Теперь, после оглушительного разгрома Орды, всё изменилось. Воротынский знал: сейчас главное – не дать Девлет-Гирею уйти, однако большой воевода опасался, как бы хан не собрал уцелевшую часть своего войска вокруг остававшегося за Окой отряда, и князь решил отправить к засечной линии казаков Черкашенина с наказом разгромить угнездившихся на другом берегу ордынцев. Едва татарский заслон был сбит, большой воевода вызвал атамана и, развернув перед ним план, строго напутствовал:
– Вот смотри, сейчас хан наверняка за Оку уходит. На Сенькин брод ему далеко, а брод у Дракина ближе. Опять же, напротив Серпухова татарва оставалась, значит Девлет-хан туда побежит. Закрой ему дорогу, а тех ордынцев, что ждут там, сбей от реки.
– Ну да, а то ж соберутся, – кивнул Черкашенин и тут же деловито начал прикидывать по плану, далеко ли от брода до татарского стана.
– Тогда с Богом. – И, больше ничего не поясняя, Воротынский свернул план.
Сборы донцов особо времени не заняли, и после долгой скачки по Серпуховской дороге, добивая по пути беспорядочно бегущих татар, казаки вышли к речному порубежью. Тимоха Чуев, теперь уже особо доверенный сотник атамана, прискакал со своими казаками к засечному острогу одним из первых. Дозорцы, засевшие там, признав своих, отворили ворота, и Тимоха, оставив коня во дворе, уже знакомым путём поднялся по лестнице к смотровой башенке, где неотлучно находившийся там его давний знакомец дворянин Степан Чикин вместо приветствия встретил казака вопросом:
– Как татарва?
– Разбили хана, – коротко сообщил Чуев и начал пристально вглядываться в заречье.
– Как удалось? – обрадовался старший дозорцев.
Тимоха, не приметив на том берегу ордынцев, повернулся к Чикину:
– Большой воевода хана за хвост ухватил, а сам град-обоз поставил. Татарва от злости к самым щитам полезла, а мы их – огненным боем. А как они отхлынули, мы возы раздвинули и в съёмном бою одолели.
– Выходит, хан маху дал, тюфенги тут оставил, а сам на Москву пошёл? – предположил дворянин.
– Это верно, у хана только самопалы[109] имелись. Будь его пушки там, мы б в град-обозе не усидели, – согласился со старшим дозорцев Тимоха и снова стал смотреть на другой берег.
Казак ожидал увидеть там татарский разъезд, но за рекой было пусто, и, сколько Тимоха ни вглядывался в степную даль, никакого движения заприметить не смог. Для порядка Чуев ещё глянул вдоль берега и, ничего подозрительного не заметив, спросил у Чикина:
– Слышь, татарва-то куда подевалась?
– А кто ж его знает, – старший дозорцев сердито мотнул головой. – Мы тут опасались, как бы ордынцы с того берега из пушек по нам палить не начали да заплот не сбили, а сейчас басурман этих второй день не видать. Сам голову ломаю, куда делись…
– Так, может, оно, того, самим сходить, – негромко, вроде как раздумывая, сказал Тимоха.
– Да ты, никак, вплавь собрался? – предположил Чикин и сердито хмыкнул: – А дале как, пёхом?
– Зачем пёхом, – казак усмехнулся. – Лаз-то тот, что я тем летом пробрался, небось, целый…
– А что, твою сотню и впрямь там провести можно, – немного подумав, согласился Чикин и, отступив к лестнице, стал первым спускаться вниз во двор.
Татарский лаз, к которому Чикин самолично вывел Тимохину сотню, вроде бы оставался всё таким же малозаметным, и, если б не пребывавшая там стража, вполне можно было проехать мимо, ничего не приметив. Спешившись, дворянин первым делом отправил одного из дозорцев проверить берег, а когда тот, вернувшись, сообщил, что ордынцев нигде не видать, Чикин обратился к Тимохе:
– Ну что, казак, давай с Богом!
– Да уж, – пробормотал Тимоха и, перекрестившись, ведя коня в поводу, полез через лаз.
Оказавшись по другую сторону засеки, Чуев выждал, пока вся его сотня прошла через тайный ход, но задерживаться на берегу не стал. Кони охотно пошли в воду, течение здесь было не особо сильным, и хотя часть казаков, которые плыли через реку, держась за конские гривы, отнесло далековато, вся сотня, в опасении внезапного появления ордынцев, собралась довольно быстро. Какое-то время Тимоха приглядывался, но ни копытного, ни колёсного следа тут не было, и тогда казак повёл сотню прямиком через степь, стараясь подгадать к тому месту, где, по его разумению, стоял татарский обоз.
