Тощий тип в форме – будто на вешалку мешковину накинули – подошел к двери и постучал в окно:
– Выйти из машины. Руки перед собой!
Подчиняюсь. Замечаю чуть в сторонке еще одного доходягу полицейского. Стоит, рука на кобуре подрагивает. Страхует, видно, и боится.
– Что случилось, офицер? – спрашиваю я, но ответа так и не получаю. Удар по почкам буквально выбивает землю из-под ног. Я падаю, тело выгибает судорогой. А этот глист в обмороке придавил меня коленом, заломил руки и стянул их петлей.
– Машина в угоне, ублюдок! Джок, ну-ка проверь багажное, вдруг он чего незаконное везет… – приказал фараон напарнику.
– Кхм… – С первого раза заговорить не получилось, челюсть онемела, но кровь из разбитой губы придала злости и сил. – Ка-акого хрена вы делаете?! Какой угон? Я управляю по доверенности. Как бы я активировал двигатели?..
Но они меня не слушали. Фараон, названный Джоком, судя по доносившемуся звяканью и шуршанию, рывшийся в багажнике, вернулся, держа в руках упакованные в пакет цилиндры. Тяжелые с виду.
– Оп-па! – осклабился первый. – Что там, Джок? Я вижу знак радиации или мне кажется?
– Плу… плут… – запнулся фараон, пытаясь рассмотреть надписи через пленку. – Плуто-ние-вые сте-ержни… – прочел он по слогам.
– Ты посмотри-ка, угонщик еще и плутоний с собой возит. Джок, похоже, нам подфартило. За такого крутого бандюка-террориста нам полагается премия!
– Ага, Сэн! – гоготнул напарник.
– Это не мое! И машина…
– Ага, не твое. Все так говорят. И доверенность у тебя… Есть? А давай проверим. Джок, проверим же? – С этими словами фараон ткнул сканером в мой коммлинк. Что-то зашипело, пронзительно зазвенело. – Вот видишь? – Сэн развернул ко мне экран сканера.
«Взлом системы. Доверенность отсутствует!» – мигала красная надпись.
– Ты попался, красавчик. В тюрьме любят таких, как ты, подстриженных, ухоженных да с серьгой в ухе. Как женщин любят! – расхохотался собственной шутке Сэн. – Пакуй его, Джок.
Тощий напарник потянул за наручники, выворачивая руки в суставах. Я взвыл от боли, рывком поднялся с земли, но тяжелый удар по затылку вновь повалил меня на асфальт. Сознание обволокла тьма.
Угрюмый коп, воняя луком и потом, ведет меня нескончаемо длинным серым коридором.
Двери, двери, еще двери – без единого опознавательного знака или номера.
– Стоять! Лицом к стене!
Наручники с легким щелчком перестают сжимать запястья. Дверь с шипением открывается.
Толчок в спину. Темная комната. Писк электронного замка позади. Чуть фосфоресцирует надпись на стене напротив: «Автоматический суд 3000».
– Встать, суд идет! – пророкотало под потолком. – Его честь судья, номер 1342.
В квадратной комнатке три на три метра вспыхнул свет, резанув по глазам. Высокая фигура в черной мантии и белом парике повисла над полом – голограмма.
– Ваши преступления, Джеймс Гончароф, ужасны, а улики неопровержимы: угон транспорта; перевозка оружейного плутония… Однако факт об использовании опасных материалов в целях терроризма, передачи материалов для совершения актов терроризма не доказан. Смертная казнь исключена из обвинения. Вы приговариваетесь к тридцати годам тюремного заключения с отбыванием первых пяти лет в камере-одиночке. Приговор окон…
– Ваша честь! Как же? Я невиновен! Мне нужен адвокат! Все дело сфабриковано, плутоний мне подбросили полицейские. А машина моей подруги. Я не угонял ее машину!
– Подсудимый, – вздохнула голограмма, – вас поймали с поличным. А при таком положении дел защитник вам не положен… Виновен! Обжалованию не подлежит!
Сотканная из света и тени призрачная фигура, облаченная в мантию судьи, с повязкой на глазах, трижды ударила молотком.
Мой мир рухнул.
Жизнь окончена…
Меня подставили!
Старый желтый автобус с решетками на окнах, в просторечии автозак, поскрипывая рессорами на поворотах и надрывно рыча двигателем (и как такая музейная рухлядь на жидком топливе еще ездит?), неуверенно наматывает километры по дороге. За решетчатым окном мелькают дома, фермы, поля. Суровые фараоны на мотоциклах-глайдерах жмутся к автозаку. Два впереди, два позади. Почти эскорт. М-да…
Тюремная роба в красно-белую полоску нещадно натирает шею накрахмаленным острием воротника. Запах дерьма, гниющего мяса, нестираных носков – это сосед сбоку, худое в язвах лицо, щурит глаза – водянистые очи утопленника, – скалит гнилые зубы в улыбке. По виду – наркоман. Вот среди таких уродов мне жить ближайшие три десятка лет? Остановите Землю, мне дурно, я сойду…
Соня так ни разу и не навестила мня. Я звонил, писал сообщения. Не ответила… Я остался один. Ничего удивительного. Она отозвала доверенность. Только зачем? Что я сделал? И как оружейный плутоний оказался в машине девушки-художницы? Нет, это не она. Копы, суки!
