[37], в котором (похожий на Сартра) герой Пьер говорит (похожей на Бовуар) главной героине Франсуазе, что он поражен тем, как метафизическая ситуация может затронуть ее «реальным» образом:
«Но ситуация вполне реальна, — отвечает Франсуаза, — на карту поставлен весь смысл моей жизни».
«Я не говорю, что это не так, — говорит Пьер. Просто эта ваша способность вкладывать душу и тело в воплощение идеи — исключительна».
Это замечание можно отнести и к самой де Бовуар. Сартр излагал идеи в «Тошноте», но никогда не мог достичь в прозе правдоподобия, присущего де Бовуар, — возможно, потому, что она глубже чувствовала эти идеи. У нее был своего рода дар: удивляться миру и самой себе; всю свою жизнь она виртуозно поражалась происходящему. Как она написала в своих мемуарах, удивление вдохновляло писать прозу: она работала в те моменты, когда «реальность больше не могла восприниматься как должное».
Сартр завидовал этому ее качеству. Он пытался довести себя до такого же состояния, уставившись на стол и повторяя: «Это стол, это стол», пока, по его словам, «не появлялось робкое возбуждение, которое я бы назвал радостью». Но ему приходилось себя заставлять. Оно не овладевало им так, как де Бовуар. Сартр считал ее талант удивляться одновременно самым «подлинным» видом философии и формой «философской нищеты», что, возможно, означает, что она вела в никуда и не могла быть достаточно развита и осмыслена. Он добавил в фразе, которая отражает его тогдашнее видение Хайдеггера: «Это момент, когда вопрос преобразует вопрошающего».
Но больше остальных Симону поражала вот какая вещь: безмерность ее собственного невежества. После ранних дебатов с Сартром она любила повторять: «Я больше не уверена, что я думаю, и можно ли сказать, что я вообще думаю». Она, очевидно, искала мужчин, способных привести ее в подобную растерянность, — и таких было немного.
До Сартра ее помощником в этом деле был Морис Мерло-Понти. Они познакомились в 1927 году, когда обоим было по девятнадцать: она училась в Сорбонне, а Мерло-Понти — в Высшей нормальной школе, где учился и Сартр. В том году Бовуар обошла Мерло-Понти на общих экзаменах по общей философии: он занял третье место, а она — второе. Их обоих обошла другая женщина: Симона Вейль. После этого Мерло-Понти подружился с де Бовуар, потому что, по ее словам, он очень хотел встретиться с женщиной, которая его обошла. (Очевидно, он был менее увлечен довольно грозной Симоной Вейль — да и сама Вейль окажется не в восторге от де Бовуар, пресекая ее попытки дружеского общения.)
Результаты Вейль и де Бовуар были тем более выдающимися, если учесть существовавшие для женщин ограничения: Высшая нормальная школа в 1925 году, когда Бовуар начинала получать образование, оставалась закрыта для женщин. Набор студенток открывали только на один год — это было в 1910-м, а затем закрыли до 1927-го. Вместо Высшей нормальной школы Бовуар посещала ряд женских учебных заведений, которые были неплохи, но ожиданий от них было меньше. Впрочем, это было не единственное ограничение, с которым сталкивались женщины: Бовуар подробно исследует эти моменты в своей книге «Второй пол» в 1949 году. А пока ей оставалось только усердно учиться, искать выхода в дружбе и гневаться на ограниченность моральных норм своего буржуазного воспитания. Ее мнение на этот счет разделяли и другие: Сартр, тоже дитя буржуазии, восставал против нее не менее радикально. Мерло-Понти был выходцем из аналогичной среды, но реагировал на нее иначе. Он мог вполне счастливо существовать в буржуазном окружении и в то же время вести автономную жизнь в других местах.
Независимости Симоне де Бовуар удалось достичь лишь с боем. Она родилась в Париже 9 января 1908 года и выросла в основном в городе, но социальная среда казалась ей провинциальной, поскольку там бытовали устаревшие представления о женственности и благочестии. Ее мать, Франсуаза де Бовуар, навязывала дочери эти принципы; отец был спокойнее. Бунтарство Симоны началось в детстве, усилилось в подростковом возрасте и не прекратилось во взрослой жизни. Ее пожизненная преданность работе, любовь к путешествиям, решение не заводить детей и нетрадиционный выбор партнера — все это говорило о полной верности свободе. Она представила свою жизнь в этих терминах в первом томе автобиографии «Воспоминания благовоспитанной девицы»[38], а позже, в мемуарах о смертельной болезни матери «Очень легкая смерть»[39], она продолжила размышлять о своем буржуазном происхождении.
Впервые Симона познакомилась с Морисом Мерло-Понти через своего друга, когда только начинала самостоятельную студенческую жизнь. Она записала свои впечатления в дневнике, назвав его «Мерло-Понти». По ее словам, он был привлекателен как внешне, так и по характеру, хотя она опасалась, что он несколько самолюбив. В своей автобиографии (где она называет его псевдонимом «Прадель») Симона описала его «светлое, довольно красивое лицо, с густыми темными ресницами и веселым, откровенным смехом школьника». Он сразу же понравился ей, но это было неудивительно. Мерло-Понти всегда нравился всем, едва они с ним знакомились. Он понравился даже ее матери.
