— О, Исидзима, — Ниитакэ поставил чашку. Лицо генерала со старческими прожилками на полных щеках, круглыми глазами-луковицами и редкой бородкой казалось липким. — Я вас ищу весь день.
— Добрый отдых, господа. Хочу пожелать вашим превосходительствам приятного аппетита.
— Спасибо, — Исидо поклонился сидя.
Исидзима еще раз нагнулся в ответ, сложив руки по швам.
— Исидзима-сан, может быть, вы разделите с нами трапезу? — сказал Исидо.
Он сделал вид, что колеблется. Ниитакэ, хмурясь, щелкнул Саэда пальцами:
— Третий прибор! Исидзима, вы же знаете — мы без вас пропадем. И потом, у меня к вам разговор.
Саэда вопросительно выпрямился.
— Неси, неси, — сказал Ниитакэ. — И третью чашку прежде всего.
— Хорошо, если я не нарушу вашу беседу. — Он сел, показав глазами Саэда, что хотел бы получить обычное меню: суп с плавниками и сусё с рисом. Тот исчез, нагнувшись сначала к боковому столику и поставив третью чашку. Ниитакэ поднял фарфоровый чайник, чтобы налить водку, но Исидзима покачал головой. Надо как-то выманить из-за стола Исидо.
— Ваше превосходительство. У меня сегодня много работы. Я воздержусь.
Ниитакэ, отодвинув мешавший ему рукав кимоно, сделал движение, будто давит его просьбу, как досадливое насекомое, и налил сакэ в чашку:
— Исидзима-сан, перестаньте. Уже почти вечер. Ах, струя, струя, прозрачная, как родник. Сакэ превосходно подогрет. И чашки какие, посмотрите. А сакэ? Это же настоящий «Масамунэ». Ну где вы возьмете сейчас настоящий «Масамунэ»? Грех отказываться. — Налив чашку на четверть, Ниитакэ поставил чайник на стол. Все трое, поклонившись друг другу, выпили по глотку.
— Хорошо играет, подлец, — сказал Ниитакэ. — И сакэ прекрасный. Исидзима, я слышал, у нас в отделе появилась новая девушка. А?
Исидзима поклонился.
— Ее как будто зовут Фэй Лай?
— Вы правы, ваше превосходительство..
— Я всегда считал, что у вас прекрасный вкус, Исидзима. Сказочная красота. Как бы заполучить эту Фэй Лай на сегодняшний вечер? Устроим?
— Ваше превосходительство. Вновь прибывшие девушки не сразу приноравливаются к нашим порядкам. Им нужно чуть-чуть привыкнуть. И потом, учтите, Ниитакэ-сан, — она ведь русская.
— Ну и что? Она здесь не одна русская. Разве Сюэ Нян отличается скромностью?
— Я с вами согласен, и все равно — русские очень капризны. Никогда не знаешь, что они выкинут. Я бы рекомендовал вашему превосходительству чуть подождать.
Саэда разложил на столе третий прибор, поставил перед ним закуску и крытый фарфоровый судок с супом. Лицо Ниитакэ жалобно сморщилось:
— Ох, как я не люблю эти песни: «Подождать». Это же новая девушка. Сделайте что-нибудь. Поверьте, я в долгу не останусь. Ну?
Исидзима переглянулся с Исидо, будто подыскивая союзника против назойливости сластолюбца.
Ниитакэ сложил руки.
— Хорошо, ваше превосходительство. Я попробую.
Ниитакэ взял свою чашку:
— Исидзима. Я вам этого не забуду. — Он сделал большой глоток. — Иначе я умру.
Они стали есть. Покончив с первым и вторым, Исидо встал.
— Простите, генерал. Я хотел бы отдать некоторые распоряжения нашему директору.
— Отдавайте. Только скорее возвращайтесь, я хотел бы еще кое о чем с вами поболтать.
Вместе с Исидо они отошли к прихожей. Кен давно уже перестал играть «Камни кивают» и сейчас вовсю выбивал на клавишах забубенную «Морскую красавицу».
— Ну что? — спросил Исидо. — Как мне кажется, с самолетом все в порядке?
— Все в порядке, ваше превосходительство.
— Неужели можно укладываться?
— Если не возникнет неожиданностей, к вечеру все будет готово.
— И мы взлетим?
— И мы взлетим.
— Просто боюсь верить в это. — Исидо достал платок и вытер пот. — Исидзима, я ведь доверился вам, пожалуйста, не подведите меня.
— Ваше превосходительство. Здесь уже были люди Цутаки. Думаю, скоро он появится здесь сам.
— Ну и что? Я должен что-то сделать?
— Пока нет. Только одно — помнить наш уговор.
— Может быть, позвонить кому-то наверх? Ведь я могу добраться до самого Ямадо Отодзо. Скажу ему, чтобы он убрал этих своих головорезов.
— Пока не нужно, Исидо-сан. Единственно: мой авторитет для Цутаки ничто, вы же фактически сейчас глава второго отдела. Поэтому хочу еще раз напомнить: он должен твердо знать, что вся инициатива с вызовом самолета исходит от вас. Только от вас. И ссылаться в возможном разговоре с ним я буду на вас. Вернее всего, он начнет выяснять, откуда вызван самолет, если уже не начал это делать. Но ведь вы знаете, какая сейчас неразбериха. Пока Цутаки что-то узнает, мы успеем взлететь и уже ночью будем где-то на нейтральной земле.
— Я все понял, Исидзима. Ссылайтесь на меня.
— Прошу прощения, что я рискнул напомнить об этом вашему превосходительству еще раз. Кроме того, я подумал: в нашем предприятии нам потребуется вся наша решимость.
