В данный момент Закревскую тоже гораздо больше интересовали индейцы, чем судьба сыскного агентства.
— Марат… а как выглядели их города?
— Великолепно. Воочию я их, как ты сама понимаешь, не видел. Но вот зато в воображении… О! Пирамиды Солнца, прекрасные храмы, арки, дворцы, площадки для игры в мяч… сады. Потрясающее зрелище.
— Сады?
— Что тебя так удивило?
— Да нет, ничего… Теперь я сама расскажу тебе сказку. Один мой пациент видел во сне некий храм Бога Солнца. В нем были золотые окна, двери, стены, крыша, потолки и культовые предметы. Но это еще не все. В центре храма находился огромный, несколько метров в диаметре диск из чистого золота, символизирующий Солнечное божество. Вокруг храма располагался «золотой двор» — где все было отлито из золота: деревья, растения и травы, олени, бабочки, пастухи… Причем все это выполнено в натуральную величину и двигалось! Что ты на это скажешь?
Марат помолчал, обдумывая ответ.
— Ты думаешь, пациент все придумал? — спросил он.
Закревская кивнула:
— Честно говоря, да.
— Напрасно! Он описал тебе Куско Кориканча, «золотой двор» правителя инков. Инки были невероятно богаты и так же невероятно жестоки. Во время праздников с их золотых алтарей текли реки человеческой крови…
— А… как золотые фигуры двигались?
— При помощи искуснейших механизмов. Почему ты меня расспрашиваешь?
Ангелина Львовна закрыла глаза и вздохнула:
— Он меня пугает.
— Кто?
— Этот пациент…
— Не вижу ничего страшного, если кто-то увлекается культурой инков. Начитался, насмотрелся картинок, потом во сне увидел.
— Плавучие сады у индейцев были?
— Кажется, да.
— Хорошо. Ты сможешь мне еще рассказать об ацтеках, инках и майя?
— С удовольствием…
Глава 9
За окнами совсем стемнело. Морозная ночь опустилась на город. Луна ледяным блюдцем застыла на черной карте неба. В ее свете снег казался синим.
— Ну что, еще по одной?
— Давай…
Илья и Саня понимали друг друга с полуслова. Им не нужно было много говорить. На маленькой кухне горел соломенный светильник, пахло жареным мясом и солеными огурцами.
— Огурцы вкусные, — похвалил Вересов. — Теща делала?
— Не… Валька моя. Она насчет всяких солений и варений — мастерица на все руки. И не только. Светильник видишь?
Вересов поднял голову, посмотрел.
— Ну.
— Это она сплела. Из соломы. У нас таких штук полно — из бересты, из трав засушенных, из лозы. Типа икебана.
— Хобби, что ли, такое? — поинтересовался Илья.
Аксельрод засмеялся.
— Профессия у нее такая: фитодизайнер.
— Ух ты! Я и не выговорю. Кстати, а где она сама?
— В Одинцово уехала, к матери.
— Надолго?
Саня смешно наморщил лоб и сразу стал похож на себя юного. Точно так же он морщил лоб, когда его вызывали к доске, а он не знал урока.
— Не знаю. Заболела теща, одну ее оставлять нельзя.
— Чего ж к себе не заберете?
— Не хочет, — вздохнул Аксельрод. — Она к своему дому привыкла. Курочки у нее, собачка, кошечка. А у нас тут, сам видишь, четырнадцатый этаж. Вот Валентина и мотается. Ей каждый день приходится ездить из Одинцова в Москву, на работу.
— Ты извини, Саня, я никогда не спрашивал… вы с женой ссоритесь?
Аксельрод медленно налил в стаканы еще водки.
— Бывает. Но редко.
— Она не возмущается, что ты постоянно в разъездах, что горы для тебя важнее семьи?
— Кто, Валька? — Саня так заразительно хохотал, что Вересов тоже невольно улыбнулся. — Да ты что, брат? Она только рада, когда меня дома нет. Валька же, кроме своего сена, никого и ничего не видит. Усядется какое-нибудь панно плести, и к ней не подходи. Знаешь, какие слова я слышу от нее чаще всего?
— Какие?
— «Не мешай!»
Теперь настала очередь хохотать Вересову.
— А я-то голову ломаю, какой ты секрет знаешь, что Валентина тебя до сих пор не выгнала? — отсмеявшись, сказал он.
— Выгнала! Скажешь тоже… Да она едва замечает, есть я рядом или нет!
— Значит, вы друг другу подходите. За это и выпьем?
Они выпили и снова налили.
— Я у тебя поживу недельку? — вскользь спросил Илья.
— Живи, сколько хочешь, братуха. Комнат у нас много, и все пустые. Поместимся.
Валентина и Саша Аксельрод жили в огромной четырехкомнатной квартире с высоченными потолками. Раньше это были владения дедушки Аксельрода, доставшиеся в наследство внуку.
— А жена не будет против?
— Во-первых, она всю весну и лето проведет в Одинцове, — объяснил Саня. — Во-вторых, даже если ты ляжешь в постель вместо меня, она это обнаружит только утром. Если вообще обнаружит.
— Ты серьезно?
— Более чем, — улыбнулся друг. — А твоя семейная лодка, видать, пошла ко дну?
— Ага, — кивнул Илья. Он уже изрядно опьянел. — Дала течь и… ко дну! Аминь…
Аксельрод больше ни о чем расспрашивать не стал. Он не любил «лезть в душу».
— Какие у тебя планы? — перевел он разговор на другую тему. — Не передумал Памир штурмовать?
