Твоя воля была не тверда,
Коль стоп-кран не сорвался в пике.
Ничего – вот достигнешь села
(Кулунда – там маршруту конец),
Раз уж смелость твою забрала
Рукоятка простая, хитрец!
Наука молча принимает факт
Михаил Гундарин
Очередной зимы стальная ось
Легко нашла живое полотно,
Вошла в него, прошла его насквозь
И там, где вышла вон, – воспалено.
Но поболит недолго: это март,
Неприхотливый черновик всего,
Дурак-игрок в карманный биллиард,
Полезное, однако, существо:
Ему известен путь в холодный лес,
Где рваный город вроде башмака
Валяется среди семи небес.
Их видит тот, кто старше сорока.
Владимир Буев
Наука молча принимает факт,
Что семь небес в апокрифах живёт.
А то и десять – компромиссный пакт
Не заключён. В фантазиях – полёт.
Кругов ещё у ада тоже семь.
А может, девять, кто ж там вёл подсчёт!
Ну, разве Данте то ли стратегем,
А то ль мифологем провёл учёт.
Черновиков неприхотливых столь уже,
Что даже март (не только мир) готов
В них захлебнуться при демонтаже
Конструкций из осей и облаков.
Очередной зимы стальная ось
На полотне живом отоспалась,
А в марте у оси всё вкривь и вкось.
В том полотне зараза завелась?
Не старше сорока в твоих мечтах?
За пятьдесят давно – всё биллиард?
Игра на городах как башмаках
В холодный лес пристроит даже март.
Три сорта темноты познал я в жизни
Михаил Гундарин
Закроем глаза, чтобы лучше видеть
Серебристые облака,
Ползущие медленно, как в обиде,
К центру материка.
Пена космического прибоя,
Светящееся ничто,
Трансгалактического конвоя
Штопаное решето.
Или наоборот – посланья
Тем, кто всегда вдали,
Тяжёлые, кружевные зданья,
Поднявшиеся с Земли, –
Мелом струящимся расчертите
Нашу ночь на лету,
Пробросьте свои ледяные нити
Сквозь каждую темноту!
Владимир Буев
Три сорта темноты познал я в жизни:
Есть «всякая» кругом,
«Любая» тоже есть, но мною признан
Лишь сорт один хитом.
У темноты-хита свои симптомы:
Глаза зажмурив, видеть свет,
Смотреть с блаженством, как плывут фантомы,
Каких в реале нет.
Мелом расчерчен асфальт на квадраты10 –
Это послания Бога.
Но не дают их прочесть бюрократы
Под глупым предлогом.
Я в облаках, кружевных этих зданьях,
Плавать мастак.
«Каждая» – третьего сорта названье.
Третий – не брак.
Проникновение
Михаил Гундарин
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ
Посреди серьёзных дел
Что нам скажет коленвал?
«Если ты меня вертел,
То и я тебя пинал»
Обезумевший на треть,
Запиши в свою тетрадь:
«Если будете вертеть,
Нам придётся вас пинать».
Все окольные пути
Приведут в родимый край!
Вот тогда и поверти,
Вот тогда и попинай!
Владимир Буев
ПРОНИКНОВЕНИЕ
Коленвал молчит всегда.
Коль не смазан, то скрипит.
Работяга – хоть куда:
Вертит-крутит и кружит.
Посреди серьёзных дел
Не найти уже тетрадь:
То десктопом пальцы грел,
То айфон пришлось держать.
Коленвалов бойся ты,
Коль в родимый край зайдёшь:
Не кранты, но все мечты
В срамоте ты обретёшь.
Попинали бы – крутяк:
Не окольный путь – прямой!
Да сходи уже в кабак,
Всё когда-нибудь впервой…
Я гляжу в стакан
Михаил Гундарин
В РЕСТОРАНЕ
Никотин заполняет верхушки лёгких,
И они темнеют, как на картине
Художника Х. закатные горы,
Словно сопки на Сахалине.
Я там не был. Я не был нигде, но море
Настигало сердце везде и всюду.
Даже в здешнем полуночном разговоре
Я его ощущал отрицаньем чуда.
Всё равно нагонит меня, нагонит,
Всё равно обманет меня, обманет,
И не важно уже, на каком перроне,
За какою дверью, в каком стакане.
Моя мера не та, что несёт в бутылке
Гладко выбритый малый в дешёвом фраке,
Не во взгляде его, не в его улыбке.
Она там, в подступающем с моря мраке.
Владимир Буев
Я гляжу в стакан, там единственный друг мой11.
Но картинно мой рот не лает «In vino…»,
Мозг мой «…veritas» помнит – словес трёх сумме
Покоряются тонны никотина.
Если автора мысли сделать проще,
То стакан коррелирует с сигаретой.
А художник Икс или Худридóщев
В ресторан тоже ходит не для обеда.
Не во взгляде его, не в его улыбке,
И не в мимике всех официантов
Алкоголиков мера по ошибке
(Как у кроликов взор) живёт в мутантах.