Исидо смерил его глазами. Усмехнулся:
— Не беспокойтесь, Исидзима. За моей решимостью дело не станет. Лишь бы обойти этого мерзавца Цутаки.
— Тогда я спокоен. Я могу быть свободен, ваше превосходительство?
— Конечно, Исидзима, идите.
— У меня еще много дел. Нужно достать вторую машину и развернуть самолет.
— Прекрасно, Исидзима. Если исходить из ваших слов — закончив обед, я могу собирать вещи?
— Можете, ваше превосходительство. Как только все будет готово, я сообщу вам.
Исидо, поклонившись, вернулся к столику, а Исидзима еще некоторое время простоял за перегородкой, проследив, как генерал, запахнув кимоно, сядет на свое место. Послышалось, как Кен опять перешел на что-то медленное. После этого директор отеля выскользнул в коридор и через заднюю дверь вышел к роще. Войдя в заросли и легко продвигаясь между коленчатыми стволами по знакомому маршруту, подумал, что было бы хорошо, если бы Цутаки задержался в Дайрене хотя бы еще на час.
Гарамов, склонившись вместе со всеми над свистящим и булькающим, забитым морзянкой приемником, чувствовал, как рядом стояла Вика. Он слышал ее дыхание, ощущал тепло ее кожи, иногда даже касался виском прядки ее волос. И хотя они ничего не говорили друг другу, да и вообще не разговаривали с тех пор, как вошли в самолет, Гарамов чувствовал, что теперь, после случившегося, они стали как будто ближе, словно их соединяла невидимая нить. Казалось, никто, кроме них, не знает, какая именно, но экипаж, видимо, знал. Вернее, догадывался по тому, как Вика смотрела на Гарамова и как он поглядывал на нее.
Покрутив ручку настройки, радист застыл, а через несколько секунд, сдвинув назад один наушник, он сказал глухим шепотом:
— Штаб базы. Чтоб мне провалиться, штаб базы. Нас ищут.
Вика скосила глаза, и Гарамов встретился с ней взглядом. Откровенно-радостный серьезный взгляд серых глаз мелькнул только на секунду, спросил у него что-то и ушел в сторону. Но он догадывался: она верит в благоприятный исход полета и благодарит Гарамова за содействие.
— Нас? — спросил штурман, но радист снова натянул наушник и не услышал вопроса. Покрутил ручку, сказал, будто случилось что-то немыслимое:
— Витька Колесников стучит. Его почерк. Забожусь, его.
— Жаль, отозваться нельзя, — сказал второй пилот. Штурман хмыкнул, а пилот продолжил:
— Вызвать бы сюда наши штурмовики — на раз бы взяли весь полуостров.
Он посмотрел на Гарамова:
— Может, включим передатчик, капитан? А? Сообщим нашим?
— Перестаньте. — Гарамов чувствовал дыхание Вики и ее щеку.
— А что «перестаньте»?
— Потерпите, ради бога. Дайте послушать. Вы отлично понимаете, что нельзя включать передатчик. Засекут.
Все снова склонились над приемником. Радист повернул ручку и поймал сводку Информбюро. Ровный голос сказал:
— К исходу двенадцатого августа передовые части первой Краснознаменной армии на дальних подступах к Муданьцзяну успешно форсировали реку Мулинхэ. Взят город Мулин. Одиннадцатого и двенадцатого августа части тридцать девятой армии вели бои у городов Солунь и Ванемяо. В ходе боев противник был вынужден отойти к Цицикару и далее на восток.
Сводка закончилась. Радист снял наушники и выключил приемник.
— А про наших молчат, — сказал штурман. Никто ему не ответил. Гарамов отлично понял, что значит это общее молчание. Про шестую танковую армию в сводках нет никаких сообщений. Из этого следует только одно: пока другие части Забайкальского фронта ведут упорные бои, шестая танковая по-прежнему безнадежно застряла без. воды, горючего и боеприпасов на направлении главного удара. Все это можно срочно перебросить только одним путем: по воздуху. Конечно, все это будет перебрасываться и без их самолета. Но не зря штаб базы ищет их в эфире. Транспортникам для успешной переброски ГСМ не хватает именно тех данных, которые известны пятерым участникам разведрейда.
Пройдя по роще бамбука минут сорок, Исидзима остановился. Заросли были здесь реже, чем у моря. Он всмотрелся, но в просветах стволов была видна только голая земля. Никаких признаков машины, на которой, как он считал, должен был приехать Тасиро Тансу.
— Вацудзи! — негромко позвал он. — Вацудзи, вы слышите меня?
Ему отозвалась тишина. Слабо попискивали птицы. Шумели стволы. Звать сейчас Вацудзи было неосторожностью. Тасиро вполне мог оставить у машины кого-то из напарников. Но выхода не было.
— Вацудзи, отзовитесь! — снова позвал он. — Это я, Вацудзи?
Директор отеля огляделся. Может быть, он не дошел до места? Нет, судя по растительности, он стоял около дальней развилки, там, где должен был дежурить Вацудзи. Если допустить, что Вацудзи давно мертв, а в машине затаился кто-то из людей Цутаки, — теперь, при выработанном им плане это не так страшно. Вообще — во многом этот план дает ему преимущество. Подождав, он достал пистолет и стал медленно продвигаться к развилке, через каждые несколько шагов повторяя имя Вацудзи.
Исидзима шел сужающимися кругами и в конце концов наткнулся на то, что искал: пустой армейский вездеход. Машина стояла боком к нему, въехав в заросли, сломав бамбук и оставив за собой довольно большую просеку. Он несколько секунд прислушался, пытаясь услышать чье-то дыхание. Вытянул руку с пистолетом: