– Ты, великий хан, к Москве идёшь, а нас московиты сзади побили!..
– С ними панцирные рейтары!.. Их много!..
– Как много?.. Вы видели, сколько? – осерчал на сыновей Девлет-хан.
– Видели… Несколько тысяч… – враз ответили царевичи и потупились.
– Берите втрое больше и разбейте урусов! – наказал хан, мановением руки отправляя сыновей вон.
Когда обескураженные царевичи вышли, Девлей-Гирей обратился к своему главному советнику:
– Как думаешь, много ли урусов напало на отставший обоз?
Дивей-мурза, отлично знавший, сколько московитов пошло следом за ним от Оки, ответил сразу:
– Тысячи три-четыре, а рейтар у московитов всего-то несколько сотен.
– И только… – Девлет-Гирей хищно усмехнулся и жёстко наказал: – Отправь на них десять тысяч!
– Хоп, – приложив ладонь к груди, советник хана поклонился и тотчас покинул шатёр.
На самом деле Дивей-мурза дал сыновьям хана не десять, а двенадцать тысяч всадников, и обрадованные царевичи, возглавив тумены[97], немедля понеслись обратно, горя желанием изничтожить дерзких урусов. И тут, казалось бы, удача снова улыбнулась ордынцам. Едва первые татарские сотни примчались к вдребезги разбитому обозу, как все бывшие там московиты, не вступая в бой, без оглядки поскакали прочь. Там, где замешкавшиеся урусы не успевали уйти, вспыхивали короткие схватки, но было ясно: они во что бы то ни стало стремятся спастись. Когда же ордынцы догнали не терявших строя рейтар, те встретили преследователей таким огненным боем, что между панцирниками и отскочившими назад татарами образовался весьма заметный разрыв.
Прискакавшие к обозу начальники ордынцев царевичи Магмет-Гирей и Али-Гирей первым делом убедились, что обозные повозки, которые урусы не успели разграбить, так и остались на дороге. Теперь оставалось только догнать пытающихся убежать московитов, и царевичи вместе с очередным подошедшим туменом устремились в погоню. Вообще-то у них имелся другой план. Царевичи предполагали, что московиты, не догадываясь, сколько татар на подходе, начнут рубиться, и тогда останется лишь, окружив урусов со всех сторон, кончить дело. Однако вышло иначе, но это в общем-то ничего не меняло, и царевичи неслись впереди тумена в полной уверенности, что вот-вот догонят урусов.
Сыновьям хана, всё время видевшим убегавших от них московитов, казалось, что всё так и будет, а когда впереди замаячил покрытый зеленью холм, они вообще решили, что теперь беглецам деваться просто некуда. Но урусы, достигнув подножия холма, неожиданно резко свернули в сторону, и татарам не осталось ничего другого, как тоже поворачивать за ними, вылетая прямо на склон. И вдруг из зарослей, что вроде бы были на вершине холма, грянул залп. Огненный бой был страшен. Беспрерывно били пищали и мушкеты, их грохот перекрывал гром тюфенгов. После каждого такого выстрела на землю валилось не менее десятка всадников, а уже на них, взбрыкивая, падали сражённые ядрами кони.
Враз осадив лошадей, оба царевича во все глаза смотрели на ужасающую картину. Перед ними возвышался холм, на котором вовсе не было зарослей, а стоял укрытый ветвями, весь окутанный пороховым дымом с высверкивающими из него огнями, неизвестно откуда взявшийся московитский гуляй-город. Поражаемые огненным боем, только что гнавшиеся за урусами татары, ища спасения, неслись кто куда, оставляя позади устланный телами склон.
После такого ни о какой погоне больше речи и быть не могло. Видевшим всё это сыновьям хана стало предельно ясно: взять такой гуляй-город они не смогут, и значит, им предстоит бесславное возвращение…
Глава 8
Всемогущий Девлет-Гирей был вне себя от ярости. В прежние времена он барсом метался бы по шатру, расшвыривая ногами подушки, однако сейчас лишь молча сидел, и только его лицо всё больше наливалось кровью от душившей хана злобы. Ещё бы, эти урусы осмелились напасть на его войско, и даже отряд, который был послан им, ханом Девлет-Гиреем, чтобы изничтожить неверных, прогнали огненным боем от каких-то жалких деревянных стен град-обоза. Хан не мог взять в толк, когда это московиты успели соорудить свой гуляй-город и вообще сумели выбрать столь подходящую позицию.
Дивей-мурза и Теребердей-мурза пришли в шатёр хана одновременно. Прижав ладони к груди, они оба почтительно поклонились хану и после его милостивого кивка сели напротив. Девлет-Гирей, стараясь совладать с собой, долго молчал. Оба его самых лучших военачальника тоже молча ждали. Про то, что случилось возле гуляй-города, уже было известно, и они знали, о чём пойдёт речь. Сейчас им казалось, что хан молчит, ожидая остальных мурз и турецкого агу, командовавшего янычарами, но это было не так. На самом деле Девлет-Гирей собрался говорить только с ними.
Общее молчание затягивалось, и Девлет-Гирей, окончательно взяв себя в руки, обращаясь сразу к обоим мурзам, делано спокойно спросил:
– Что скажете?
Военачальники переглянулись, и Дивей-мурза как главный советник хана ответил первым:
– Думаю, московиты собрали к своему град-обозу все силы, и, если мы пойдём дальше, они будут нападать снова, чтобы задержать и ослабить нас.
