Она была достаточно любопытна, чтобы присутствовать на суде над Бразийаком, который состоялся 19 января 1945 года, когда Париж был покрыт глубоким снегом. Суд недолго совещался, а затем вынес смертный приговор, и Симона была поражена тем, как спокойно Бразийак воспринял это. Однако это не изменило ее мнения о правильности приговора. В любом случае, петиция ничего не изменила, и 6 февраля 1945 года его расстреляли.
С того момента де Бовуар и Сартр неизменно выступали против Камю, как только речь заходила о подобных вопросах. После своего смелого и результативного участия в Сопротивлении в издании Combat и не только Камю четко обозначил границы: он однозначно выступал против казней, пыток и других злоупотреблений силой со стороны государства. Де Бовуар и Сартр не были сторонниками подобного, но им нравилось указывать на сложности политической реальности и взвешивать за и против. Они задавались вопросом, действительно ли могут быть случаи, когда применение государством силы может быть оправдано. Что, если на карту поставлено что-то очень важное, и будущее огромного количества людей требует какого-то безжалостного поступка? Камю продолжал повторять свой главный тезис: никаких пыток, никаких убийств — по крайней мере, не с одобрения государства. Де Бовуар и Сартр считали, что они придерживаются более тонкого и более реалистичного взгляда.
Если спросить, откуда у пары безобидных философов вдруг взялась такая жестокость, они бы наверняка ответили, что на них повлияла война. Она показала им, что обязанности человека перед человечеством сложнее, чем кажутся. «Война действительно разделила мою жизнь на две части», — говорил позже Сартр. Он уже отошел от некоторых положений «Бытия и ничто» с его индивидуалистической концепцией свободы. Теперь он стремился сформировать более марксистский подход к человеческой жизни как целенаправленной и социальной. Это было одной из причин, по которой он так и не смог написать последующий том по экзистенциалистской этике: его взгляды на этот вопрос слишком сильно поменялись. Сартр написал много черновиков, опубликованных после его смерти как «Тетради по морали», но наполнить их связностью так и не смог.
Мерло-Понти, которого также радикализировала война, тоже отчаянно пытался быть жестче. Он сильно превзошел де Бовуар и Сартра в написании бескомпромиссных доводов в пользу радикального коммунизма советского образца. В эссе 1945 года «Война состоялась» он писал, что война исключила всякую возможность жить только личной жизнью. «Мы находимся в мире, смешались с ним, пошли на компромисс с ним», — писал он. Никто не мог подняться над событиями; у всех были «грязные руки». На какое-то время понятие «грязные руки» стали широкоупотребимым термином в экзистенциалистской среде. Он сопровождался новым императивом: приступить к работе и сделать что-нибудь!
Таким образом, когда война во Франции благополучно закончилась, банда Сартра помчалась, как борзые на канидроме. Сартр написал серию эссе о том, что писатели обязаны быть активными и целеустремленными; они появились в периодическом издании в 1947 году, а затем отдельно в 1948 году под названием «Что такое литература?» По его словам, авторы обладают реальной властью над миром, и они должны действовать, имея в виду эту власть. Он призывал к littérature engagée — политически активной, «ангажированной» литературе. Де Бовуар вспоминала, сколь неотложными казались все подобные задачи: она читала о каком-нибудь происшествии, которое приводило ее в восторг, тут же думала: «Я обязана про это написать!» и спешно готовила статью для публикации. Она, Сартр, Мерло-Понти и их друзья писали так много и так быстро, что в 1945 году они собрались вместе, чтобы запустить новый журнал о культуре — Les Temps modernes. Сартр был центральной фигурой журнала, и большинство считало, что это он написал все редакционные статьи, хотя на самом деле Мерло-Понти вложил куда больше труда, чем кто-либо другой, и написал много неподписанных статей. Название «Новые Времена» было взято из легендарного фильма Чарли Чаплина 1936 года об эксплуатации рабочих и индустриализации, который так понравился Сартру и де Бовуар, что они просидели два сеанса подряд. Темпы их литературного творчества соответствовали темпам, которые высмеивались в фильме Чаплина, и в последующие десятилетия журнал «Новые Времена» стал одним из главных двигателей интеллектуальных дискуссий во Франции и за ее пределами. Он издается и сегодня. Именно в Les Temps modernes впервые появилось эссе Сартра об «активной литературе», которое задало тон последующим годам.
Продолжался и поток экзистенциалистской художественной литературы и драматургии. В сентябре 1945 года вышла «Кровь других» де Бовуар. Сартр опубликовал первые два тома цикла романов «Дороги свободы», написанных несколькими годами ранее, действие которых происходит в 1938 году. В них главный герой Матье Деларю развивается от наивного представления о свободе как о простом эгоизме уровня «делай что хочешь» к более совершенному определению, в котором свобода сталкивается с требованиями истории. К моменту выхода третьего тома в 1949 году, La mort dans l’âme, или «Смерть в душе», мы видим, как Матье храбро защищает деревенскую колокольню во время падения Франции. Теперь он использует свою свободу в лучших целях, но поражение, похоже, станет его концом. Предполагаемый четвертый том должен был показать, что он все-таки выжил и обрел настоящую свободу благодаря солидарности с товарищами по Сопротивлению. К сожалению, как это обычно бывало, когда Сартр планировал грандиозное завершение проекта, том так и не был закончен. Вышли лишь отдельные фрагменты, и то спустя много лет. Подобно тому как вопрос этики остался неразрешенным в «Бытии и ничто», вопрос свободы остался подвешен в «Дорогах свободы». Ни в том, ни в другом случае проблема не была связана с потерей Сартром интереса: она была вызвана его склонностью постоянно менять свое мнение в философском и политическом плане.
Во всех этих романах, рассказах и эссе 1940-х годов преобладало настроение не столько посттравматического опустошения, сколько взволнованности. Мир развалился на куски, но именно поэтому с ним теперь можно было сделать почти все что угодно. Это создавало захватывающую и пугающую смесь — именно такое сочетание эмоций было характерно для первой волны послевоенного экзистенциализма в целом.
Это сочетание возникло и в местах, далеких от Парижа. В 1959 году американский исследователь Хайдеггера Джесси Гленн Грей в своем труде о военном опыте вспоминал, как он путешествовал по итальянской сельской местности со своей частью в конце войны. Однажды вечером он остановился, чтобы обменяться несколькими фразами на ломаном итальянском с пожилым человеком, курившим трубку возле хижины. