить… Так-то у любого человека настроение может испортиться.
И все же фотография Степана Федоровича долго красовалась в отделе Главного конструктора. Эти поощрения свидетельствовали о самой высокой оценке Грабиным возросшей роли технологов на заводе.
Следует подчеркнуть, что при старом ступенчатом методе технологи всегда оказывались в проигрышном положении. Их потери времени в соревновании с конструкторами и производственниками всегда были неизбежными. Их трудности не понимались и понимать их никто не хотел. Часто без должного основания технологов обвиняли не только в медлительности, но и во всех грехах завода. Никто всерьез не считался с расходом их времени на разные согласования и развязки с конструкторами спорных мест в чертежах. Эти противоречия нередко бывали очень тяжелыми, даже болезненными. Они требовали личного вмешательства главного технолога и главного конструктора. Дирекция же, как правило, крайне редко вникала в эти неувязки. Она прежде всего была озабочена выполнением производственной программы. Боясь попасть впросак, главный инженер, не дожидаясь нужной технологии, шел на изготовление отдельных деталей и даже узлов пушек по временной технологии с малопроизводительным инструментом и по временным нормам. Все это порождало в цехах тяжелейшие «узкие места» и «штурмы». И когда руководители завода начинали объяснять высокому начальству причины срыва работы цехов и другие беды завода, то, не утруждая себя долго, обрушивали весь гнев на технологов. Они обвиняли их в присущих и не присущих грехах. На хозяйственных активах часто втаптывались в грязь честь и достоинство технологов.
Теперь это полностью исключалось. С первых же дней работы в одном отделе устранялись возможные неувязки и недомолвки между конструктором и технологом. Технолог вел конструкцию детали узла от первой ее линии, нанесенной конструктором на ватмане. Вопросы технологичности конструкции, ее прочности, малой металлоемкости всегда были в поле их зрения и решались совместно. Деловые отношения между ними часто перерастали в личную дружбу. В конкретных случаях дискуссий между конструктором и технологом арбитром становился главный конструктор. Поэтому не случайно в период работы над ЗИС-6 в ОГК родилась крылатая, полная глубокого смысла поговорка: «Конструктор — папа, технолог — мама!»
Степан Федорович о статье о нем в первомайский номер стенгазеты и слушать не хотел. Подключил Горшкова. Кого же иначе? Он дал мне поручение.
В комнате технологов просторно. Стол Антонова в углу. Сверхурочников мало, мы им не мешали.
— Степан Федорович, с чего начнем наш разговор?
— С чего хотите! Мне как-то неудобно. Какой я инженер-технолог, да еще старший? Я старый рабочий, волжанин. Из бывших крестьян. Но, если говорить по совести, нет дела, с которым бы не совладал. Дай мне инструмент и немного подумать: хоть из дерева, хоть из стали все смастерю. На заводе нет станка, на котором бы я не смог работать и соревноваться!..
— Откуда у вас такое, Степан Федорович?
— Это у меня с детства. Да всего и не расскажешь. На это нам с вами и целой ночи не хватит.
— Степан Федорович, пожалуйста, расскажите мне что-нибудь из своей жизни. Конечно, что пожелаете.
— Тогда слушайте, коль охота. Мне было двенадцать лет. Жил я с матерью в деревне. Отец столярил в Сормове на судостроительной верфи — мебель делал для пассажирских пароходов. Приедет, бывало, на недельку домой. У матери нас было шесть ртов. Мне, как старшему, то стамеску подарит, то рубанок привезет. И покажет, как ими пользоваться. Стал я проситься в город. А он: «Ты, сынок, подумал, на кого мамку с ребятишками оставим? А кто весной землю вспашет, картошку в огороде посадит? А летом сена корове накосит? На страдную пору нас теперь не отпускают… Ты без меня в семье из мужиков самый старший и за все в ответе».
В японскую войну отец заболел и пристроил меня на судоверфь учеником токаря по дереву. А сам с чахоткой вернулся домой доживать век. В германскую войну я перевелся в механический точить снаряды. Нужда заставила читать чертежи. Освоил. Стал в них свободно разбираться.
В гражданскую делал «трехдюймовки». Так вот и пошел по пушечному делу.
Закурили по маленькой. Степан Федорович попыхивает цигаркой. Молчит. Ушел в себя. Его седая голова давно уже много волос растеряла — лысеет каждодневно. Глаза хотя и внимательные, но нет в них остроты взгляда. Степану Федоровичу теперь 61 год…
Начальник подотдела Петр Иванович Иванов как-то к слову про него сказал:
— Ушлый старик!.. Представьте себе, не гармонист, а сделал баян, да такой, что в праздники в Сормовском дворце культуры рабочие под него пляшут. Он что угодно может сделать. Зайдите в его квартиру. Все — от стола до стульев, от дверных ручек до шпингалетов в оконных рамах — дело его рук. Кстати, он неплохой фотограф.
