Весть о сдаче Москвы была нестерпимой… Герой Бородина, раненный на батарее Раевского полковник Монахтин, узнав, что Москву сдали, в гневе сорвал повязки со своих ран и умер.
Не пережил падения Москвы и Пётр Багратион. Из Владимирской губернии он всё ещё слал своей армии указания, как надо воевать… Ответов не было… От него скрывали печальную правду. Однажды приезжий офицер, не зная об этом, обмолвился, что в Москве хозяйничают французы. В страшной тревоге за судьбу армии и страны Багратион, забыв о своей раздробленной ноге, вскочил с кровати – и упал без чувств. Вскоре герой скончался.
Сентябрьским вечером 1812 года Кутузов сидел в открытой коляске на обочине Рязанской дороги, глядя, как мимо него проходят последние полки. Порой холодный осенний ветер шевелил седые волосы генерала. И никто не знал, какие думы обуревают его голову, какие чувства волнуют его сердце, по каким путям поведёт он русскую армию на спасение России.
Наполеон на Поклонной горе
14 сентября, в 5 часов утра, верхом на великолепном коне по имени Эмир, император Франции прибыл в предместье Москвы. Передохнув в скромном деревянном домике, он, в два часа пополудни, посетил Поклонную гору – то же место, где недавно был Кутузов.
«Наконец-то! Вот он, знаменитый город!» – воскликнул император. Да и пора уже: все усилия, все потери были позади. Последние русские солдаты покидают Москву. Их, без выстрелов, даже вступая в переговоры, заменяет авангард Мюрата.
Армия Кутузова была единственной силой, которую надо было разбить, чтобы победить Россию. И теперь, как понимал Наполеон, Кутузов, боясь нового сражения, бежит. А он, Наполеон, победителем стоит на Поклонной горе. Следующий шаг – выгодный мир с побеждённым царём.
Начиная эту войну, император Франции хотел прежде всего победить Россию. Но иногда он высказывал близким и другие планы. Ведь можно пройти из России, командуя русской армией, через Среднюю Азию в Индию, подвластную Англии. И там, штыками французских и русских солдат, сокрушить британское могущество.
Наполеон считал также, что, сделавшись хозяином в России, он подчинит все государства на берегах Балтийского и Чёрного морей – и тогда станет повелителем и Запада, и Востока.
Не потому ли в личном обозе императора везли его статую, которую собирались торжественно установить в Кремле?
Стоя на Поклонной горе, перед Москвой, оставленной русской армией, Наполеон ни минуты не сомневался в своей победе.
Осталось только принять ключи от Москвы. Он принимал ключи Берлина и Вены, ключи других австрийских, прусских, а также итальянских, португальских и многих иных городов. И всюду депутации местных властей вручали эти ключи императору Франции с подобострастным низким поклоном.
Но здесь, под Москвой, уже истекал целый час ожидания – а никто ключей от древней русской столицы императору Франции не нёс. Вернувшись из Москвы, адъютанты доложили, что город почти пуст. Москвичи ушли вслед за русской армией, не пожелав оставаться с властелином Европы.
И тогда вспомнил Наполеон, что так же, как пуста сейчас Москва, был пуст Смоленск и другие города и деревни России, по которым проходила его армия. Император Франции, быть может, ощутил, что народ русский не покоряется ему. Но он ещё не осознавал, что народ этот низвергнет его в пропасть.
По мановению руки императора его войска, торжествуя, двинулись вперёд и несколькими потоками, безостановочно, стали вливаться в улицы Москвы.
Сам Наполеон поселился, видимо из осторожности, в маленьком деревянном домике предместья.
Пожар Москвы
15 сентября, в полдень, верхом на верном Эмире, Наполеон направился в Кремль. Впереди, как всегда, его ожидало много работы – по управлению армией, по делам в Париже. Странно – но впервые в его жизни на улицах покорённого им города он не видел ни одного жителя. Тишина. Лишь далеко кудрявился лёгкий дым – видимо, горели дома. Обычное дело для громадного города, в котором 9000 домов, причём большинство из них – деревянные. И всё же странно – дома без людей…
Но люди во многих домах уже появились. Люди, кому неделю назад, перед жуткой битвой император обещал: «Победа доставит нам всё нужное! Удобные квартиры!» И вот – это так! Всё нужное – есть! Вот уже нашли погреба, где вина и водки – море. И квартиры такие удобные. Почему-то без хозяев. Зато во многих домах всё осталось. Даже серебряная посуда!
Но брать ничего нельзя. Это грабёж. Грабёж – это преступление. А вот если вдруг пожар… Тогда спасать имущество – долг солдата! Однако темнеет. Так можно с факелом посмотреть, что там ещё есть в кладовых и погребах.
День промчался. Император, утомлённый лавиной дел, почивал в кремлёвских покоях русского царя, когда под утро был внезапно пробуждён известием: «Город горит!»
Наполеон вышел на кремлёвский двор, стал отдавать распоряжения потушить пожар. Но всё было напрасно.
– Какое ужасное зрелище! Это сами они поджигают! – произнёс он (ему уже всё было ясно, без каких-либо расследований). – Сколько прекрасных зданий горит. Какая необычайная решимость. Что это за люди!
