Стоять на берегу, ожидая, когда урусы, испугавшись подошедшего к реке татарского множества, уйдут сами, смысла не было, вдобавок Темир-мурза решил, что налетевшие кони легко могут опрокинуть рогатки и тогда его отряд точно погонит московитов прочь от брода. Подумав так, он окинул взглядом широкий плёс и уже без колебаний выхватил саблю.
– Вперёд! – закричал Темир-мурза и, увлекая за собой помчавшийся следом отряд, первым бесстрашно ринулся в воду.
Всадники с разгона влетали в реку и, подняв тучу брызг, попытались скакать дальше, но глубина становилась всё больше, так что, когда вода подступила к самым сёдлам, кони смогли идти только шагом. Общий порыв сразу замедлился, к тому же, едва татары достигли середины реки, стоявшие за рогатками московиты открыли пальбу из пищалей. Над водой засвистели пули, и редкая из них не находила цели промеж множества валом валивших через брод всадников. Тонули сражённые наповал люди; сбрасывая седоков, дико взбрыкивали раненые кони, в полосе брода начиналась толчея, мешавшая ещё уцелевшим достичь противоположного берега, и, не имея возможности гнать скоком к рогаткам, откуда шла стрельба, татары барахтались во взбаламученной воде, пытаясь хоть как-то выбраться на сушу.
Лошадь вырвавшегося вперёд Темира-мурзы была почти сразу убита, а сам он с головой окунулся в воду. Тяжёлая кольчуга потянула вниз, и, поняв, что сейчас может утонуть, испуганный мурза, выронив саблю, принялся размахивать руками. Однако его ноги немедленно зацепили дно, он встал, и оказалось, что здесь всего-то по грудь. Опасаясь быть затоптанным, Темир-мурза подался в сторону от брода, и тут ему повезло. Уже по шею в воде, увлекаемый течением, боясь захлебнуться, Темир-мурза каким-то чудом отыскал мелкое место, а затем сумел добрести к самой оконечности узкого заросшего тальником мыса, который почему-то вытянулся не поперёк реки, а вдоль берега.
Кое-как пробравшись через густо разросшиеся кусты, Темир-мурза поднялся на небольшой взгорбок, с которого был хорошо виден Сенькин брод. На обоих берегах всё оставалось почти так же, как было перед тем, когда Темир-мурза, выхватив саблю, уверенно повёл свой отряд через реку. Сейчас, как и тогда, татары находились на одном берегу, а на другом стояли нетронутые рогатки, откуда время от времени палили пищали московитов. Вот только в воде виднелись тела убитых, и какая-то брошенная лошадь, странно вскидывая голову, плыла ниже по течению.
Особенно много павших было на мелководье перед рогатками, и Темир-мурза, вспомнив, что он сам там едва не погиб, внутренне вздрогнул. Но тут татары, увидев, что их начальник цел, подвели ему коня, дали саблю, и Темир-мурза взялся за повод. От пережитого страха Темира-мурзу била нервная дрожь, нога соскальзывала со стремени, и ему не сразу удалось влезть на лошадь. Уже сидя в седле, он ещё раз глянул на Сенькин брод, и мысль снова броситься на рогатки московитов исчезла. Темир-мурза уяснил, что ничего не вышло, и, съехав с пригорка, повёл отряд назад к ханскому стану.
Бесславное возвращение ничего хорошего не сулило, и Темир-мурза ехал, понурив голову. Изрытая конскими копытами сакма, по которой отряд шёл обратно, тянулась через пустынную степь, и невесёлые мысли всё больше одолевали Темира-мурзу. Начальник татарского передового отряда ехал к ханскому шатру с тяжёлым сердцем. По мере удаления от злополучного Сенькина брода ему всё больше казалось, что зря он не попытался перейти реку ещё раз. А сейчас Темир-мурза знал: ему как-то придётся объяснять, почему он потерпел неудачу и, ничего не добившись, ушёл от Оки…
Однако вроде бы всё обошлось, и даже встретивший неудачника Дивей-мурза отчего-то совсем не удивился, будто заранее знал, что будет именно так. Больше того, когда Темир-мурза сообщил, что московиты накрепко перекрыли брод, а затем начал было оправдываться, советник хана, не желая ничего слушать, сразу прервал его и деловито спросил:
– Сколько там войска?
– Много… Наверное, там, дальше, за рогатками, были сотни, – ответил Темир-мурза, ради своего оправдания сильно преувеличив число московитов.
На самом деле защитников брода было намного меньше, но, говоря так, Темир-мурза, как бы намекал Дивею-мурзе, что у реки ещё могла быть засада. Впрочем, советнику хана ни на что намекать не требовалось, он понимал всё сам, и, коротко бросив: «Хорошо», – пошёл к ханскому шатру, оставив на месте недоумевающего Темира-мурзу.
Едва войдя в шатёр, Дивей-мурза сразу, чуть ли не от входа сообщил Девлет-хану и находившемуся там же Теребердею-мурзе:
– Всё вроде как неплохо получается. Темир-мурза ушёл от брода, и теперь московиты будут гадать, куда мы пойдём.
Как обычно возлежавший на подушках Девлет-Гирей курил кальян, он сначала выпустил несколько колец дыма и только потом сказал:
– Я думаю снова идти через Сенькин брод.
– Да, так будет лучше, – согласился с ханом Теребердей-мурза и уточнил: – Ногаи тоже вернулись и говорят, что брод у деревни Дракино охраняют две или три тысячи урусов.
– Вдобавок этот брод ближе к Серпухову, где стоит их Большой полк, – напомнил Дивей-мурза.
