Галера Эмина-паши какое-то время ещё шла бухтой, а потом резко свернула к берегу. Гребцы стали работать медленнее, а затем, повинуясь зычному капитанскому выкрику, торопливо убрали вёсла. Галера, всё замедляя ход, сама приблизилась к берегу и, стукнувшись бортом о край свайного пирса, вовсе остановилась. С носа и кормы галеры поспешно сбросили чалки, которые тут же были закреплены. Сам Эмин-паша, с нетерпением ждавший этого, наконец-то смог вздохнуть с облегчением. Ещё одно путешествие морем, которого он сильно побаивался, благополучно закончилось…
Эмин-паша всегда всё обдумывал и никогда не спешил. Но, едва прибыв в Стамбул, он сразу уловил тут некую напряжённость и потому, даже не сменив дорожный халат на парадную одежду, он, сойдя на берег поспешил не к себе, а к своему давнему другу Исмаил-бею, роскошный, окружённый садом дом которого стоял на склоне одного из стамбульских холмов совсем недалеко от пристани. Именно это было весьма кстати, поскольку в Стамбуле Эмина-пашу знали многие, и он боялся встретить знакомца, в то время как сам хотел видеть сейчас только Исмаил-бея.
Они сдружились ещё во время давних походов, когда юный Исмаил-бей командовал небольшим отрядом спаги[56], а под началом молодого Эмина-паши было всего три сотни янычар. Правда, теперь к их дружбе добавился ещё и взаимный интерес, поскольку дворцовые интриги – вещь немаловажная, а терять благосклонность султана не желал ни тот, ни другой. Поэтому при каждой встрече они обменивались новостями, причём Эмин-паша сообщал, как обстоят дела на окраинах империи, а Исмаил-бей предупреждал друга о том, с чем тот может столкнуться во дворце.
Стараясь не привлекать внимание, Эмин-паша покинул пристань, но, войдя в город, пошёл не к дворцовой площади, а свернул вбок на узкую улочку, которая вела прямо к усадьбе Исмаил-бея. Однако и здесь Эмин-паша, пройдя мимо главного входа, начал обходить усадьбу кругом. Здесь улочка стала ещё уже, превратившись в мощённую плитняком тропинку, идущую вдоль высокой ограды. В одном месте плитняк был уложен ступеньками, и по этой лестнице Эмин-паша спустился к неприметной калитке.
Калитку закрывала крепко сколоченная дверь с вделанным в неё кованым железным кольцом. Эмин-паша взялся за него и трижды ненамного приподнял. Каждый раз калитка отзывалась глухим деревянным стуком и по прошествии малого времени открылась. Из неё выглянул привратник и, хорошо зная Эмина-пашу, молча отступил в сторону, давая гостю войти. По выложенной таким же плитняком дорожке Эмин-паша через сад прошёл к дому и, задержав взгляд на открытой галерее второго этажа, усмехнулся. Он понял, почему дом купца Мехмета-оглу тогда напомнил ему Стамбул…
Увидев внезапно появившегося на пороге Эмина-пашу, владелец усадьбы Исмаил-бей искренне обрадовался. Сразу отметив скромное одеяние гостя, он усмехнулся:
– Как всегда потихоньку. Небось, прямо с пристани?
Обрадованный тем, что удачно застал хозяина дома, Эмин-паша улыбнулся:
– Да, только-только сошёл на берег.
– Откуда на этот раз? – сделав широкий приглашающий жест, спросил Исмаил-бей.
– Из Крыма, – коротко ответил Эмин-паша, усаживаясь на ковёр.
Исмаил-бей громко хлопнул в ладоши и тотчас прибежавшему слуге бросил:
– Дастархан гостю! – а затем сел рядом с Эмином-пашой.
– Я вижу, ты сразу пришёл ко мне, – Исмаил-бей внимательно посмотрел на Эмина-пашу. – У тебя что, плохие вести?
– Да нет, – Эмин-паша немного подумал. – Просто я увидел, что в бухте что-то не так. Много военных галер и ещё такие большие корабли с пушками…
– Что тут непонятного? – пожал плечами Исмаил-бей. – Мы же ведём морскую войну. Против нас выступил объединённый флот Испании, Венеции и Генуи.
– Генуэзцы? – переспросил Эмин-паша, и ему вдруг вспомнился капитан, три месяца назад торговавшийся на невольничьем рынке Кафы.
– Да, – подтвердил Исмаил-бей. – Они тоже присоединились к венецианцам.
– И что же произошло на море? – забеспокоился Эмин-паша.
– Сражение флотов закончилось для нас неудачно, – вздохнул Исмаил-бей.
– Почему? – удивился Эмин-паша, хорошо знавший, насколько велик флот султана.
– Вероятно, потому, что у врага по сравнению с нами было гораздо больше пушек, – с некоторой заминкой ответил Исмаил-бей.
– А как такое объяснил султану капудан[57] Али, ведь это он командует флотом, – не преминул напомнить Эмин-паша.
– Теперь он уже ничего объяснить не сможет… – Исмаил-бей скорбно поджал губы. – Проклятые венецианцы пленили капудана Али, отсекли ему голову и вдобавок захватили его адмиральский талисман – клык Магомета в оправе из драгоценных камней.
