«БМ не работает, — грустно думал он. — Впрочем, это неверно. БМ — Большой Мозг — не может не работать совсем. Это означало бы, что все регулирующие системы корабля вышли из строя, а это не так. Работают системы регенерации воздуха, очистки воды, поддержания температуры и так далее. Но БМ не выходит на связь! По-видимому, выведена из строя вся система дистанционного управления и связи, иначе, что бы ни случилось, БМ не мог бы не различить личного кода Ник Лова».
«Тем более не мог забыть, — подумал Ник Лов и тут же внутренне содрогнулся. — А почему, собственно, не мог? Разве память БМ не материальна? Разве она не состоит из огромного числа биокристаллических ячеек и разве нельзя их вывести из строя так же, как выведено из строя многое другое? Например, связь, энергетика. А что сделали с человеческим разумом корабля! Да, испортить биомозг, конечно, можно, но только слишком уж это рискованная операция, ибо испортить БМ и не нарушить режима управления жизненными системами звездолёта почти невозможно. Да и у кого хватило бы квалификации и знаний, чтобы замахнуться на такое?». И вдруг Ник Лов явственно сообразил: «А ведь был один человек, у которого знаний на это хватило бы! Ну конечно, — Ша Вайн! Ша Вайн явно не захотел и не смог совместить свою «божественность» с рациональным мышлением БМ! Стало быть… Стало быть, если святая святых корабля — биомозгу — и нанесены какие-то повреждения, то можно быть уверенным, что выполнено это квалифицированно, с полным знанием дела. Горько, если это так», — сказал себе Ник Лов, вступая в длинный коридор, близкий к внешнему кругу звездолёта и проходящий по кольцу, отделённому от внешней оболочки лишь небольшим балластным пространством. Поняв, где он находится, Ник Лов стал внимательно разглядывать коридор, стараясь уловить, насколько прочна внешняя оболочка. Справа и слева от Ник Лова находились различные нежилые помещения, в своё время предназначенные для сбора и размещения вспомогательных материалов длительного хранения, минералов и прочих образцов тех планет, которые мог посетить звездолёт, и тому подобного. Здесь же располагались балластные цистерны с водой, по мере надобности подаваемой в жизнеоборот звездолёта, цистерны с прочими жидкостями и газами и просто резервные помещения. Но подолгу здесь люди никогда не находились и не работали, ибо эти этажи считалась зонами повышенной опасности даже тогда, когда за оболочкой велись тщательное наблюдение и уход.
Ник Лов не прошёл и нескольких шагов, как его внимание привлекла перегородка с явно покоробленными и деформированными стенками. Дверь в это помещение была закрыта, над дверью выделялся красный диск аварийного предупреждения, который автоматически появлялся при падении давления.
«Вот и первое заблокированное помещение, — сообразил Ник Лов. Он почти физически ощутил холод космического пространства, и ему стало не по себе. — Страшно подумать, что вот за этой, по существу, внутренней комнатной перегородкой, — космический вакуум. Конечно, перегородки первого этажа усилены, но всё-таки… Какая ужасная беспечность! А может быть, просто непонимание того, что грозит кораблю? Тогда это ещё страшнее».
Путь по длинному коридору закончился около одной из дверей. Сопровождавшие Ник Лова стражники открыли её и сдали его с рук на руки находившейся за дверью страже. Сняли наручники и одновременно передали бумагу с записями цифр; номера Ник Лова и количества киловатт-часов, которое ему предстоит выработать.
Ник Лов уже понял, что если грамота и недоступна большинству населения, то счёт, цифры, их начертание и, по-видимому, правила арифметики здесь знают хорошо. «Весьма интересный рудимент того прекрасного образования, которым обладали их предки».
Ник Лов попал в большое помещение, в котором сейчас были только два стражника. Один из них, не задавая никаких вопросов, бросил ему чёрный комбинезон, предварительно написав на белой нашивке чёрной краской присвоенный Ник Лову номер 443.
«Ну вот у меня и появилось здешнее имя. И я уже нисколько не оскорблён, притерпелся», — подумал Ник Лов. Хоть он прекрасно понимал, что только притерпелся, но ни с чем не смирился.
Ник Лов снял синий комбинезон и хотел было сразу натянуть чёрный, сохранив на себе нательный белый, но стражник тут же вмешался:
— Эх ты? — удивлённо и жадно воскликнул он, уставившись на бельё Ник Лова. — Вот это да! А ну, давай сюда! — и грубо схватил его за шиворот.
Не споря и не сопротивляясь, Ник Лов снял нательный комбинезон, кинул его стражнику и надел чёрный, слегка тесноватый, прямо на голое тело.
Стражник свернул его бывшее одеяние и односложно буркнул:
— Пойдём!
Они прошли пустой отсек, напоминавший большой зал, стражник открыл одну из боковых дверей и сказал:
— Входи. С ними будешь работать. С ними будешь и спать.
Взгляду Ник Лова открылась небольшая, слабо освещённая каюта, стены которой были разделены четырьмя трёхъярусными лежанками из какой-то грубо сделанной пластмассы. С некоторых лежанок поднялись головы с бородатыми лицами, и равнодушные глаза взглянули на Ник Лова. Одна из лежанок третьего яруса была пуста, и Ник Лов сообразил, что он может её занять.