— Не-а. Дней десять отдохну и начну собираться.
— Куда именно?
Вересов закрыл глаза и потер лоб. Ни с того ни с сего разболелась голова.
— Не решил пока… — неопределенно ответил он.
— Кого возьмешь с собой?
— Тебя и еще нескольких ребят.
— Я их знаю?
— Должен знать. Надежные парни… Пойдешь с нами?
— Эх, Илюха! Задел ты меня за живое, — вздохнул Аксельрод. — Я ведь на Памире только раз был. С тех пор он мне снится. Закрою глаза и вижу… по всему горизонту, от края до края в солнечном безмолвии громоздятся покрытые снегом хребты… А посередине, как граненый рубин, пылает пик Коммунизма… Я такой красоты в жизни больше не видел.
— Так ты пойдешь или нет?
— Хочу отказаться, но не могу, — усмехнулся Аксельрод. — Опыта у меня для Памира маловато. Да и снаряжение туда абы какое не подойдет.
— Снаряжение есть, — сказал Илья. — И отличные кошки, и закладные титановые крючья, и страховочные веревки, все есть. А опыт, сам знаешь, дело наживное. К тому же мы не покорять вершины едем. Будем тренироваться, отрабатывать навыки. Я двух новичков беру, на «обкатку».
— Тогда я точно еду! — решился Аксельрод.
— Ты Женьку Голдина помнишь? Его тоже взять надо. Я ему год назад обещал.
Саня откинулся на спинку стула и поднял глаза к потолку.
— Опоздал, братец. Жека раньше тебя на Памир сиганул.
— Как это? — опешил Илья. — Он ведь «сырой» совсем.
— «Сырой»! — передразнил друга Аксельрод. — Скажешь тоже… Жека теперь святым заделался. Штурмует вершины духа.
— Чего?
Вересову показалось, что он ослышался. Женька Голдин, хулиган и забияка, которого то и дело приходилось выкупать и вызволять из ментовки, — святой?
— Он того! — покрутил пальцем у виска Аксельрод. — Сбрендил парень. Короче, хана Жеке. Я его маму недавно на Петровско-Разумовском рынке встретил. Плачет, опухла вся. Совсем, говорит, мой сыночек Женя ума лишился. И так мозгов было не много, а теперь, значит, последние отшибло. Попал Женя в страшную секту…
— Что еще за секта?
— Она не знает. Приехал, говорит, какой-то Женин кореш, с которым они вместе в армии служили, и… все. Задурил парню голову всякой белибердой. Просветление, нирвана, высшие силы, летающие тарелки… В общем, клюнул наш Женя. Поехал с этим корешем.
— Куда? Зачем?
— На Памир. Контактировать с представителями Высшего Разума.
— Не хило…
— Вот и я говорю.
— А что, эти… представители, встречу ему назначили или как?
— Черт их разберет! — пожал плечами Аксельрод. — Мамаша Жекина говорит, будто бы кореш рассказал, что на Памире объявился некий гуру. Он-де разные фокусы показывает и вступает в контакт с инопланетянами. Но одному ему, видать, скучно в горах. Поэтому он решил сколотить компанию. Там у них целая община просветленных. Тусовка, значит. Живут в доме, а в горы ходят молиться. То есть… подожди-ка, у них это по-другому называется…
Саша задумался, пытаясь вспомнить нужное слово.
— Медитировать, что ли? — пришел ему на помощь Вересов.
— Во-во! Медитировать! Правильно. Там у них пещера в горах… как бы особенная. «Точка пересечения миров»… что-то такое. Там они медитируют и общаются.
— С кем? Аксельрод замялся.
— Точно не могу сказать. Короче, с кем-то общаются: то ли с инопланетянами, то ли со святыми, то ли с Высшим Разумом… Запутаешься, ей-богу! Мамаша Жекина мне столько наговорила… не хотела меня отпускать. Я потом домой прибежал, ног не чувствовал, так замерзли. Мороз был страшенный.
— И Голдин клюнул на эти басни? — удивился Вересов.
— Так и я не поверил. Пришел домой и давай ему названивать. Думаю, может, его мамаша сбрендила, а не он? Знаешь, с пожилыми людьми такое случается. Маразм и прочее…
— Ну?
— Никто трубку не брал.
— А Лилька его где?
— В этом все и дело. Я потом друзьям его стал звонить… разузнавать, что к чему. Оказывается, Лилька его бросила, сбежала с каким-то иностранцем в Марокко. У парня, вестимо, глубочайшая депрессия. Тут, как назло, этот кореш и подвернулся. Все одно к одному.
— Да-а…
Вересов даже забыл про свою Варвару, так его поразил Санин рассказ. Что с людьми творится?
— Надо Женьку выручать, — решительно сказал он. — Я друзей в беде бросать не привык.
— Что мы можем сделать-то?
Саня налил в стаканы еще водки. Выпили, но это совершенно не помогло. Хмель у обоих как рукой сняло.
— Где, ты говоришь, их община? — спросил Илья, заедая водку огурцом.
— На Памире…
— А точнее?
Они позвонили матери Голдина и выяснили, что гуру со своими подопечными обитает где-то в районе Язгулемского хребта.
— Надо ехать. На месте разберемся, — решил Вересов. — В горах народу мало, там каждый новый человек вызывает пристальное внимание. Тем более целая община. Найдем!
— То есть, как «найдем»?
— Мы же едем тренироваться. Чем Язгулемский хребет хуже других?