Вот меж пьяными веет официантка.
Ну, так это ж совсем другое дело!
Незнакомка по виду дебютантка
И без спутников. Вовремя подоспела.
В её взоре поверья – матерь Божья! –
Так античны, как и шелка её древни.
Меня в море несёт по бездорожью.
Незнакомка в вуали? Из деревни?
Берег дальний зовёт, рукою машет.
Вот уж скоро моря меня догонят.
По колено мне море. Перья пляшут.
Привидения или без шляп фасонят?
Позовёт меня море в даль, обманет.
Очарованный берег – что перроны.
И глухие секреты живут в стакане.
Все излучины чьей души застонут?
Ну, конечно, моей, вино ведь терпко.
Да и солнце сегодня в руки рвётся,
…Вся в бездонных очах вдруг синь померкла,
Но ура! Мне опять бутыль несётся.
Столько всего я хотел!
Михаил Гундарин
СЕНТЯБРЬ
Список соблазнов иссяк.
Время лелеет пустоты.
Я по арбуз стучу – что отзывается в нём?
Бард полупьяный поет,
мол, воротимся с охоты,
Вместе затопим камин, вместе потом и уснём.
Эти дела не по мне! Я не охотник сегодня
До бестолковой стрельбы
И безбоязненных дам.
Кухонный демон, молчи!
Цыц, безголосая сводня!
Гулкий разрежу арбуз и никому не отдам.
Это невинности час
Бьёт на сентябрьских курантах.
Кто остаётся один, тот и останется, но
Не на чужом торжестве,
а при своих бриллиантах,
Спелый арбуз доедать, корки швыряя в окно.
Выдохлись летние дни,
скисли июльские вина,
Трезвый, как ангел, Эрот
свой зачехлил инструмент.
Скоро придут холода –
клин, вышибаемый клином,
Права гулять одному, не одиночеством, нет.
Тяжек взаимности груз! Я выбираю свободу!
Вместе со мною леса сбросят тяжёлую сеть.
Буду бродить не спеша, пить кипячёную воду,
В гости ходить по утрам, чтобы к обеду успеть!
Владимир Буев
Столько всего я хотел!
Толку же – смачная фига.
Полый арбуз я купил – сразу не раскусил,
Что изнутри он гнилой.
Жуть, как хотелось блицкрига.
Печку теперь растопить даже у спичек нет сил.
Как же теперь заманить даму крутую до брода.
Я ведь её не топить
И не стрелять возжелал.
Баста другим подражать!
Дьявол во мне, замолчи!
Век бы не знаться с уродом.
…Гниль из арбуза течёт. Скушать иль обождать?
Был я невинным сто раз.
Может, и двести, и триста.
Вот я и снова такой. Только один. Но при мне
Полый арбуз возлежит
Мёртвым безмолвным статистом.
Съесть я смогу эту гниль только при полной луне.
Выдох. Зажмурю глаза.
Гниль невзначай надкушу.
Резво заправлю в штаны
Туники римской концы.
Печка не греет совсем.
Снова вкушу. Подышу.
Полная вот и луна, а на арбузе – рубцы.
Холодно. Гниль не еда. Быть не хочу одиноким.
Надо бы в гости сходить, чтобы согреться вдвоём.
Чтобы приличной едой туго набить обе щёки.
Чтоб тут потом каждый день стол мне готов был, и дом.
Просто о сложном
Михаил Гундарин
ЭЛЕМЕНТАРНАЯ БАЛЛАДА
снежинка парит порхает
невидимая она
а крылышки распускает
так делается видна
под невидимым градом
она осколок его
над этим городом-гадом
жрущим себя самого.
лети моя царь-снежинка
вдоль изгибов живых
ты ничья половинка
не нужно тебе других
залетай ты в пивную
где двое старых друзей
с утра тоскуют-толкуют
как бы им половчей
Из сердца выскрести серебро, серебро,
Поставить мир на ребро,
выиграть на зеро.
в халатиках их подруги
сидят ничего не тая
сегодня их центрифуги
выжали тонны белья
которое надо гладить
раскладывать по шкафам
единого пятнышка ради
порошка изведя килограмм
а квартиры-то маломерки
одиночки ещё тесней
купленных без примерки
туфель или туфлей
Не одна да во поле дорожка,
Но одна во стакане ложка,
Подождём же ещё немножко
их матери и их дети
ругаются каждый день
одним скучно жить на свете
других заела мигрень
они молодые годы
свои провели кое-как
позади колхозы-заводы
впереди угасанье-мрак
Это молодость старость жжёт, жжёт,
Никому вздохнуть не даёт,
Ждёт, кто скорей помрёт.
Неверное отраженье
Города меж небес,
Мелькнувшего на мгновенье,
(А этот – остался здесь)!
Но ты – история мира,
А миру не запретишь
Быть как глоток эфира,