Усталость этого трудного дня вдруг навалилась на Ник Лова. Он понял: единственное, что ему сейчас нужно, это выспаться. Не думая более ни о чем, Ник Лов взобрался на третий ярус и, не обращая внимания на то, что на лежанке не было ни одеяла, ни подушки, с наслаждением лёг, вытянулся и быстро заснул.
Глава 5В ЧЁРНОМ КРУГЕ
Ник Лов проснулся от резких ударов железа по железу. Удары то отдалялись, то приближались, и тогда в уши били резкие звуки, издаваемые железной перегородкой, по которой колотили чем-то звонким. Эта дикая какофония продолжалась минуты три-четыре, хотя все заключённые уже проснулись, поднялись со своих мест и, торопливо потягиваясь и растирая руками грудь и лицо, направились к выходу. Выйдя из двери, Ник Лов увидел, что все, вышедшие из боковой каюты, где они спали, выстроились у стены. Такие же группы стали вдоль стен и у других дверей. Большинство арестантов были с бородами, в отличие от бритых стражников, и Ник Лов понял, что обросшая физиономия является, кроме чёрного комбинезона, ещё одной отличительной особенностью заключённых.
Все чего-то ждали и оживлённо зашевелились, когда в проходе показался стражник в зелёном с неизменной палкой за поясом.
— Смирно! — скомандовал он. — По порядку рассчитайсь!
— Первый, второй, третий… — передавали заключённые номера друг другу. — Сто девятнадцатый, — услышал Ник Лов крик из дальнего угла.
— Вольно! — крикнул стражник, и строй рассыпался.
В большой туалетной комнате, где от набившегося народа негде было повернуться, из труб вдоль стен текло десятка два струек воды. Ник Лов увидел, как люди, толкаясь, пробивались к этим струйкам, чтобы промыть глаза, сполоснуть руки, напиться. Вытереться было нечем, и потому Ник Лову пришлось обтереть руки о комбинезон, а лицу дать просто обсохнуть.
«При такой «гигиене» здесь неизвестно что может начаться. Странно, что не возродилась та самая холера, которая так исказила всю жизнь звездолёта».
Ник Лов вышел из туалета и, неуверенно оглядываясь, стал искать свою группу. Это было нелегко, ибо все были похожи друг на друга: равнодушные глаза бледные, утомлённые лица, согбенные спины. И потом он искренне обрадовался, когда на фоне этого однообразия вдруг увидел улыбающееся лицо Сола, который направлялся к нему с протянутой рукой.
— Здравствуй, Ник.
— Здравствуй, Сол, — приветствовали они друг друга, причём Ник Лов дружески обнял Сола, а тот, хотя ему, по-видимому, были непривычны такие изъявления чувств, неумело ответил тем же.
— Жаль, что мы не попали в одну группу, — посетовал Сол.
— Что с твоей девушкой? — спросил Ник Лов, радуясь, что опять обрёл друга, так нужного ему в этой чуждой обстановке.
— Осудили на год принудительных работ в швейной мастерской, — грустно ответил Сол.
— В швальне, на стирке и уборке помещений, тоже ведь требуется много рук. Ну а сколько квачей тебе присудили?
— Три тысячи, — ответил Ник Лов.
— Ф-ю, присвистнул Сол, — три тысячи! Долго же тебе придётся крутить ручку. Мне всё же полегче — всего тысячу квачей. Думаю, года за три откручу.
Ник Лов хотел задать кучу вопросов: о том, какую ручку крутить, почему тысячу киловатт-часов можно «накрутить» лишь за три года, и тому подобное, — но тут же понял, что всё это ему ещё предстоит узнать, а сейчас главное не это. Нужно приободрить Сола, вселить надежду на лучшее.
— Нет, Сол! — уверенно отвечал ему Ник Лов. — Мы не будем так долго пропадать здесь. Не будем! Я ещё не знаю что, но что-нибудь придумаю. Поверь мне, Сол. Я немного не такой, как все здесь, даже не такой, как ты. И потому будь уверен: я, мы вместе что-нибудь придумаем.
Ник Лов уже не рисковал ничем, чуть-чуть приоткрывая завесу над своей личностью. Ему нужно было окончательно привязать к себе Сола, он был хороший парень, и Ник Лову хотелось иметь в нем преданного помощника.
— Ты действительно не такой, как все, — отвечал Сол. — Но я пока не пойму, в чём разница. А главное — не знаю, поможет ли тебе это? — И Сол с сомнением покачал головой.
Разговор был прерван ударами железного била, в дверях показалась группа из трёх человек. Все были в таких же чёрных одеждах. Двое держали бачок, третий — стопку посуды в одной руке и большой сосуд с носиком в другой. В железный гонг колотил один из заключённых, по-видимому дежурный. В приоткрытую дверь Ник Лов услышал отдалённый стук гонга в каком-то другом помещении.
«Следовательно, есть и другая группа таких же несчастных, — подумал Ник Лов — Сто двадцать человек здесь да ещё, наверное, столько же в другой группе. Многовато заключённых для такого, в общем-то, небольшого общества: если учесть женщин и детей то примерно каждый десятый — официальный каторжник. Ну и общество!»
Тем временем заключённые, под надзором стражников, подходили к раздатчикам пищи, получали тарелку, ложку, чашку