Чуев не ошибся: татарский стан нашёлся именно там, где он и предполагал, вот только ни шатров, ни пушек, да и вообще ни одного ордынца нигде поблизости не было. Здесь осталась только вытоптанная земля, давно остывшие кострища, да ещё кое-где торчали не вытащенные впопыхах шатровые колья. Судя по всему, татары уходили в большой спешке, и даже какой дорогой они пошли, определить было нельзя. Следы, уводившие в степь, как-то странно расходились, и объяснить это Тимоха мог только одним: ордынцы, ждавшие хана здесь, почему-то разделились, пойдя совсем разными путями.
Ни гнаться за татарами, ни оставаться здесь смысла не было, и Тимоха без колебаний повёл сотню к броду, возле которого атаман Черкашенин собирался прихватить татар. Не встретив по пути ни одного ордынца, казаки стали уже приближаться к реке, как вдруг ехавший впереди Чуев услыхал отголоски дальней пальбы. Сомнений быть не могло: это или татары, поставив тюфенги у брода, старались задержать погоню, или это били из своих пищалей пришедшие на подмогу казакам стрельцы. Поняв, что следует поспешить, Тимоха тут же принялся нахлёстывать и без того шедшего скорой рысью коня.
Сотня Чуева поспела к броду в самый что ни на есть нужный момент. От засечной черты по ордынцам, державшим перелаз, густо палили из затынных пищалей московиты, а, похоже, только-только прискакавшая поместная конница уже рвалась через брод. Бывшие у реки татары, видать, собираясь не допустить дворян к берегу, пошли навстречу, и тут на них сзади налетела сотня Тимохи. Ясное дело, ордынцев было много больше, но они не могли знать, сколько ещё казаков подойдёт из степи, да к тому же поддержанные огненным боем дворяне одолели брод, и возле уреза началась жаркая схватка.
Налетевшие с ходу казаки смяли задние ряды ордынцев, а те, что были спереди, услыхав шум боя у себя за спиной, завертелись на месте. Одни рванулись в одну сторону, другие – в противоположную, да так, что среди татар сразу начался разброд. Общая сшибка тут же превратилась в разрозненные отдельные стычки, а дворяне, получив неожиданную поддержку, всей силой навалились на ордынцев, и те, не сумев удержать берег, в полном беспорядке стали отходить в степь. Ещё немного, и татары обратились в бегство, а увлечённые боем казаки, видя, что их верх, немедля понеслись вдогон.
Тимоха и сам было поскакал следом, но, увидав, что через брод переходит московский воевода, а следом за ним и атаман Черкашенин, заворотил коня. Атаман, увидев подъезжающего к нему Чуева, поначалу удивился, а затем не преминул похвалить смышлёного казака:
– Добро, что подскочил сюда!
Тимоха хотел было ответить, но остановившийся рядом воевода весело спросил:
– Ты как оказался здесь, молодец?
– Так мы у острога реку перешли, чтоб татарский обоз пощипать малость, – честно ответил Чуев.
– Ну и как? – усмехнулся воевода.
– Да ушла татарва, видать, как всполох ударили, так и ушла, – Тимоха сокрушённо вздохнул.
– Оно так, ежели прошлой ночью стан оставили, то теперь уж далеко, – согласился с ним воевода.
Тем временем погнавшиеся было за татарами казаки стали возвращаться, и при этом кто волок на аркане пленного ордынца, а кто вёл в поводу пойманную в степи бесхозную лошадь. Глядя на них, Черкашенин сказал задержавшемуся возле него воеводе:
– Будь надёжен, князь, татарву, что ещё уходить будет, всю порубим.
Воевода покосился на Черкашенина, а затем, сердито фыркнув, уточнил:
– На Серпуховской дороге князь Воротынский и сам управится, а нас с тобой, атаман, послали, чтоб хана перехватить, да, видать, не вышло, – и воевода, зло сощурившись, стал смотреть в степь, будто хотел увидеть, куда побежал ускользнувший от него Девлет-Гирей.
Черкашенин догадался, о чём сейчас думал воевода, и начал вроде как рассуждать вслух:
– Казачок-то мой говорит, что ордынский стан раньше снялся, так, может оттого, что хан мимо пробёг…
Скорее всего, предположение атамана было верным, и воевода, поняв, что изменить что-то уже не в его власти, высказал вслух явно обуревавшие его мысли:
– Жаль, что хана перехватить не вышло. Однако, полагаю, войско его мы в пух и прах расколошматили, и ежели Девлет-Гирей до своего Крыма доберётся, то ту дорогу, каковой по ясырь ходил, забудет…
Словно подтверждая слова воеводы, атаман молча кивнул, и они оба, сопровождаемые Чуевым, поехали вдоль берега, на котором сейчас собиралось перешедшее реку войско.
И никто в тот день не мог знать, что позже летописец напишет про их дела, будто Девлет-Гирей возвратился в Крым неведомыми путями и не было больше при нём ханского войска. Правда то или нет, сказать трудно, но после того целых десять лет ордынцы не осмеливались идти набегом в московские земли…