Наручники врезались в кожу запястий. Свисающая цепь мерно позвякивала в такт кочкам на дороге. Заключенные гомонят, что-то обсуждая. Различаю слово «Фортрес» – название тюрьмы, в которую нас везут. Один фараон прохаживается с дубинкой в руках. Другой, вооруженный карабином, сидит за решеткой, отделяющей водителя, и нет-нет да искоса поглядывает на нас. «На нас» – я уже считаю себя заключенным. Уже свыкся с тем, что они, зэки, и я – одно и то же. Я такой же заключенный, такой же вик… Дико хочется чихнуть от витающей пыли.
Гомон в автобусе усилился, отвлекая меня от мыслей. Сосед-наркоман завозился с наручниками, чем-то ковыряя замок. Здоровенный зэк вдруг набросился на охранника с дубинкой и принялся душить. Заключенные повскакивали с мест, будто ждали сигнала.
Завязалась драка. Оглушительно хлопнул выстрел, затем еще. Кто-то истошно закричал, автобус вильнул из стороны в сторону, в борт врезался один из глайдеров. Я же ударился о поручень сиденья, кровь мгновенно заполнила рот. Выбитый зуб проскользнул через щель в разрубленной губе. Автобус подпрыгнул, нутро сжалось в тугой комок, вытолкнув наружу скудный завтрак.
Громыхнул взрыв.
Почему я лежу и что такое вонючее меня придавило?.. – я с трудом разлепил веки. – Авария!
Автобус лежит на боку, а труп соседа неподъемным мешком придавил меня. С виду кости да кожа, а ведь не сдвинешь! Кое-как оттолкнул тело с выпадающей из брюха требухой.
Оказалось, что наркоман сумел снять цепь с наручниками. Салон тем временем быстро заволакивает дымом, нужно выбираться! Но как?
Подергал цепь раз, другой, сидит крепко, привинчена болтами к полу. Но как-то ведь сосед освободился! Пересиливая отвращение, обыскиваю труп, руки липкие от крови и какой-то пакости. Тьфу! Дыма все больше, ничего не видно. Жжет горло, нечем дышать!
Нащупал тонкую веревочку, нет, цепочку с кулоном-ключом. Вот хитрец был! Тяну, цепочка рвется, в руку падает что-то круглое. Поднес к лицу, чтобы рассмотреть… Глаз с мутным зрачком, торчащим обрывком нерва и прилипшими ошметками мяса! Желудок свело судорогой, чуть ключ не выронил. К черту сантименты, сдохну же!
Цепь с глухим бряканьем спадает с рук и ног. Все в дыму, ничего не видно. Тела. В проходе куча тел, кровь, дерьмо. Все вперемешку. Кто-то стонет рядом. Но мне наплевать, легкие жжет огнем.
«Воздуха!» – эта мысль вытеснила все: и трупы, и мольбы о помощи, и кровавые круги перед глазами.
Решетка, дальше не пройти. Лихорадочно мечущееся от нехватки кислорода сознание паникует. Руки жадно ощупывают заскорузлую краску прутьев, словно грудь красивейшей из женщин.
Дверь! Отделявшая водителя! О счастье! В замке ключ! Видимо, кому-то удалось его добыть, но воспользоваться им не успел. Из последних сил проворачиваю запор, отбрасывая створку, опираюсь о поручни, сдирая руки в кровь, зачерпываю горстями осколки стекла – только бы выбраться! Рву изо всех сил рычаг открывания входной двери! На свет, дышать!
Пустое нутро свернуло тугим ядром, желчь вперемешку с кровью и остатками зубов выплеснулась на асфальт.
– Ах ты с-сука, зэк вонючий! Петух гнойный! Это тебе за парней! – ревет один из охранников, остервенело пиная меня по ребрам. Отчетливо хрустнуло, бок залило жидким огнем.
Кричать от боли нет сил. Второй охранник молча молотит дубинкой по голове и спине.
«Свернуться в клубок. Прикрыть голову руками» – вспомнилось детство, приют, и стало тепло. Крики разъяренных охранников слышны где-то далеко-далеко. Будто за стеной. Боли совсем нет. Думается легко. Только умиротворение и тепло.
Там же за стеной стрекочущий звук. Вертолет? Наверное. За кем он прилетел и кто так громко кричит: «Прекрати его пинать!»? Стреляют. Раз, два. Два выстрела. Зачем все это, когда стало так тепло?..
– Профессор, этот э-э-эм… – Пухлые пальцы-колбаски прокрутили в воздухе голограмму личного дела, выискивая нужные строки. – Этот Гончароф может послужить нам?
Маленькие глазки пристально уставились из-за век-щелочек на немолодого мужчину в стерильном операционном балахоне.
– Ну, пациент сейчас в медикаментозной коме. И когда переломы и повреждения внутренних органов…
– Я спрашиваю, этот зэк послужит нам? Вам и мне, нашей корпорации? Меня не интересуют ваши медицинские интимности! Отвечайте! – Полтора метра жировых складок, облаченных в твидовый костюм-тройку, гневно колыхнулись.
– Да-а… – неуверенно протянул профессор, поправляя очки в тонкой оправе. – Но это же бесчеловечно! Этот заключенный не соглашался на виртуализацию, не соглашался на игры! Это против правил, противозаконно. Он может попросту не пережить…
– Мне чи-хать! – Вновь колыхнулись складки, а глазки метнули зевсовы молнии. – Этот зэк встал корпорации VirtDream в кругленькую сумму. Он мне, Управляющему, задолжал стоимость четырех глайдеров, автобуса, кучу страховых выплат семьям убитых охранников! Может быть, вы, благородный профессор Ставитский, оплатите мои расходы? Из жалованья. Или, может, ваша дочь займет место в виртуализаторе?
Профессор встрепенулся, уставившись на Управляющего через круглые окуляры очков сверху вниз, став похожим на удивленную сову.