От этого занятия воеводу оторвал долетевший снаружи шум. Князь выглянул в окно и увидел, как через ворота главной крепостной башни в город входит войско. Воротынский сначала просто смотрел на идущую вереницей дворянскую конницу, а потом уже загодя стал прикидывать, куда направить, видимо, посланные в его распоряжение новые силы.
В этом своём предположении князь не ошибся. Совсем скоро шум возле дома усилился, по крутой лестнице загрохотали шаги, и в горницу вошёл хорошо знакомый Воротынскому командир только что прибывшего опричного полка князь Хворостинин.
Боярин посмотрел на опричника, отметил, что тот, едва сойдя с коня, прямо в походной кольчуге первым делом поднялся к нему, и спросил:
– Поздорову ли дошёл, князь? – а затем дружески улыбнулся и пошутил: – Татарвы, что ходить к нам повадилась, часом, не приметил?
Хворостинин знал, что Грозный благоволит Воротынскому, и, оценив встречу, ответствовал:
– Дошли хорошо, боярин, а что до татар, то попрятались басурмане, вот только искать недосуг было, – и сразу уже по-деловому спросил: – Скажи, где мне стать?
– Да тут, в крепости, а пока ступай отдохни, небось, притомился с дороги? – воевода опять улыбнулся и докончил: – Опосля и решим.
– Не, вовсе не притомился, – запротестовал Хворостинин. – Переход-то короткий был.
– Ну ладно, тогда сюда иди, смотреть будем, – согласился Воротынский и снова придержал норовивший опять завернуться край свитка.
Опричник тут же сбросил на лавку епанчу, снял шлем и подошёл к столу. Тем временем Воротынский, которому надоело держать план, придавил его медной чернильницей, на другую сторону положил свой пернач[55] и только после этого стал показывать Хворостинину.
– Вот здесь, – Воротынский провёл пальцем по плану, – вдоль всей береговой черты от Калуги до Коломны сделаны засеки. Во всех важных местах есть крепости и остроги, а посередине линии прямой путь на Москву закрывает Серпухов.
Опричник провёл взглядом по всей чётко обозначенной на плане линии засечной черты, а потом, прикинув выходившее расстояние, посмотрел на Воротынского:
– Князь, так то ж, почитай, вёрст двести, а как мы реку оборонять-то будем? Ордынцы, они в любом месте сунуться могут, а нам туда, ежели далеко выйдет, как поспеть?
– Где пойдут, заранее прознать можно, – возразил Воротынский и, сдвинув свиток по столу, указал на плане шедшие через степь дороги: – Вот смотри: главный для татар, конечно, Изюмский шлях. Правда, ежели завернуть на Пафнутцев шлях, можно в обход пойти. А через Оку им всё одно перебираться надо. Мостов ордынцы не строят, значит, им через реку вброд идти надобно. Бродов тех всего два, вот там и ждать будем.
– Да нет, князь, – недоверчиво покачал головой Хворостинин, – ежели толком поискать, можно иное место найти, да и что татарам мешает другую сакму выбрать…
– Оно-то, конечно, так, – немного подумав согласился Большой воевода. – Однако у нас здесь вдоль всей засеки неотступно дозорцы ездят, и ещё наказал я в Дикое Поле сторожи выдвинуть, смотреть, нет ли ордынцев-лазутчиков.
– Ну, это ежели углядят вовремя… – продолжал упорствовать Хворостинин, затем, наклонившись, долго изучал план и лишь потом глянул на князя – Хочу я эту самую засеку посмотреть.
– Само собой, – кивнул Воротынский и, взяв лежавший сбоку стола пернач, пару раз довольно сильно стукнул им в стенку горницы.
Тотчас в дверях появился прислужник, и Воротынский распорядился:
– Найди старшего дозорцев, скажи, чтоб сюда шёл.
Прислужник неслышно исчез, а отвлёкшийся было Воротынский вновь занялся планом и, обращаясь к Хворостинину, сказал:
– Вот здесь, – палец боярина упёрся в изображённую на чертеже речную излучину, – я велел новый острог поставить, дорога там к Серпухову. Ну да сам увидишь…
– Посмотрю, – согласился Хворостинин, прикидывая по плану, далеко ли ехать.
Однако продолжить разговор не вышло. Входная дверь хлопнула, и вошедший в горницу дворянин озабоченно спросил:
– Звал, боярин?
– Звал, – согласно кивнул Воротынский и показал на Хворостинина: – Воевода вдоль засечной черты проехать хочет. Сопроводи, заодно на новый острог глянете, как там, готов ли.
– Сделаю, – коротко ответил старший и первым вышел из горницы.
Никого из своих людей, уже успевших расположиться на отдых, князь Хворостинин с собой брать не стал. С ним за проводника поехал только старший дозорцев, который взял для сопровождения ещё четырёх дворян из засечной стражи. По выезде за городские ворота старший свернул на дозорную тропу, и здесь всадники, вытянувшись цепочкой, зарысили попарно. Какое-то время князь, поглядывая во все стороны, ехал молча, а потом обратился к старшему:
– Ты небось здешний будешь?
– Так, – подтвердил старший, – серпуховской дворянин Степан сын Чикин.
– Как татарва в набег шла, тоже здесь был? – поинтересовался князь.
– Так где ж ещё? Знамо, что здесь, – кивнул Чикин и, вроде как уточняя, добавил: – А опосля мы до самой Москвы за ордынцами гнались.
– Вы тут что, хана-то проглядели? – покосился на старшего князь.