На общем собрании коллектива ОГК Грабин сообщил о готовности опытного образца пушки ЗИС-6 и подчеркнул, что она создана не за 45, а за 38 дней. Поздравляя коллектив с успехом, он отметил теплым словом конструкторов и технологов, еще раз подчеркнул большие перспективы скоростного проектирования и неожиданно высказал очень важную мысль:
— Всем, особенно молодым, необходимо помнить одну из важнейших традиций — уважительное отношение к рабочим. Наши токари и слесари опытного цеха — Иван Степанович Мигунов, Петр Дмитриевич Ионов, Михаил Дмитриевич Тулупов, Николай Федорович Крючков, Дмитрий Иванович Румянцев, Иван Степанович Воронин и многие другие, да и начальник цеха Николай Евграфович Антипин — артиллерийские мастера высочайшего класса. Работая вместе с инженерами над первыми образцами, они приобрели конструкторско-технологическое мышление. Они профессора своего дела. И тот, кто этого не поймет и не будет прислушиваться к их, как правило, очень дельным замечаниям по работе, тот обеднит себя как специалист и унизит профессиональное достоинство.
У Василия Гавриловича было прекрасное настроение. Наконец-то на заводе многие, главным образом рабочие, разобрались в самой сути скоростного проектирования и поняли его важность. Скептики-маловеры были вынуждены скрываться под личиной наигранной доброжелательности. На заводе были люди, распространявшие разные домыслы, а то и сплетни. Некоторые из них открыто говорили: «Грабин генерал и герой, всех и вся подминает под себя. На других заводах города конструкторы сами по себе, технологи тоже. А он согнал их в один двор! Вот и командует…»
Действительно, разговоров было много. Даже соратники, глубоко уважавшие его, недоумевали: «Зачем ему лишняя головная боль?» Широкое признание, незыблемый авторитет, почет — все есть. Хочется больше власти? Нет и нет! Грабина природа наградила уникальными талантами, неуемной энергией и упорством в достижении цели. Он вырос на идеологии Октября, был настоящим коммунистом, и дело, его работа стали главным смыслом жизни. Тщеславие и карьеризм были чужды ему. Именно ради общего блага Василий Гаврилович смело брал на свои плечи огромную ответственность, не заботясь о личном благополучии. Нельзя забывать, что в то время обвинение во вредительстве злопыхатели и завистники могли сфабриковать за любую конструкторскую неудачу, даже за упорство в отстаивании взглядов в такой секретной сфере, как производство артиллерийских систем. Понимал ли Грабин эту опасность? Понимал и знал, что никакие заслуги не спасут. Аресты некоторых видных деятелей оборонной промышленности, трагическая судьба маршала М. Н. Тухачевского заставляли многих задуматься и поступать осторожно ради личной безопасности, перестраховываться.
Вечер. Отдел Главного конструктора опустел больше чем наполовину. В коридорах полумрак. Из рабочих комнат доносится редкое шуршание бумаг и тихий говор. Доклад Главному окончен. Вопросов по «штаб-карте» нет. Василий Гаврилович пригласил пройти с ним по цехам. Ему доставляло большое удовольствие беседовать с рабочими у станка. Он спрашивал, насколько хорошо только что установленное новое приспособление. Или чем хороша шестирезцовая головка на расточнике цилиндров для накатника и тормоза отката. Такого рода походы по цехам для меня были большой школой. Если рабочий предлагал хорошую деловую мысль, Грабин обещал разобраться с предложением и потом сообщить ему.
Мы в кабинете Главного. Генерал вызвал машину и сказал:
— Завтра приглашаю вас на природу — на артиллерийский полигон. Состоятся стрельбы из танковой пушки ЗИС-6 по «строениям», движущимся щитам и натуральным железобетонным укреплениям.
— Буду очень рад. Ко скольким часам приходить?
— Хорошо бы к шести часам утра.
Окружной военный полигон. День солнечный. Небо глубокое — тончайшая акварель. На зеленой в желто-коричневых пятнах равнине, узкой лентой убегавшей к стене соснового бора стоят крылатые мельницы, деревянные сараи. Ближе хорошо видны макеты танков разных типов, а немного в стороне — пулеметные точки и мощные доты. По этим целям предстояло выпустить двести снарядов из пушки ЗИС-6.
В башне танка КВ-2 с разрешения Грабина хозяйничал представитель Главного бронетанкового управления инженер-полковник Василий Иванович Горохов.
Ствол пушки уже накалился, выстрел следует за выстрелом. И никаких отказов. Полковник сокрушил все укрепления. Строителям с нашего завода здорово придется потрудиться, чтобы восстановить все как было. Горохов дал восторженный отзыв. Домой с полигона возвращаемся усталыми. Генерал тихонько напевает свою любимую: «Распрягайте хлопцы коней». Такое настроение у него не часто бывает.
«ЗИС-101» мягко катится по шоссе. Эту легковую машину правительство подарило Грабину в связи с присвоением звания Героя Социалистического Труда. Молчим. Мои мысли продолжают жить пушкой и восторгами Горохова. На полпути генерал заговорил: