Н. КальмаВ июльский день
1. Портрет на стене
— Трусики не забыл?
— А пастилу взял, дед? Ведь Володька так любит пастилу. Узнай там, как Володька себя вёл. В прошлый раз Лина жаловалась, он всё в речку лез.
Семёна Углова прямо засыпали поручениями. Сказать по правде, Семёну Углову вовсе не шло звание «дед». Ну, какой же он дед! Вон, смотрите: большой, коренастый, с чистым смуглым румянцем на щеках, с темными, почти без сединки волосами. А как проворно он снуёт по дому, как ловко увязывает свертки и сумки, которые надавала ему жена для внука Володьки! Да и там, где работал Семён Углов — на Рионской электростанции, механика Углова считали совсем ещё молодым человеком.
— Эй, скоро вы там? Звонили, что автобус сейчас будет.
В белом доме, где жили работники электростанции, все окна были настежь. В окна видны голубые и зелёные кавказские горы и мутный стремительный Рион в белых барашках. Уже с утра жаркое солнце вошло в дом, улеглось на жёлтые полы, взобралось на стены и горячим золотым пятном приковалось к портрету в кабинете Углова.
На портрете стоял, засунув руки в карманы, человек с тёмными пытливыми глазами и волосами, как будто взвихренными ветром. Клетчатый джемпер облегал его большое, сильное тело. Руки, засунутые в карманы, придавали ему вид забияки-спорщика. И каждый, кто смотрел на портрет, понимал — спорщик этот никому не даст спуску, всех переспорит.
Семён Углов взглянул на портрет, позвал жену:
— Посмотри, Ксюша, что солнце делает: Владим Владимыч как живой стоит. Вот-вот скажет что-нибудь, подденет меня.
Ксения Ивановна — седая, но розовая и моложавая — засмеялась:
— Конечно, подденет. Скажет: «Что же ты, Семён, собрался праздновать вместе с внуком мой день рождения, а сам копаешься, как черепаха. Так и на автобус не поспеешь…»
И точно в ответ на ее слова, с улицы донесся сигнал автобуса. Это шофёр Гоги созывал тех, кто собрался ехать в селение Маяковски к своим детям и внукам.
Шла уже вторая неделя, как детский сад переехал из города в красивое горное селение, названное в честь великого советского поэта. И сегодня, седьмого июля, в день рождения Маяковского, ребята ждали на праздник родных.
Открылись двери белого дома, и в автобус стали усаживаться мамы и папы, бабушки и дедушки, старшие братья и сёстры. И была даже одна прабабушка по имени Радам. Прабабушка — чёрная, толстая и весёлая — тащила очень толстый рюкзак. Сейчас же из автобуса протянулось, наверное, десять рук, чтобы ей помочь. Сам шофёр Гоги соскочил со своего места и подсадил прабабушку Радам в автобус. А Семён Углов, увешанный тюками и тючками, как верблюд, вскочил в автобус сам. Ему никто не помогал — ведь он считался молодым.
Гоги сказал:
— Ну, теперь начинается праздник.
И автобус двинулся по белой от солнца дороге — в зелень и прохладу гор.
2. На берегу Ханис-Цхали
Белые панамки усеяли зелёный луг. Будто многое множество грибов выросло на берегу хрустальной горной речки Ханис-Цхали. Грибов становилось всё больше: на берегу собрались все ребята из детского сада.
Тоненькая, похожая на мальчика воспитательница Лина уже охрипла от крика:
— Ребята, сюда! Все сюда, на берег! Здесь будем завтракать, а после завтрака будет концерт, а после концерта — экскурсия!
Две девочки-смуглянки — правнучки Радам — ходили за Линой хвостом и упрашивали:
— Лина, посмотри, как мы танцуем.
Курносый мальчик, которого звали Витей, тоже спросил:
— Лина, посмотри, правильно я надел рубашку?
И только один мальчик ничего не просил, а все ходил и мял в руках свою панамку. Панамка уже стала похожа на блинчик. Лина всплеснула руками:
— Володя, что ты сделал со своей панамкой!
Володя еще больше затеребил панамку.
— Я забыл стихи, Лина, — сказал он чуть слышно. — Все приедут, а я…
Наверное, Володе хотелось заплакать, но он сдержался. Лина повела его на берег, к большому инжирному дереву. Ханис-Цхали журчала и вся извивалась от удовольствия — так приятно ей было бежать меж свежих зелёных берегов. Под мышкой у гор пряталось селение. Деревянные домики были отделены друг от друга листвой, как фрукты в корзине. Магазин, банк и школа, в которой летом жил детский сад, белели на другом берегу, как куски сахара. А здесь, на этом берегу, низкая мурава расстилалась точно ковер и стоял только один небольшой дом, крытый дранкой.
Мы с вами непременно зайдём в этот дом, но зайдём немного позже, а сейчас послушаем, что говорит Володе его воспитательница.
— Если ты даже что-нибудь позабудешь, ничего страшного не будет, — успокаивала мальчика Лина.
— Нет, будет, будет страшное! — закричал, чуть не плача, Володя. — Ты же ничего не знаешь! Не знаешь про карандаш и про портрет дяди Володи! И не знаешь, что дядя Володя дедушку человеком сделал!
Лина ужасно удивилась.
— Какой дядя Володя? Почему человеком сделал? Что ты такое говоришь?
И Володя начал объяснять ей, как маленькой:
— Ну, как же ты не понимаешь. Дядя Володя — это Маяковский. Вот нас воспитываешь ты, а моего дедушку — Семёна Углова — Маяковский воспитал. Потому и портрет его у нас висит, и карандаш его у дедушки хранится.
Когда я вырасту, дедушка обещал мне подарить карандаш. Конечно, если я стану настоящим человеком. Это дедушка так говорит. И вдруг сегодня, в день рождения дяди Володи, я его стихи позабыл…
Лина все поняла. Она посмотрела на часы и сказала:
— У нас ещё есть время. Давай, читай мне стихи. Я уверена, ты всё вспомнишь.
В эту минуту совсем близко загудел автобус.
— Наши! Наши приехали! — закричали ребята и кинулись навстречу автобусу.
Володя сейчас же увидел дедушку. Семён Углов был самый высокий. Он шел без шапки, и ветерок тихонько расчесывал его тёмные волосы. И когда дед с внуком обнялись, все увидели, что они удивительно похожи.
3. Что написал Маяковский
Очень весело было сидеть на лугу вокруг белых скатертей, расстеленных прямо на траве! И как вкусно было всё, что давали на праздничный завтрак: свежие творожники, рисовые котлеты с киселём, сливы, только что сорванные с деревьев! А сколько сладостей привезли папы и мамы, дедушки и бабушки!
Потом сами ребята убрали посуду и скатерти, расстелили на траве большой ковёр — это была сцена — и расселись кругом. Витин папа вынул из футляра белый блестящий аккордеон, и солнечные зайцы разбежались по всему лугу. Аккордеон заиграл, и ребята узнали «Майскую песенку», которую они все умели петь. Над речкой полетели ребячьи голоса.
Но вот кончилась «Майская песенка», и на ковёр выбежали две смуглые девочки в пышных голубых юбочках. За плечами у каждой девочки были по два блестящих крылышка. Когда девочки начали танцевать, крылышки закачались, и всем показалось, что блестящие стрекозы прилетели на луг. Ребята и все взрослые аплодировали девочкам, и те два раза повторяли свой танец. Когда они кончили и, раскрасневшиеся, уселись со всеми на траву, Лина сказала:
— А сейчас мы начнем литературную часть нашего концерта. Мы посвящаем его нашему знаменитому поэту и земляку Владимиру Маяковскому. Он написал для вас, ребята, много замечательных стихов. Ну, кто мне скажет, какие стихи написал для ребят Маяковский?
На лугу сразу поднялось несколько рук. Витя закричал:
— Я знаю! Маяковский написал «Что такое хорошо и что такое плохо».
Девочки-стрекозки вскочили:
— Он еще написал сказку «О Пете — толстом ребёнке».
— И «Сказку о рыбаке и рыбке», — пропищал беленький толстяк по прозвищу Валяка.
— Все засмеялись, а ребята замахали руками:
— Это Пушкин, а не Маяковский написал «Сказку о рыбаке и рыбке»!
Но Валяка никак не хотел угомониться и всё повторял своё:
— Нет, Маяковский! Нет, Маяковский!
Лина подошла к упрямому Валяке и что-то ему зашептала. Валяка наконец замолчал. Тогда Лина объявила:
— Сейчас Володя Углов прочитает стихи Маяковского «Кем быть».
Володя упирался, но его всё-таки вытащили на самую середину ковра. Он снял свою панамку и опять крутил и выжимал её, точно в ней была вода. Тихим-тихим голосом он начал:
У меня растут года —
Будет мне семнадцать.
Где работать мне тогда,
чем заниматься?
Чем дальше, тем увереннее читал Володя. Он понял, что вовсе не забыл стихи, что от страха это ему только показалось. Маяковский рассказывал в стихах, как интересно быть столяром, инженером, доктором и рабочим.
Докторам хорошо,
а рабочим —
лучше.
Я б в рабочие пошел —
пусть меня научат.
А разве плохо быть кондуктором трамвая, или шофёром, или лётчиком, или матросом? Все профессии интересны, все увлекательны. Вот что говорит матрос:
Сдавайся, ветер вьюжный,
Сдавайся, буря скверная, —
открою
полюс
Южный,
а Северный —
наверное.
Володя прочёл это громко, с выражением. И вот он подошёл к самому концу:
Книгу переворошив,
Намотай себе на ус —
все работы хороши, выбирай
на вкус!
И с последним словом он вдруг расправил свою панамку и гордо надел ее на голову. Кругом аплодировали и ребята, и взрослые, а Володя подбежал к деду.
Тут подошли к Семёну Углову прабабка Радам и Витин папа и многие мамы и папы ребят, и все стали хвалить Володю и поздравлять Семёна, что у него такой способный внук.