Советник хана умолк, и тогда Теребердей-мурза добавил:
– Ежели мы всё-таки пойдём к Москве, где надо крушить стены Китай-города, иметь за спиной это, пусть и не особо большое, царское войско, весьма опасно.
Девлет-хан и сам думал также, а слова его военачальников только подтверждали эти мысли. Если урусы, считай, одним огненным боем отогнали двенадцатитысячный отряд от своего гуляй-города, значит уверенность в своих силах у московитов есть, и тогда решение может быть только одно. Надо незамедлительно всем скопом навалиться на них, а уже затем, полностью разбив и по возможности изничтожив войско урусов, спокойно идти к Москве. Девлет-Гирей понял: дальше обсуждать нечего, и теперь предстояло, остановив общее движение, повернуть все силы обратно, чтобы, миновав болотную неудобь, выйти к полю у холма с гуляй-городом, где можно свободно развернуть конницу.
Перестроение войск хоть и заняло довольно много времени, однако к назначенному месту татары вышли своевременно, и Дивей-мурза, собрав у ханского бунчука мурз, стал рассматривать холм, на вершине которого по-прежнему стоял град-обоз московитов. Судя по всему, урусы приготовились к нападению. Ветки, ранее закрывавшие щиты, были убраны, из всех бойниц грозно выглядывали стволы затынных пищалей, а у подножия холма за свежевырытым рвом выстроились стрельцы. Прикинув, что их там не одна тысяча, Дивей-мурза сказал бывшему рядом с ним Теребердею-мурзе:
– Пока стрельцов не собьём, к стенам град-обоза не подойти.
– Сомнём конницей, – ответил Теребердей-мурза и потянул саблю из ножен.
Дивей-мурза посмотрел на спокойно сидевшего в седле Девлет-Гирея, хан кивнул, и его советник подал знак. По этому сигналу ряды изготовившихся к нападению татар стронулись с места и, всё убыстряя бег своих коней, лавиной устремились на хорошо видимую линию стрельцов. Казалось, ничто не сможет остановить несущихся вперёд всадников и их лошади вот-вот попросту стопчут копытами противника. Однако, когда до рогаток укреплённой линии оставалось всего каких-то полтораста шагов, три тысячи пищалей враз выпыхнули пламенем, и над головами стрелявших поплыл дым.
Прицел был взят низко, и огненный бой сразу нанёс урон. Раненые или убитые лошади спотыкались и падали, сбрасывая всадников, а на них налетали другие, отчего в первых рядах возникала сумятица, сдерживавшая общий ход. Конечно, её легко можно было одолеть, если бы не огонь из бойниц гуляй-города. Оттуда загремели частые выстрелы, и ядра большого числа имевшихся там затынных пищалей при попадании просто опрокидывали всадника на землю вместе с конём, а когда начали палить тюфенги, в рядах ордынцев стали возникать чуть ли не бреши.
Сделав ещё один залп, стрельцы уставили копья, и их частокол остановил конный натиск. Сверкнули клинки, лязгнула сталь, из град-обоза ещё чаще загремели выстрелы, и звериный вой закипевшей битвы повис над склоном холма, у подножия которого началась жаркая сеча. Однако по сгрудившимся внизу татарам не переставая били тюфенги, и под их огнём ордынцы заметались. Вдобавок, огибая склон, из-за холма вылетела конница московитов и ударила по татарам. Сшибка была неожиданной, чаша весов заколебалась, и, не выдержав, ордынцы, уходя от гнавшихся за ними дворян, поскакали назад.
Увидев, что первый наскок неудачен, Дивей-мурза, внимательно следивший за ходом сражения, сказал всё время остававшемуся рядом Теребердею-мурзе:
– Нужна ал-карр вал-фарр[98].
– Так, – согласился Теребердей-мурза и, посмотрев в сторону град-обоза, убеждённо сказал: – Ещё ал-карр, и урусов под холмом не будет. Их уже мало осталось.
– Похоже, ты прав, – Дивей-мурза тоже глянул на холм и после короткого раздумья предположил: – Думаю, те конные московиты, что так внезапно напали, до поры укрывались в своём гуляй-городе.
– Какая разница где, – пренебрежительно хмыкнул Теребердей-мурза. – Может, и в соседнем лесу.
– Лес-то тут не один, – Дивей-мурза с некоторой опаской кивнул на окрестности холма. – Вдруг там ещё какой полк стоит?
– Стоял бы, так не остался б на месте, а в поле вышел, – решительно возразил Теребердей-мурза. – Нету у московитов сил.
– Тогда пора, – заключил Дивей-мурза и хотел подать знак, но Теребердей-мурза остановил его:
– Не надо, сейчас я сам поведу. – И, воинственно тряхнув саблей, он тронул коня.
Татары, успевшие после беспорядочного отхода привести себя в порядок, восприняли появление перед ними Теребердея-мурзы как добрый знак и встретили его одобрительными возгласами. Все понимали, теперь удар будет сокрушительный, и урусам не устоять. Так думал и сам Теребердей-мурза, который, призывно взмахнув саблей, поскакал впереди тут же устремившихся за ним всадников. Разгоняясь, татарские кони бежали всё шибче, слитный топот копыт перерос в нарастающий гул, и, охваченные общим порывом, подбадривая себя воинственными криками, ордынцы неслись к холму.