– И не проглядели вовсе, – с заметной обидой возразил Чикин, – нужный человек загодя сообщил, а дале уж воеводам решать.
– Да знаю, знаю… – примирительно буркнул князь и, глядя на сплошные заросли, через которые был проложен дозорный ход, спросил: – Так эта черта засечная где?
– Тут она, рядом, – заверил Чикин и, высмотрев подходящую прогалину, свернул с тропы.
С трудом пробравшись между деревьев, всадники подъехали к непроходимому завалу, и, указывая на него, Чикин сказал князю:
– Вот это она и есть, засечная черта…
Хворостинин молча смотрел на поваленные наискось замшелые стволы деревьев. За ними просматривался плотный ряд заострённых с одного конца брёвен, под углом вкопанных в землю. С первого взгляда было понятно, что проехать тут и даже как-то перелезть с ходу просто невозможно. А если начинать делать где-то здесь мало-мальски пригодный проход, то одному человеку это явно не под силу, и даже десятку людей пришлось бы трудиться чуть ли не полдня.
Глядя на казавшуюся неодолимой засеку, Хворостинин покачал головой и произнёс:
– Как же ордынцы через такое прошли…
– Так оно ж не везде так, – вздохнул Чикин и напомнил: – Следить надобно…
Князь помолчал, а потом махнул дворянину:
– Ладно, показывай, где острог… – и потянул повод, заворачивая коня.
К острогу добрались на удивление быстро. Остановившись у просеки, Чикин показал в сторону от дозорного хода:
– Вот он…
Подъехав ближе, Хворостинин увидел, что прямая как стрела просека заканчивается мостом, ведущим через ров, за которым и стоял острог. Сам острог представлял собой башню, увенчанную более широкой с далеко нависающими краями оборонительной надстройкой. Вообще-то это была самая что ни на есть повалуша, вот только в центре её крыши, там, где сходились скаты, возвышалась маленькая, открытая со всех сторон башенка с такой же шатровой крышей. Вдобавок к бокам башни, прикрывая образовавшийся разрыв в засеке, примыкал двухрядный заплот из мощных заострённых сверху брёвен.
Спешившись у самого рва, Хворостинин и Чикин по мосту прошли к входу и через незапертую дверь вошли внутрь башни. Меж рядов заплота как раз начали сыпать землю, и потому в самой повалуше никого не было. По приставной лестнице дворянин, а за ним и князь поднялись сначала в надстройку, во всех четырёх стенах которой имелись узкие бойницы, а затем ещё выше – прямо на кровлю, где была устроена открытая башенка. Отсюда расстилавшаяся за рекой степь хорошо просматривалась и был виден очищенный от зарослей перед заплотом берег, дабы незаметно подобраться к острогу никто не мог.
Хворостинин остался доволен новопостроенным острогом и, неспешно выезжая с просеки, задержался, решая, то ли возвращаться, то ли ещё дальше осмотреть засеку. Прикинув, что поглядеть следует, князь долго ехал молча, а потом обратился к следовавшему за ним Чикину:
– Ты говорил, вам про набег нужный человек сказал. Он что, через засеку перелез?
Дворянин сначала не понял, про кого спрашивает князь, но потом подтвердил:
– Было дело, только он не лез. Казак этот на дыру наткнулся…
– Какая дыра? – забеспокоился князь. – Отсюда далеко?
– Да нет, можем глянуть, – ответил Чикин и пустил коня рысью.
Долго ехать не пришлось. Увидев отчего-то так и оставшийся незаделанным лаз, Хворостинин удивлённо воззрился на дворянина:
– Отчего дыра оставлена? Руки не доходят, аль ещё чего?
Поняв, что князь начал гневаться, Чикин торопливо пояснил:
– Нарочно так держим. Особо в последнее время, сторожа наша весь час тут. Поскольку татарских лазутчиков ждём…
– Лазутчиков, значит?.. – сразу насторожился князь и, малость поостыв, вдруг с явным недоверием спросил: – Казак-то твой кто?
– Из Епифани он, человек верный, – заверил Чикин и пояснил: – Его с письмом к князю Мстиславскому послали, а татары сцапали. Так он от них утёк и этим же лазом – обратно к нам…
Укромный лаз в засеке, какой-то уж больно ловкий казак и слова про лазутчиков, которых постоянно ждут здесь, направили мысли Хворостинина совсем в другую сторону. К тому же князю было известно, что татары сумели обмануть воеводу Бельского, и, очень может быть, им могли помогать здешние доброхоты… Кто они, где затаились, оставалось только гадать, но то, что старший дозорцев держит здесь сторожу, давало не абы какую надежду, а значит, обо всём этом надо было крепко подумать, и князь начал:
– Выходит, что казак тот совсем непутёвый, раз письмо князю Мстиславскому татарам завёз? – зачем-то уточнил Хворостинин, глянув на Чикина, но тот, не догадываясь, какие подозрения одолевают князя, в ответ только пожал плечами…
Глава 4
Эмин-паша был рад своему возвращению. Он даже, ещё когда галера только шла Босфором, выбрался на корму и, стоя возле капитана, любовался открывавшимся видом. А когда галера наконец-то вошла в Золотой Рог и на берегу за мощными цареградскими стенами возникли утопавшие в зелени дворцовые крыши, над которыми поднимались тонкие островерхие башни минаретов, турок возблагодарил Аллаха за спокойный переход морем. Правда, несколько необычный вид гавани насторожил Эмина-пашу. Слишком много боевых галер и больших пушечных галеасов теснилось у пристаней.