Эмин-паша опустил голову. Только что узнанная новость говорила, что обстановка складывалась тревожная, и было неизвестно, как султан встретит его самого. Это не укрылось от Исмаил-бея, и он поспешил ободрить друга:
– Да нет, ты не думай, всё не так уж плохо. Алжирский паша Улуджи-Али сумел вывести из боя сорок наших галер, а потом и сам захватил флагмана Мальтийского ордена. В Стамбул паша привёл сразу восемьдесят семь кораблей, за что султан пожаловал ему чин капудана, и теперь Улуджи-Али командует Османским флотом.
Слова Исмаил-бея весьма ободрили Эмина-пашу. Если принять во внимание, какие вести сейчас он сам доставил из Крыма, выходило совсем неплохо. Эмин-паша сразу успокоился и после задушевной беседы, сопровождаемой обильной трапезой, во время которой друг между делом сообщил ему, что посольство московитов с предложениями о довольно значительных уступках уже побывало у султана, он покинул гостеприимный дом Исмаил-бея.
По возвращении к себе Эмин-паша домашними делами заниматься не стал, благоразумно отложив их на потом. Удостоверившись лишь, что всё ли в порядке, он сразу прервал обстоятельный доклад управляющего, сунувшегося было к нему старшего евнуха тут же отослал обратно, а затем приказал немедленно нести парадное одеяние. Облачившись со всем тщанием, Эмин-паша проверил, хорошо ли держится алмазное перо, надел снежно-белый тюрбан, плотнее запахнул узорный халат и отправился в Эски-Сарай[58], велев занятым радостными хлопотами домочадцам ждать.
В знак своего доверия властитель османов Селим II даровал Эмину-паше право пользоваться особым входом, через который можно было попасть прямо в султанские покои. Именно через эту окованную медью дверь Эмин-паша зашёл во дворец, а дальше молчаливый служитель повёл его сначала длинным переходом, куда дневной свет попадал откуда-то сверху, потом по мраморной лестнице они оба поднялись выше и в конце концов оказались на открытой галерее, до которой едва доставали верхушки садовых деревьев, густо росших по всему склону холма.
Султан Селим II был здесь и созерцал открывавшийся с галереи вид на город и бухту Золотой Рог. Заметив краем глаза, что сопровождавший его служитель неслышно исчез, Эмин-паша с низким поклоном положил обе ладони на грудь и обратился к султану:
– О, Великий, позволь мне, недостойному, приветствовать тебя!
Сейчас на галерее они были только вдвоём, и потому Эмин-паша позволил себе некую вольность в приветствии, напряжённо ожидая, как ему ответит султан. Однако Селим Второй лишь погладил свою холёную, иссиня-чёрную бороду и благосклонно кивнул, из чего Эмин-паша безошибочно заключил, что грозный властитель им доволен. Затем султан жестом приказал паше подойти и, показав на полную боевых кораблей гавань, негромко спросил:
– Уже знаешь?
– Так, повелитель. – Эмин-паша снова поклонился.
Султан помолчал и всё так же негромко произнёс:
– Ты видишь, какие у меня мощные галеасы. На каждом из них по семьдесят пушек, а пушки решают всё. Я думаю, если бы у Девлет-Гирея тоже были пушки, он взял бы Москву.
– Так, повелитель, но он её всё-таки сжёг, и теперь Девлет-Гирея зовут Таталган[59], – осторожно напомнил султану Эмин-паша.
– Я уже получил фетх-наме[60] хана, и пусть его теперь называют Взявшим трон, – Селим II чуть заметно усмехнулся. – Царь московитов недавно присылал послов, сказать, что возвращает Астраханское ханство и просит мира. Я велел передать, что согласен, если царь отдаст ещё и Казань, а сам станет моим вассалом.
– Вряд ли царь согласится, – с некоторой опаской заметил Эмин-паша.
– Конечно, московиту этого не больно хочется, но я хочу знать, что думает Девлет-хан, – и султан с той же усмешкой посмотрел на пашу.
Как раз это Эмин-паша знал очень хорошо и, облегчённо вздохнув, начал говорить:
– Царь тоже присылал посольство в Крым. Он сулил вернуть Астрахань и уйти с Терека, но наш Таталган уже считает, что Астрахань и так его, и уже выдает купцам ярлыки от своего имени. Ещё он послал своих людей, чтобы они склоняли на его сторону ногаев и заодно инородцев, подвластных московитам.
– Вот оно даже как… – Селим Второй чуть заметно нахмурился. – Это что ж, Девлет-хан снова собирается идти в набег на Москву?
– Так, повелитель, – заверил султана Эмин-паша. – Царь воюет с Ливонией, все его войска там, а Девлет-хан собирает всех, кого может. Я даже думаю, он хочет подчинить себе всех татар.
Сделав такое смелое предположение, Эмин-паша выжидательно замолчал. Он догадывался, что планы Девлет-хана насторожили Селима. Если Крыму удастся объединить всех ногаев, Астрахань и вдобавок Казань, то не возомнит ли о себе ещё больше Девлет-Гирей? А там и вообще может попытаться освободиться от вассальной зависимости. Нет, хорошо зная султана, Эмин-паша был убеждён, Селим II такого никогда не допустит, однако то, что он услыхал дальше, заставило его удивиться.
Долго о чём-то размышлявший султан вдруг спросил:
– Скажи, что надо Девлет-Гирею, чтобы и вправду разбить Москву?
Эмин-паша ответил не задумываясь: