вечности не пройдёт.
Владимир Буев
Вторнику надо много,
в среду заброшен ты.
Пятница – у порога
будничных дней мечты.
Но чемпионским выям
бесу не повредить.
В лидерах – выходные.
Было так, есть и быть!
Будни – они жестоки.
На остриё ножа
нечего экивоки
делать, коль наложа
в джинсы кассету грома,
рвёшься быстрей домой.
Скоро ты будешь дома,
вечностям не впервой.
Божественный мотив из литер четырёх
Михаил Гундарин
Весёлая тоска венецианских зим,
божественный мотив под номером четыре.
Он умер, но смотри, остался негасим
и медленно плывёт в предпраздничном эфире.
Лови, покуда он – полупрозрачный шар
из рыбьей чешуи сияющего моря
(рисованной страны несмелая душа,
блаженное окно в стене ночного горя)
Владимир Буев
Божественный мотив из литер четырёх
в значенье музыкальном опусом зовётся.
И опусов таких из разных эр, эпох
не два, не три, не пять десятков наберётся.
Времён у года есть четыре (а не пять),
И ровно столько же концертов у Вивальди.
Венеции тоску на скрипке обыграть
сумел он точно так, как Ломоносов – смальту.
А рыбью чешую сумел познать поэт
посконный и лихой, большой знаток покушать.
Он видит чешую и рыбий силуэт
в шарах и там, где в окнах можно море слушать.
P.s. Короче, везде: не складно, зато верно, как учение Маркса, которое всесильно.
Там же
Михаил Гундарин
НА КУХНЕ
Полночь бродит долгими кругами,
тёмная, невидимая нам,
розовым вином и пирогами
веселящим сонный Инстаграм.
Батарею тёплую потрогай,
помечтай, что посреди пурги
в этот дом потеряна дорога…
Но уже сужаются круги.
Владимир Буев
ТАМ ЖЕ6
Ночь мне очи застит. Я включаю
свой проверенный годами ноутбук.
(Полночь – это к слову). Открываю
Инстаграм, а сам пишу в Фейсбук.
До полуночи минут так тридцать.
Не беда! Пурга – везде пурга.
В полчаса пурге не завершиться –
к тёплой батарее жму бока.
Времена года
Михаил Гундарин
ИЮЛЬ7
Дудеть в свою дуду, не думать об ином,
простить заблудший мир,
остаться виноватым –
таков соблазн дождя, прошедшего сквозь дом
и вышедшего вон по желобам покатым.
Июльские дела! Весь день, зевая, ждёшь
летучей вести о заслуженной награде,
пока сырой асфальт, сверкая, словно грош,
играет в зеркала, своей забавы ради.
Порой заглянет гость – «На несколько минут…
Какой там, к черту, чай, тащи скорее кваса,
на пиво денег нет, а Кока-Колу пьют
мажоры да жлобы из правящего класса».
Ты прав, мой милый друг! Давай поговорим
за кружкой о судьбАх сегодняшней культуры,
о том, как низко пал презренный Третий Рим,
а, впрочем, и о том, какие шуры-муры
стоят в повестке дня… Оставим лучше их
до осени – жара и так невыносима.
Ну что ж, тем слаще квас,
тем бесшабашней стих,
тем медленнее жизнь… Пускай проходит мимо.
Владимир Буев
ВРЕМЕНА ГОДА
Пришли июль и дождь (неважно, что январь8
безумствует сейчас в Москве у пародиста).
В июле вечно так (так повелось уж встарь):
Вручают ордена героям-гуманистам.
А я ведь он как раз! А я и есть герой!
Я с первого июля не схожу с дивана.
Из дома целый месяц я невыездной.
Квартира для меня – что хватка лап капкана.
Когда же весть придёт? Ведь август на носу.
Ну, пусть не на носу, но – середина лета.
Уже недели две я вестника пасу.
Когда ж конец туннеля озарится светом?
Опять снаружи дождь. Сырой асфальт опять.
Приятель без гроша, мечтая о халтуре,
Заглянет в дверь мою. Ему бы всё болтать
О Риме Третьем да о девках и культуре.
И вдруг закончен дождь. Меня бросает в жар.
Ужели?.. Снова нет. И края нет волынке.
Не гордый я. Готов сменить репертуар:
не нужен орден мне, медаль куплю на рынке.
Тра-ля-ля. Проснусь. Увижу
Михаил Гундарин
А день был таким простым,
Ярким, одушевлённым
Зелёным и золотым,
Золотым и зелёным.
Утром любили нас,
Вечером обижали,
День понемногу гас,
Размывая детали.
В темноте полетим
К огонькам отдалённым,
Зелёным и золотым,
Золотым и зелёным.
Владимир Буев
Тра-ля-ля. Проснусь. Увижу
Жёлтое на зелёном.
Как будто бы я в Париже
В Версале ихнем хвалёном.
Любили тут постоянно
И утром, и вечерами
Безбожниц преокаянных.
