После убийства последнего царя и его семьи отсутствие прямых наследников делало наследование трона большой проблемой. Те, кого интересует этот вопрос, найдут в примечании в конце этой книги три статьи из законодательного кодекса Российской империи, утвержденного императором Николаем I. Крупнейшие юристы до сих пор не достигли согласия в истолковании этих трех статей. Вопрос о законном наследовании русского трона остается из-за этого неясным. Лично я не придаю этому большого значения, ибо если монархия в нашей стране будет однажды восстановлена без смены династии, вероятно, будущего царя укажет Собор[1], выбрав из молодого поколения династии Романовых того, кого сочтет наиболее достойным носить корону предков.
Конфликт церковных иерархов, одни из которых хотели признать авторитет Московского патриарха, тогда как другие отказывались, также разделил эмиграцию на два противостоящих лагеря. Церковь, как и монархия, должна быть безупречна. Только такой ценой и та, и другая могут сохранить уважение и благотворное влияние. Изгнанники без родины – как дети без семьи. Для тех, кто имел веру, церковь могла ее заменить. Для большого числа этих несчастных дом Божий и иконы заменяли утраченный очаг; они спасались там и находили в молитве мир сердца и забвение страданий. Счастье, что их вера была достаточно крепка, чтобы их не оттолкнули от церкви явные разногласия ее иерархов.
Вскоре после нашего возвращения из Соединенных Штатов нам с несколькими друзьями пришла мысль объединиться и открыть ателье мод. Один русский художник, дававший уроки рисования, сдал нам часть своей квартиры – первый этаж на улице Облигадо. Места там было очень мало, и мы чуть ли не сидели друг на друге, особенно в часы занятий.
Дом получил название «Ирфе», по начальным буквам наших с Ириной имен. Ведущим модельером была русская дама, несколько эксцентричная особа. Ее модели мило смотрелись, но оказались совсем неудобными в ношении, и мы никак не могли сделать их популярными. Однако, в том же году должен был состояться бал в «Рице» с презентацией моделей крупных швейных домов. Почему бы не представить там и наши модели? Так мы и сделали, правда, не без трудностей. В последний момент обнаружилось, что платья, которые должны были надеть моя жена и некоторые из наших друзей, находятся все еще в ателье, где их лихорадочно дошивали. Мы приехали на бал с большим опозданием, но имели наибольший успех. Ободренные неожиданным успехом наших моделей, мы сразу же принялись искать менее тесное помещение. Один чех предложил мне комнаты на проспекте Виктора-Эммануила. Он сказал, что уже вел переговоры с кем-то другим, но окажет мне предпочтение при условии немедленной выплаты крупного задатка. Поскольку помещение мне понравилось, я внес требуемую сумму. Но, придя туда на следующий день, я обнаружил помещение запертым, а мой чех бесследно исчез. Я подал заявление в полицию, но напрасно: мошенник так и не был найден.
При более надежном посредничестве квартирного агентства мы нашли наконец на улице Дюфо, 19 помещение, которое нам подходило: это была большая квартира на втором этаже дома, где хватало места и для салонов, и для ателье. Мы быстро устроились там. Стены и панели в нашем салоне были выкрашены в светло-серый цвет; мебель красного дерева, обтянутая кретоном с цветами по серому тону. Занавеси из желтого шелка добавили света и веселья. Витрины, круглые столики, несколько старинных гравюр и безделушек избавляли от банального казенного вида. Почти весь персонал и рабочие были русскими. Мой шурин Никита и его жена участвовали в нашей команде, как и очаровательная пара – Михаил и Нонна Калашниковы. От нашего ателье никто не ожидал ничего особенного, но оно тем не менее имело успех. Не имея возможности справляться со всем самому, без помощи, я доверил Булю отвечать по телефону и записывать назначенные встречи, что он выполнял из рук вон плохо, вызывая многочисленную и невероятную путаницу.
Наступил день торжественного открытия нашего ателье. Мы разослали множество приглашений и арендовали такое количество позолоченных стульев, что по помещениям едва можно было пройти. Освещение было тщательно продумано, повсюду искусно расположены цветы. Во всем доме царила атмосфера трепетного ожидания… Но час пришел, а наши гости не появились.
Итак, наши гости не пришли. Ни один!.. Буль, которому мы поручили разослать приглашения, просто-напросто забыл отнести их на почту!
Нам нужно было искать клиентуру. Это оказалось совсем нелегко для нас, мало выезжавших в свет и совершенно не умевших уговаривать и привлекать богатых клиентов. Я решил, что у нас должен быть человек, выполняющий роль этакого светского агента. Мой выбор пал на Джорджа де Куэваса, будущего мужа внучки Рокфеллера. Он знал всех на свете и его знали все. Благодаря ему дом «Ирфе» раскрутился и вскоре стал модным. Ввиду все прибывавших заказов нам вскоре пришлось расшириться, и мы арендовали третий этаж, чтобы разместить там ателье. Директорство домом было доверено француженке, мадам Бартон, человеку серьезному и компетентному. Поначалу бедная женщина думала, что потеряет голову в постоянном смешении языков и славянском беспорядке.
