— Я — как секретарь партийной организации. И буду за это отвечать перед генералом.
Наступила неловкая тишина, которую нарушил звонок. Заводская телефонистка сообщила Шефферу: «Междугородный». То звонил Грабин. Генерал поговорил с Дмитрием Ивановичем о том, как идут дела с подготовкой к переезду, и узнав, что я у него, попросил передать мне телефонную трубку.
Поздоровавшись, он сухо спросил меня:
— Скажите, вы разговаривали с Горшковым?
— Да. Сообщение Бориса Николаевича подтвердилось полностью. Кстати, Иван Андреевич сидит против меня.
— Передайте ему трубку…
Я не знаю, что сказал ему Грабин, только вижу, Иван Андреевич побледнел и дрожащей рукой передал телефонную трубку Шефферу.
— Слушаю, — сказал Шеффер.
Дмитрий Иванович стиснул обеими руками седые виски красивой головы и, бросив локти на стол, закачал ею.
— Ну что ты наделал, Иван Андреевич! Что ты наделал? — простонал он.
— Что, что? Я ему письменно все объясню… Надо же понимать, в какое мы время живем!..
— Иван Андреевич, генерал приказал мне исключить тебя из списков переезжающих в Подлипки.
Горшков вышел, не попрощавшись. По-моему, он так и не понял, что недопустимо бравировать дружеским расположением Грабина. И коли уж была длительная задержка, то прими меры по розыску людей и машины, сообщи руководству о случившемся. Я вынул из кармана пачку папирос.
…Вечер, у меня в запасе еще три дня. Хотя я и соскучился по друзьям из «Нового Сормова», мысли о ЦАКБ не покидали меня. Завтра обязательно в дорогу. Надо встретить из далекого сибирского местечка, мало кому известной Юрги, первую группу конструкторов с семьями, ценнейших специалистов крупнокалиберной морской и полевой артиллерии. Недавно мы уже приняли в наш коллектив пять «бездомных» конструкторов-минометчиков из киевского «Арсенала».
Грабин и его первый заместитель Иванов, приехав из Москвы на электричке, прошли прямо в инженерный корпус в кабинет нового заместителя по общим вопросам Г. А. Мендзержицкого. Гавриил Аронович в комнате уже поставил наскоро сколоченный стол и два стареньких дубовых кресла.
Вчера в его кабинете появилась «чугунка». На скамье, сбитой плотником С. И. Копчиковым, как мужики в сельсовете, уже сидели рядом главный механик и фактический хозяин завода А. И. Казаков, начальник ОКСа П. И. Клишев, комендант служебных помещений М. И. Рейзен и начальник пока еще не существующей котельной В. И. Матвеев. От нее остались половина крыши и три неполных стены.
В кабинет вошел Алексей Васильевич Батин, который до войны здесь работал и знал все подземные коммуникации. Мендзержицкий расстелил перед ним на столе большой чистый лист миллиметровки и попросил Батина проверить свою память. Алексей Васильевич не растерялся. Вынув из кармана рабочей стеганки кусочек карандаша, мастер уверенно вычертил прежде всего все строения предприятия, вплоть до ограды. А затем стал проводить линии с изломами — это разводки коммуникаций. Батин докладывал:
— Это — наша канализация. Она бездействует. Около кузницы в плывун просел колодец. Коллектор — около километра — забит фекалиями и мусором от сточных вод. Требуются большие работы, а у нас нет ни техники, ни цемента хорошего качества. Перед Октябрьским праздником мы подсоединили к уличной электросети мотор уцелевшего насоса в будке нашей артезианской скважины. В главном здании промыли водопровод и отопительную систему. Повреждений не обнаружили. Да, я забыл сказать: поскольку канализацию нам не пустить до весны, Павел Иванович Клишев уже построил уборные с выгребными ямами.
— Павел Иванович, — Грабин обратился к начальнику ОКСа, — скажите, на каком расстоянии туалеты от инженерного корпуса?
— Метров на пятьдесят. Они достаточно хорошо маскируются елями и подлеском.
— Александр Иванович, — Грабин обратился к главному механику, — скажите, насколько будет надежным снабжение водой завода, прежде всего столовых? Меня особенно тревожит столовая за территорией предприятия — на Первомайке.
— Там уже ведутся сварочные работы по замене труб. В ближайшие дни попробуем дать электроосвещение в комнаты конструкторов… Позавчера за кустами акации у забора мы обнаружили будку с уцелевшим трансформатором мощностью 100 киловатт.
— Тогда прежде всего подайте электричество в первый механический цех.
— И это мы имеем в виду. И завтра после обеда мы приглашаем вас, Илью Ивановича и всех присутствующих на опробование парового отопления паровозами «СУ».
— Вы уже готовы?
— Вполне. Шуровку одного паровоза завтра начнем с утра.
— Добре…
При отсутствии чертежей на подземные коммуникации схема Батина со всеми переходами, люками и колодцами приобрела право служебного документа. Мне хорошо известно, что она ни разу не подвела ни сантехников, ни строителей. Схема оказалась бесценными подарком…
Обед в ЦАКБ не шел ни в какое сравнение с теми, что нас кормила фабрика-кухня. Мендзержицкий доволен. Той же компанией, что и вчера, разгоряченные щами и котлетами, мы вышли на заснеженный двор завода.
Паровоз, как рабочий конь на подъеме в гору, дышал всей грудью. Казаков представил генералам старого кочегара И. А. Дребезгова. Тот и другой пожали ему руку.
— Здравствуйте, Иосиф Андреевич, как вы себя чувствуете?
— Терпимо, Василий Гаврилович…
— Ну вот и отлично. Нам сказали, у вас уже все готово?
— Только осталось открыть вентиль…
— Ну что же. Мы просим вас…
Наступила торжественная минута. Мы услыхали легкий шорох и шипение. Пар поступил в отопительную сеть. Тепло! Нет слов, чтобы передать чувство моей радости. Среди нас не было человека, у которого бы не сияла на лице улыбка! Тепло! Как долго мы его ждали.
Казаков и Батин обещали генералу после Нового года подать пар в механические цеха и поднять в них температуру не меньше чем до 14–15 градусов.
Паровозы — рабочий, дымивший вовсю, и резервный, будто не довольный своим бездельем — казалось, подпирал друга. Пар уже дошел до чугунных радиаторов инженерного корпуса. Время от времени раздавались звуки, напоминавшие отдаленную стрельбу из пулемета. Это пар пробивался через сплетение труб.
Встречать людей из Сибири Грабин поручил Мендзержицкому. Парторганизация в помощь выделила четырех коммунистов: из сталинградцев капитана-артиллериста Сергея Матвеевича Колесникова и конструктора Рашата Фомудорахмановича Черкасова, из ленинградцев — главного механика Александра Ивановича Казакова и начальника модельного цеха Александра Иосифовича Дарьина. Волнуюсь, хочется, чтобы все было хорошо. Но в живом деле, тем более таком большом, как наше, предусмотреть все невозможно. Спешу проверить временное жилье в инженерном корпусе. На улице Вокзальной из подвалов трех каменных домов уже выведены печные трубы. Дежурные чугунные печурки с полночи согревают общежития. Колотых дров завезено на четверо суток.
Заглянул в будущий ремонтно-механический. Столовая на триста посадочных мест готовит первый обед на 250 человек. А вдруг людей приедет больше? Заведующая столовой Мария Васильевна Ягодкина заверила, что она быстро изыщет возможность накормить до трехсот человек. Спешу на Первомайку. В достраивающейся столовой меня встретила ее хозяйка — коммунистка Клавдия Георгиевна Руднева… Седая голова ее заметно выделялась из женщин-строителей. Срочность работ всем очевидна. В бараке дым и пар застлали окна. Пахнет сырой глиной. Рабочим помогают конструкторы и технологи. Они отделывают кухню.
Зашел за Мендзержицким. До прихода электрички осталось двадцать минут. Спешим. По дороге Мендзержицкий передал мне, что Василий Гаврилович звонил ему и просил передать, чтобы я лично встретил Михаила Михайловича Розенберга.
Точно в одиннадцать электричка плавно остановилась на станции Подлипки. Началась высадка «юргинцев». На деревянную платформу полетели тяжелые узлы с бельем и одеждой, чемоданы и саквояжи. Небывалое оживление, которое необычно в нашем по-деревенски тихом городке.
По рассказам Василия Гавриловича я сразу узнал Розенберга. Он одиноко и неподвижно возвышался над толпой радостно голосивших людей. В левой руке у него небольшой сверток, у ног мешок с вещами. Он безуспешно пытался из обрывка старой газеты свернуть папиросу. Одет не по сезону в ветхое серого драпа пальто. Его высокая и тонкая шея наспех замотана в старую шаль. Неопределенного цвета острая бородка, глаза светлые и холодные. В них нет живого блеска. Я представился ему и предложил знаменитому конструктору артиллерии «Беломор». Он с удовольствием взял папиросу и, прикуривая от моей зажигалки, молча улыбнулся. От помощи нести его узел Михаил Михайлович отказался.
— У меня есть кому помочь, — отшутился он. — Знакомьтесь! Это супруга Евгения Ивановна и сын Олег.
Худая и до предела изможденная женщина чуть заметным кивком головы поприветствовала меня. Олег — паренек лет пятнадцати — с интересом рассматривал каменные дома за постройками путейцев и завод с высокой бездействующей трубой.
После санпропускника я проводил Розенбергов в комнату. Это угол в первом этаже инженерного корпуса, отгороженный куском брезента. В нем уже стояли три койки с соломенными матрацами и подушками. Они заправлены старыми хорошо простиранными простынями и новыми байковыми одеялами. У стены ящик вместо стола и топчан из сосновых реек. Я попросил Розенбергов располагаться и чувствовать себя как дома.
Бухгалтер Валентин Николаевич Шулаков — хранитель продуктовых карточек — пришел заменить рейсовые карточки на местные постоянные.
Питание в нашей столовой «юргинцы» посчитали роскошным. Вечером при свете свечей весь нижний этаж инженерного корпуса ожил и заговорил, превратившись в цыганскую веселую стоянку. Зашел навестить Розенбергов. Они и их соседи — семья Бориса Коробова — вместе пили чай. У новоселов претензий нет. Встречей, жильем и питанием все довольны. На какие-либо неудобства никто не пожаловался. Паровоз хорошо грел помещение. Наше жилище, как мне говорили первые поселенцы, было куда чище и главное — теплее, чем общежитие в Юрге.