Наполеон поверил своим маршалам и приказал кирасирским дивизиям атаковать русских, стоящих на Семёновских высотах. Кирасиры считались тяжёлой кавалерией. В ней были громадные кони, в неё отбирались самые рослые и сильные всадники. Они надевали броню – кирасы и шлемы, были вооружены тяжёлыми палашами. Никто, казалось, не мог устоять под ударами «железных всадников».
И вот – эти кирасирские лавины пошли в атаку на ослабленный левый, южный фланг русской армии. Они прошли долиной Семёновского ручья, стали подниматься на отлогий берег. Всё быстрее и быстрее нарастал бег их коней, дрожала, гудела земля под тяжким скоком тысяч и тысяч копыт.
Сверкающие под солнцем лавины всадников затопили Семёновские высоты, на которых стояли три гвардейских полка – Измайловский, Литовский, Финляндский. Казалось, их сомнёт и раздавит кирасирская атака.
Но что это? Кирасиры наскочили на русских гренадер и отскочили назад. Снова, разогнав лошадей, налетели и снова отпрянули.
Полки гвардейцев построились в каре – в строй, при котором солдаты становятся в четырёхугольник – и каждая сторона обращена лицом в поле, и каждая сторона ведёт огонь, и каждая сторона ощетинилась штыками. С какой бы стороны ни налетали кирасиры, их встречали ружейные залпы и острые штыки. Непоколебимо стояли каре русских гвардейцев.
Сейчас на этом месте возвышается монумент. Он врос основанием в землю, квадратный, гранитный, неприступный, напоминая, что два века тому назад здесь, как гранитные утёсы, стояли русские полки.
Редут смерти
Всё сумрачнее становился Наполеон. У французского полководца оставалась последняя надежда: взять батарею Раевского, захватить наконец центр русской позиции, рассечь надвое русскую армию.
Он видел, что победа невозможна, пока не взята эта возвышающаяся над полем битвы Курганная высота. С её редутом. С её тяжёлой артиллерией.
В атаках на эту батарею уже полегли отборные полки французской армии, и потому солдаты назвали батарею «редутом смерти».
Наполеон вызвал одного из лучших своих генералов – Коленкура и приказал взять эту мощную батарею русских.
– Я буду там живым или мёртвым, – поклялся Коленкур императору.
Коленкур повёл свою кавалерию в бой, обскакал батарею стороной и стремительно ринулся на неё с тыла. Издали казалось, что небывалая змея, сверкая чешуёй, вползла на Курганную высоту и ворвалась на батарею Раевского.
Защитники батареи не смогли отразить этот неожиданный удар с тыла, потому что в то же время с фронта батарею атаковала французская пехота.
Героически дрались и погибли у своих пушек русские артиллеристы; героически дрались и почти все погибли защищавшие высоту пехотинцы дивизии генерала Лихачёва. Сам Лихачёв, раненный, пошёл на штыки французов. Его пощадили.
Коленкур сдержал своё слово. Он захватил Курганную высоту и погиб на ней. В третьей атаке погибло столько конных солдат, что «редут смерти» назвали ещё и «могилой французской кавалерии».
Что делать полководцу Кутузову? Что делать полководцу Наполеону?
В это время в деревню Горки на командный пункт Кутузова прискакал с донесением от Барклая-де-Толли полковник Вольцоген.
Он доложил Кутузову, что батарея Раевского пала, фронт русской армии прорван и что Барклай советует приказать русским войскам скорей отступить.
Что было делать полководцу Кутузову?
Он и сам знал, что все укрепления русской позиции – и флеши Багратиона, и батарея Раевского, и Утицкий курган, и деревня Семёновское, и село Бородино взяты противником. Знал он, что командующий 2-й армией генерал Багратион тяжело ранен, а теперь командующий 1-й армией генерал Барклай требует спешного отступления.
Но знал полководец Кутузов и своих солдат. Полвека почти водил он их в войнах, много раз видел, как они храбро дрались в самых гибельных боях, и ныне знал, что русские солдаты не побегут с Бородинского поля.
Кутузов не отдал приказа отступать. Он приказал готовиться к контрнаступлению. По этому приказу русская армия стала строиться к бою на новой позиции, позади батареи Раевского.
Тогда же на командный пункт Наполеона приехали его маршалы. Они настойчиво просили послать в бой гвардию, ручались, что русские будут разбиты и побегут.
Наполеон не хотел посылать в бой свою надежду, свою гвардию. Маршалы настаивали. Уступая им, император сел на коня, подъехал ближе к месту боя.
Он увидел, как по приказу Кутузова на новой позиции строятся русские войска. И то, чего не понимали его маршалы, но что знал Кутузов, понял и Наполеон: русские не побегут – они будут стоять насмерть.
И неизвестно к тому же, сколько конных батарей ещё таятся у русских в лесу, близ поля битвы. Которые вырвутся из леса и разорвут гвардию картечью.
– Я не могу рисковать своей гвардией, своим последним резервом за три тысячи километров от Парижа, – сказал Наполеон.
Он приказал вернуть войска на исходные позиции.
Император возвращался с Бородинского поля, на котором он потерял убитыми и ранеными десятки тысяч солдат и 49 генералов. Победы не было!
Страшен был, как вспоминали очевидцы, вид воспалённого лица императора. Глаза его блуждали, сгорбленная фигура выражала усталость и безнадёжность.
Ночь после Бородинской битвы
К ночи угасли бои на всём фронте. Армия Наполеона оставила Бородинское поле и отошла на запад. Её солдаты вернулись на те же места, с которых они пошли в яростные и бесплодные атаки. Армия Кутузова заняла позиции восточнее села Бородина. Её передовые части вышли на Курганную высоту, к деревне Семёновское, а казаки добрались даже до Шевардина.
Знаменитое с того дня поле у села Бородина затихло. Над ним взошла луна и сквозь разорванные облака глядела на страшную картину битвы. Трупы, трупы лежали грудами и в одиночку на равнинах, на холмах и скатах высот. Тысячи раненых Великой армии, снесённые в лазареты, стонали, проклинали Наполеона, звали родных. Но родина солдат была далеко.
Недвижно было всё на поле битвы. Только кони, потеряв всадников, бродили точно тени, ища траву, не политую кровью, или тянулись к реке Колочь на водопой. Мелкая её вода, окрашенная кровью, обтекала убитых, шевелила их одежду и, рябясь на перекатах, тихо колыхала брошенные кивера.
Чем ближе к утру, тем злее становился холод, всё сильнее дул ветер, и под его осенний свист умирали тяжелораненые.
Затихла битва. Но незримо и беззвучно бились в часы той ночи мысли полководцев.
Впервые за десятилетия войн видел Наполеон поле, на котором за десять часов битвы с двух сторон почти 100 тысяч человек было или убито, или ранено, или контужено – пулей ли, ядром ли, осколком ли гранаты, холодным ли оружием… Впервые не несли ему трофейные знамёна, не вели пленных, не слышно было ни лести, ни победных кликов.
Все войны, которые он вёл, решались победой в одном сражении («одним ударом грома»). А тут его войска не только не разбили русских, но сами отступили…
За Бородинским полем, в доме села Татариново, сидел в раздумье Кутузов. Он не раз видел перед собой бегущего врага, сам познал горечь поражения под Аустерлицем и умел слушать грозовую музыку войны. И он понимал, что русская армия нанесла врагу на Бородинском поле тяжёлый удар, сохранив всё нужное для будущей победы.
Но вот доложили, что армия потеряла около 40 тысяч солдат убитыми и ранеными. Что погибли начальник артиллерии генерал Кутайсов, братья Тучковы, что унесён с поля боя Багратион, что выбыли из строя 23 генерала. А резервов – нет. Не прислали… И полководец увидел: нельзя завтра давать Наполеону новое сражение. Мысль стратега поднялась в ту ночь над Бородинским полем. Он видел свежие корпуса Наполеона между Неманом и Бородином. Но видел он и просторы России, её могучие силы.
Кутузов знал, что война двух титанов, России и Франции, не решается одним сражением. Что, «когда дело идёт не о славе выигранных баталий, но об уничтожении всей армии врага», нужны новые тяжёлые удары. И Кутузов повёл войска на соединение с главной силой, несущей победу, – с могучими резервами народа.
Но и поныне часто спрашивают: так кто же победил в великой битве? Кутузов же отступил…
Побеждает в сражении тот, кто достиг своей цели.
Цель Наполеона – уничтожить русскую армию. Смог?
Цель Кутузова – остановить и отбросить врага. Но главное – сохранить армию. Отбросить не удалось. Армия полностью сохранила свои полки и дивизии, свои знамёна, и особенно – свою артиллерию. Она готова сражаться. Подкрепление – подойдёт. И скоро.
Так чья победа?
Кутузов на Поклонной горе
Русская армия, оставив Бородино, отошла к Москве. Вслед за ней медленно, нерешительно, точно ощупью двигалась армия Наполеона.
13 сентября 1812 года Кутузов и его генералы стояли на Поклонной горе, что возвышалась у Можайской дороги. Древняя столица, хорошо видная с горы, блестела под сентябрьским солнцем окнами домов, сверкала золотыми куполами церквей.
Кутузов должен был решить: что предпринять?
Встретить ли врага на подступах к Москве, в открытом поле, как неделю назад? Укрепить ли её улицы и биться за каждый дом? Или – о чём невозможно и думать – оставить столицу без боя?
Мало кому приходится решать такие мучительно трудные задачи, какие решает полководец, которому доверены судьбы страны.
Кутузов знал, что народ и армия видят в нём спасителя России, ждут, что он поведёт войска в новое сражение под Москвой, чтобы не пустить врага в любимый город. Армия и горожане готовы драться у её стен. «Лучше умереть под Москвой, чем отдать её неприятелю», – говорили солдаты.
Значит, надо дать сражение под Москвой. И если придётся, то дать бой на улицах города – самый кровавый из всех боёв… В этом бою можно потерять всю армию. Но её можно потерять и без боя, сдав город врагу. С падением Москвы в армии может упасть дисциплина. Ведь солдаты перестанут верить в победу, верить ему, Кутузову, главнокомандующему. А без этого армия не может побеждать.