Мы принимали клиентов любых национальностей. Многие, привлеченные любопытством, искали прежде всего экзотику. Одна дама хотела, чтобы ее напоили чаем из самовара. Другая – американка – хотела видеть князя, о котором ей в Нью-Йорке сказали, что у него фосфоресцируют глаза, как у филина! Но самой удивительной была мадам Хуби. Прежде всего, она была огромной – и когда я говорю «огромная», это не лучшее и не самое точное из определений. Ничто не может дать представления, даже приблизительного, о пропорциях мадам Хуби. Ее первый визит в дом «Ирфе» стал сенсацией. В салоне, полном народа, показывали коллекцию моделей, когда она совершила свой вход, поддерживаемая с одной стороны ее шофером, с другой – лакеем, и в сопровождении персоны, выглядевшей ее компаньонкой, маленькой женщиной без возраста, державшейся очень скромно. Потом мы узнали, что это австрийская баронесса.
Когда нашу новую клиентку не без труда удалось усадить на канапе, раздался глубокий властный голос:
– Позовите мне князя, я хочу его видеть. И принесите мне водки.
Мадам Бартон в полном замешательстве пожаловалась мне на несколько шокирующую ситуацию:
– Что делать, князь? Это скандал! Наш дом – не бистро.
– Не вижу никакого скандала, – возразил я, – дадим выпить тому, кто хочет, точно так же, как мы одеваем тех, кто раздет. Скажите этой даме, что я сам поднесу ей стакан водки, который она выпьет за процветание дома «Ирфе».
Я послал Буля за водкой и отправился в салон.
– Черт побери! – воскликнула наша экстравагантная посетительница. – Вы князь? У вас рожа не убийцы. Я рада, что вы спасли шкуру от этих грязных большевиков.
Рукой, отягощенной кольцами и браслетами, она взяла поданный ей стакан водки, осушила его залпом за мое здоровье и лукаво устремила на меня прекрасные глаза с густо накрашенными веками.
– Сделайте мне кокошник и пятнадцать платьев. И десяток платьев для этой кретинки, – прибавила она, указав на маленькую баронессу.
– Спасибо, спасибо, – пролепетала последняя, счастливая и сконфуженная.
– Заткнись, идиотка, – оборвала ее мадам Хуби.
Я старался не противоречить этой эксцентричной особе и выбрал для общения с ней тон профессионального портного:
– Конечно, мадам, ваши желания для нас закон. Могу ли я, тем не менее, поинтересоваться, какой эпохи кокошник вы хотите и какие платья выберете?
– Плевать мне на эпоху. Я хочу кокошник. И я хочу пятнадцать платьев себе и десять кретинке. Понятно? Так-то!.. До свидания… Очень рада, что вы спасли свою шкуру.
Она подала знак слугам, которые подняли ее, взяв под руки, и с трудом повели к выходу, сопровождаемые маленькой баронессой. После ее отъезда раздался бешеный взрыв хохота. Нас буквально засыпали вопросами, всем хотелось знать, кто эта странная особа.
Несколько дней спустя Нонна Калашникова с нашей мастерицей отправились к новой клиентке, чтобы доставить ей великолепный кокошник из золотой парчи, расшитый жемчугом и каменьями, снять мерки и узнать, какими должны быть двадцать пять заказанных платьев. Вернувшись, она смеялась так, что едва могла говорить. Она застала мадам Хуби в ее сауне – из монументального ящика, стоявшего в середине комнаты, торчала лишь голова нашей клиентки. Сидя рядом, маленькая баронесса громко читала ей журнал. Вокруг сауны хлопотали горничные, нагруженные бутылками шампанского: мадам чувствовала жажду и все время просила пить.
Предложили шампанского и пришедшим. Затем Нонна вручила кокошник, и мадам Хуби попросила надеть его ей на голову. Сделав это, Нонна напомнила, что она еще должна снять с нее мерки. Вместо ответа мадам Хуби открыла дверцу сауны и появилась совершенно голая, с кокошником на голове:
– Проклятье! – сказала она, – снимайте свои мерки, быстро!
Она была в таком восторге от нового головного убора, что не расставалась с ним и носила его даже на улице. Что касается платьев, то мы так и не смогли узнать, какие все-таки она хочет. Мне пришлось делать их наугад, по моему выбору.
Я не мог не интересоваться своей новой клиенткой, потому что был не в силах упустить такой чудный экземпляр! Я узнал, что по происхождению она была египтянка; вышла замуж за француза и в свое время спровоцировала скандал, явившись на скачки в Лоншане в гусарском мундире. После развода она вышла за англичанина, и в то время, когда мы познакомились, он был ее мужем. Она владела множеством домов в Париже, среди них – на авеню Фридланд, где жила, и еще очаровательным имением в окрестностях Парижа. Говорили, что она безумно богата и безгранично эксцентрична. Она пила как лошадь, и ее муж тоже.
Через несколько дней после визита в «Ирфе» мадам Хуби позвонила мне и пригласила на обед. Я не стал отказываться. Я застал ее в постели, с кокошником на голове, укутанную в роскошные меха. Ее муж и баронесса сидели в изножье кровати. Несметное количество бутылок и стаканов загромождали стол у изголовья. Свора собак всех размеров и пород залаяла, когда я вошел, смешивая яростный лай с и без того оглушительным шумом радио.