Огонь подступал всё ближе к Кремлю, и маршалы уговорили императора покинуть Москву. С помощью гвардейцев, не без лёгких ожогов, они пробрались по горящим улицам до Петровского дворца, что на Петербургском шоссе. Но и туда долетал пепел, доносился запах пожарища. А в свете зарева, охватившего московское небо, ночью можно было даже читать. С тревогой глядел Наполеон на пылающий город…
Не о таком он думал, желая заставить царя Александра подписать наконец нужный мирный договор.
В это время москвичи, по разным причинам оставшиеся в своих домах, претерпевали тяжкие муки. Таких людей было немного, всего несколько тысяч, остальные покинули город. И они оказались в отчаянном положении. Кругом пламя! Кажется, оно далеко – и вдруг сильный ветер бросает на деревянную крышу твоего дома что-то пылающее… Так пламя перелетало сразу через несколько кварталов. Бывало, что люди, уснувшие в домах, не тронутых огнём, погибали. А те, кто спасался днём, нередко попадали в огненную западню, когда пожары отреза́ли улицы и целые кварталы.
Вырвавшись из огненных ловушек, люди бежали к окраинам Москвы. Женщины несли на руках детей. Потерявшиеся дети плакали, звали маму. Едва брели старики с опалёнными бородами, в прожжённой одежде. В отсвете пламени мелькали закопчённые лица с глазами, полными ужаса.
Но самая горькая участь – у тысяч тяжелораненых солдат, в госпиталях. Их не взяли, уходя из города. Ведь они не вынесут дальнего пути. Умрут в дороге… Увезли тысячи раненных не столь тяжко, тесно уложив их на телегах. А главное, ведь есть благородный обычай войны: оставлять раненых на милость победителя. Вот и Наполеон, уходя, оставит в Москве своих покалеченных солдат. И московские доктора будут лечить их. И у французских медиков впереди месяц забот о русских раненых, ставших пленными. Они лежали в немногих зданиях, уцелевших от пожара.
Так что простодушный маршал Мюрат, который первым входил в Москву, в беседе с русским офицером искренне пообещал позаботиться об оставляемых раненых.
Но город заполыхал! А дома с беспомощными ранеными – горят на разных улицах… А немногие москвичи – сами в огне… А приказа солдатам Великой армии спасать раненых русских – нет…
Есть правдивый рассказ, как сержант Старой гвардии и немногие его солдаты перетащили 17 израненных русских из горящего дома в сарай. Принесли им воды… И ушли. Капля добра. В океане пламени…
Зато уполномоченные чины Великой армии сразу нашли поджигателей. Хватали людей по первому подозрению. Как бы судили их, несколько минут каждого, – и расстреливали. Делали это даже в церквях.
Каменные церкви устояли при пожаре. Во многих были устроены конюшни. Иконами отапливали помещения. Оклады икон, в походных кузницах, превращали в золотые и серебряные слитки.
Наконец, после страшных дней господства пламени, пожар сник. Деревянное жильё стало золой. От ценнейших библиотек остались истлевшие страницы книг, которые, как птицы, носились над пепелищем.
Но сотни домов, тем более каменных, устояли. Особенно когда их спасали солдаты – ведь им надо же где-то жить. И солдаты жили – всё ещё на широкую ногу. Море вина и водки в винных погребах казалось бездонным. И в обезлюдевшем городе, среди общего хаоса, продолжался пир завоевателей. Но главное – богатства города казались неисчерпаемыми. Богатства, у которых не было хозяев. Не возьмёшь ты – возьмёт другой.
Так опустошались магазины, склады, дома. Генералы со своими адъютантами набивали дорогим имуществом кареты и, написав на их стенках свои генеральские чины и фамилии, отсылали похищенное во Францию. Офицеры с денщиками, забив чужим добром коляски, везли это к себе в полки. Солдаты тащили всё, что могли унести.
Когда утихли пожары, Наполеон вернулся в Кремль, уцелевший от огня. Начал объезжать город, решая разные проблемы. Император увидел пожарища, увидел свои войска, продолжавшие поиск чужого имущества, торговлю и пиршества. Он увидел своих гвардейцев, одетых в чьи-то шубы, перепоясанных женскими шалями, пивших вино, закусывавших вареньем прямо из бочек. Увидел пьяных офицеров и бездельничавших генералов.
Обеспокоенный всем виденным, император приказал маршалам, генералам и офицерам восстановить порядок в войсках. Но солдаты не обращали внимания даже на императора, своего кумира и грозу. Это потрясло Наполеона. Он отдавал приказ за приказом, но дисциплина армии, эта первооснова её боеспособности, падала на глазах.
Тарутинский манёвр Кутузова
Вот теперь с новой тревогой стал думать Наполеон о дальнейшем ходе войны. Его неотвязно беспокоила мысль: где же армия Кутузова?
Он потребовал ответа у маршала Мюрата. Тот приказал своему авангарду, гнавшему войска русских по Рязанской дороге: разогнать казаков, прикрывавших русскую армию, разведать наконец её главные силы, узнать, где же обретается сам Кутузов.