А пуще всего – ночами.
Дождусь темноты. Спрячусь.
Я чувства к искусству питаю.
Ведро зазвенит – раскорячусь.
Уборщицу в сети поймаю.
Иоанновна Анна на Русь привела…
Михаил Гундарин
Вот и прожита жизнь в ледяных гаражах.
Второсортным портвейном попробуй согрейся!
А с копеечным Югом ты был на ножах…
Ни на что не надейся!
Но как старый резец захлебнётся резьбой
И далёко летят заостренные брызги,
Так и мир, победивший тебя, на разбой
Не решается больше, измызган
Роковым поединком, где вышел твой щит,
Как луна с финкарём из густого тумана,
И, на небе черкнув, будто лазером, «shit»,
Стал изнанкой экрана.
Где твой гаечный ключ, словно меч, словно луч,
Выбил ржавую искру
Из покрытых броней, обезвоженных туч –
Продырявил канистру.
Спи спокойно, увидев иное, боец,
В головах твоих ветошь и масло.
В «Жигулях» полумёртвых – охрипший певец,
Ожидающий часа.
Будет утро похмелья и час торжества,
Мы их вряд ли увидим.
Наше дело – ослепнув, придумать слова,
Послесловье к обиде.
Владимир Буев
Иоанновна Анна на Русь привела
Ледяные дома как тусовку с массовкой
Там и пили, и ели… Гараж без тепла,
без еды, но с вином – то издёвка.
В гаражах ледяных самогон лишь спасёт.
Не спасут каберне, Изабелла с мускатом,
«Солнце Юга» не всё за копейки идёт:
то, что дёшево, кроется матом.
Неспроста и на небе зажёгся с крестом
Яркий лозунг in hoc signo vinces,
А не cи́мъ побѣди́ши под лунным ярмом.
Не случайно друг Костя был взвинчен.
Если гаечный ключ в гараже, словно крест,
Выбил ржавую искру на небе,
То под спирта парами «Жигуль» в «Мерседес»
Превратится вот-вот (мы же слепы).
Издырявить канистру, разлить весь бензин
Вместе с маслом, поджечь и смотаться.
Но куда? Ну, конечно, туда, в магазин,
А потом горевать и метаться.
В гараже угоревшие, спите, бойцы.
Я, случайно спасённый судьбою,
Как любые секретные гимнов певцы
Солнцепёк отыщу под скалою9.
В гараже ледяном как бойцов всех собрать,
Как дотла выжечь лёд, я научен.
Вот теперь будут знать, как меня обижать.
Я теперь с торжеством неразлучен.
Карусель скрипуча?
Михаил Гундарин
Всё идет по плану. Весна – красна,
Карусель скрипуча, как древний бог.
Лишь самой себе до конца верна,
Раскрывается книга в двенадцать строк.
Вот и всё, что осталось от болтовни
Пылкой юности (думали – не унять!).
Двадцать третьего будет плюс пять в тени.
Не забудь же перечитать
Эти строки, придуманные тебе.
(А по сути, придуманные тобой.
И особо – двойной пробел,
Несмолкающий, как прибой…)
Владимир Буев
Карусель скрипуча? Есть солидол –
Он не только в вёсны осилит скрип.
Книг в двенадцать строк поиск был тяжёл,
Но стихов полно у поэтов-глыб.
По двенадцать срок у Бальмóнта есть.
Грибоедов, Пушкин, Есенин, Фет,
Маяковский, Брюсов – пусть всех не счесть,
Но на память вспомнит любой эстет.
Здесь Ахматова с Блоком прошлись по льду.
Тут Некрасов и Лермонтов жар гребли.
И Цветаева в этом длинном ряду.
И попроще поэты жгли.
Вдруг поэму «Двенадцать» имел в виду?
Человек там двенадцать, а не строк.
Я словесную снова бурю руду,
Чтобы выучить тот урок.
Эти строки, придуманные одним
(А по сути, придуманные другим)
Плагиатом не станут никаким,
Я надеюсь… но пальцы скрестим.
Пропустил остановку? Проспал?
Михаил Гундарин
Сердце качается, как вагон
Поезда «Барнаул-Кулунда».
Повторяется, как рефрен,
Продвигается, как патрон
В тоннеле грязного льда.
Здесь попутная лесостепь
Царапает стёкла до дрожи,
Здесь нарезанный чёрный хлеб
На серой газете разложен.
Крепко-крепко связан стоп-кран
Проволокой железной.
Я её размотаю сам,
Горячо, бесполезно.
Владимир Буев
Пропустил остановку? Проспал?
Разогнаться твой поезд успел?
Чья ж вина, что ты спал наповал
Или если в окно ты смотрел,
Если взор твой бежал в лесостепь
Или если ты хлеб поглощал?
Повторюсь: чья вина, коль нелеп
Сам раззява, упавший в астрал?
Чья вина, что не спрыгнул, когда
Осознал, что вагон твой в рывке?