Мерло-Понти был примерно на два месяца старше де Бовуар, он родился 14 марта 1908 года и намного спокойнее относился к себе. Он преодолевал социальные ситуации с непринужденным самообладанием, которое (как он сам считал), скорее всего, было результатом очень счастливого детства. По его словам, в детстве он чувствовал себя любимым и поощряемым, ему никогда не приходилось напрягаться для одобрения, поэтому его нрав остался веселым на всю жизнь. Порой Мерло-Понти мог быть раздражительным, но, как он сам сказал в радиоинтервью 1959 года, он почти всегда оставался в гармонии с самим собой — и многие его коллеги могли ему в этом позавидовать. Сартр позже напишет, говоря о недостатке любви в детстве у Флобера, что, когда любовь «присутствует, тесто духа поднимается, когда отсутствует — опускается». Детство Мерло-Понти было веселым и активным. И все же оно было труднее, чем ему хотелось бы: в 1913 году он потерял отца из-за болезни печени, поэтому они вместе с братом и сестрой росли с одной матерью. Если у де Бовуар были напряженные отношения с матерью, то Мерло-Понти привязанность к матери сохранил.
Все, кто знал Мерло-Понти, чувствовали его ауру благополучия. Симону де Бовуар это поначалу согревало. Она ждала человека, которым можно было бы восхищаться, и этот, кажется, подходил. Она ненадолго задумалась о том, что он может стать ее парнем. Но его непринужденность настораживала де Бовуар с ее боевым характером. Она отметила его недостаток: «он не жестокий, а Царство Божье — для жестоких людей». Мерло-Понти стремился быть обходительным со всеми. «Я чувствую, что я совсем другая!» — кричала она. Симона была человеком строгих суждений, в то время как Морис в любой ситуации видел несколько сторон. Он ценил в людях разнообразие, в то время как она в юности была убеждена, что человечество состоит из «небольшой группы избранных в огромной массе недостойных внимания».
Что действительно раздражало де Бовуар, так это то, что Мерло-Понти казался «прекрасно приспособленным к своему классу и его образу жизни и спокойно принимал буржуазное общество». Иногда она выговаривала ему за глупость и двуличие буржуазной морали, но он спокойно возражал. Морис «прекрасно ладил с матерью и сестрой и не разделял моего ужаса перед семейной жизнью», — писала она. Он был не против званых вечеров и иногда ходил на танцы: «Почему бы и нет? — спрашивал он меня с обезоруживающей невинностью».
В первое лето после знакомства они очень привязались друг к другу, поскольку другие студенты уезжали из Парижа на каникулы. Они гуляли, сначала в садах Высшей нормальной школы — «благоговейном» для Бовуар месте, — а затем в Люксембургском саду, где сидели «у статуи какой-нибудь королевы» и говорили о философии. Несмотря на то что Симона обогнала его на экзаменах, ей казалось естественным взять на себя роль философской ученицы. На самом деле иногда она побеждала в их дебатах, почти случайно, но чаще уходила, счастливо восклицая: «Я ничего не знаю, ничего. У меня не только нет ответа, я даже не нашла удовлетворительного способа постановки вопросов».
Де Бовуар ценила его достоинства: «Я не знала никого другого, у кого я могла бы научиться искусству веселья. Он так легко нес тяжесть всего мира, что она перестала тяготить и меня; в Люксембургском саду голубое утреннее небо, зеленые лужайки и солнце сияли, как в самые счастливые дни моей жизни, где всегда была хорошая погода». Но однажды, прогуливаясь с ним вокруг озера в Булонском лесу, наблюдая за лебедями и лодками, она сказала себе: «О, как он был невозмутим! Это спокойствие меня оскорбляет». К этому времени стало ясно, что Мерло-Понти никогда не станет подходящим любовником. Ему больше подходила роль брата; у нее была только сестра, поэтому эта роль была вакантной, и идеально ему подходила.
На ее лучшую подругу, Элизабет Ле Койн или Лакоин (в мемуарах де Бовуар упоминается как «ЗаЗа»), он действовал по-другому. Элизабет тоже была встревожена «неуязвимостью» и беззаботностью Мерло-Понти, но она страстно влюбилась в него. Не будучи неуязвимой сама, она была склонна к эмоциональным крайностям и диким страстям, которые де Бовуар во время их девичьей дружбы находила пьянящими. Элизабет теперь надеялась выйти замуж за Мерло-Понти, и он, казалось, тоже хотел этого — пока внезапно не разорвал отношения. Только потом де Бовуар узнала причину. Мать Элизабет, считая, что Мерло-Понти не подходит ее дочери, угрожала ему раскрыть тайну его матери: та была неверна, и по крайней мере один из детей был от другого отца. Чтобы предотвратить скандал, угрожавший матери и собиравшейся тогда замуж сестре, Мерло-Понти прекратил встречаться с Элизабет.
Узнав правду, де Бовуар ощутила еще большее отвращение. Как это типично для грязной буржуазии! Мать Элизабет продемонстрировала типичное для среднего класса сочетание морализма, жестокости и трусости. Более того, Бовуар считала, что результат в буквальном смысле оказался смертельным. Элизабет сильно расстроилась и в разгар эмоциональн