– Чтобы силы урусов точно разделились, надо оставить напротив Серпухова осадные пушки. Можно даже попробовать перейти Оку, пусть московиты думают, что мы хотим взять крепость, – с хитрой усмешкой предложил Теребердей-мурза.
– Правильно, – похвалил своего военачальника Девлет-хан и, выпустив новую струйку дыма, ухмыльнулся: – Пусть там останутся и турецкие беи, которых направил в Московию султан Селим.
– Янычар тоже оставим тут? – спросил Теребердей-мурза.
– Нет, янычар я возьму с собой, – покачал головой Девлет-хан. – Чтобы так же, как в прошлый раз, сжечь Москву, а потом взять Кремль, мне нужны и они, и азапы[86].
Девлет-Гирей не зря напомнил, что Москву надо сжечь. Ещё находясь в Бахчисарае и обсуждая предстоящий захват Московии, хан говорил, что знает теперь, как брать города урусов. Сообщение о том, что столица царя Ивана выгорела дотла, только подтверждали выводы хана. Правда, у Китай-города стены каменные, но, как только Большой полк уйдёт из Серпухова, тяжёлые орудия можно будет без помех переправить через реку, а дальше самой короткой дорогой везти к Москве…
Было заметно, что какое-то время молчавший Дивей-мурза о чём-то думает, и следивший за своим советником Девлет-хан спросил:
– Ты как, согласен?
– В общем, да, – Дивей-мурза ещё немного подумал. – Только, мне кажется, будет лучше идти сразу через два брода. Через Сенькин и тот, что у Дракина. Тогда урусам придётся делить своё войско на три части, а наши силы и так больше. К тому же и от одного, и от другого брода есть дороги. Если мы пойдём так, то сможем просто обойти Серпухов и дальше соединиться, выйдя на Московский шлях.
Девлет-Гирей и Теребердей-мурза переглянулись. Они оба были опытными военачальниками и хорошо понимали, что Дивей-мурза прав…
Глава 2
Ворота Серпуховской цитадели были гостеприимно распахнуты, и, сталкиваясь лошадиными боками в узости башенного въезда, донские казаки во главе со своим атаманом Михаилом Черкашениным вступали в город. Встречал их воевода Большого полка. Стоя на высоком теремном крыльце, он смотрел, как казаки, проехав через площадь, сворачивали в улицы, которые им указывали стрелецкие головы. Сам атаман, спешившись у крыльца, задержался и подозвал к себе одного из состоявших при нём казаков. Это был Тимоха Чуев, пользовавшийся у атамана особым доверием после того, как он опознал в Ногайской степи татарского мурзу. Негромко, так, чтоб на крыльце не было слышно, Черкашенин спросил:
– Ты вроде прошлым летом тут был. Может, кто из добрых знакомцев есть?
– Был, а что? – ответил Тимоха.
– Ты б поискал их да расспросил, мне больно охота знать, что тут да как, – попросил атаман.
– Сделаю, – заверил Тимоха.
Казак понимал: многоопытный атаман хотел выяснить, что думают о предстоящем деле не только царские воеводы, но и те, кто пониже. Правда, теперь казаку приходилось ломать голову, прикидывая, как исполнить поручение. Оставалось одно – действуя на авось, просто слоняясь по городу, слушать, что говорят, и тут Тимохе несказанно повезло. Не успел он пройти и десятка шагов, как нос к носу столкнулся с оказавшимся здесь же на площади дворянином, которому прошлым летом показывал лаз.
Обрадовавшись, Тимоха без всяких схватил куда-то спешившего Чикина за рукав.
– Тебе чего? – Дворянин дёрнулся, но, тоже признав Чуева, усмехнулся: – Ты?.. Опять здесь?.. Никак со своими казаками пришёл?
– Ну да! – весело подтвердил Тимоха и широко улыбнулся. – Мне атаман велел поспрошать, что тут про татарву гуторят.
– А чего там особо говорить? – Чикин нахмурился. – Вона недавно весть пришла, знать дали, что от Сенькина брода татар отбили.
– Что там отбили, неплохо, – Тимоха вздохнул. – А в других местах как?
– И там отобьём, – бодро заверил Чикин и насмешливо сощурился. – Ты, я гляжу, нынче при атамане. Не за то ли, что тебя прошлым летом татарва мордовала?
– Не, – помотал головой Тимоха. – Осенью в Ногайской степи я того самого мурзу признал, что с меня кожу содрать хотел.
– И что, зарубил? – спросил Чикин.
– Какое там… – Тимоха махнул рукой. – Сотник запретил. Мы там за караванами смотрели, потому как крымчаки народ в пограничье мутить начали.
– Ясно… – Чикин помрачнел, а затем на прощанье хлопнул Чуева по плечу. – Бывай, казак, мне сейчас до засечной черты надобно…
– Слушай, – Тимоха придержал дворянина, – давай я с тобой съезжу, ну, чтоб атаману сказать…
Чикин немного подумал, а потом согласно тряхнул головой.
– Ладно, только ты погодь малость, я быстро, – и заспешил к крыльцу терема.
Дворянин не задержался, и довольно скоро и он, и Чуев в сопровождении полутора десятков сторожи рысили по торной тропе, которая вела вдоль засечной линии. Тимоха, ехавший рядом с Чикиным, молча приглядывался к зарослям, пытаясь узнать знакомые места, однако ничего, кроме разрозненных обрывков картин побега из татарского плена, на память не приходило. Правда, порой казаку чудилось, что прошлым летом он проезжал именно здесь, но буквально сразу появлялся точно такой же участок леса, заставляя Тимоху прикидывать, ошибся он или нет.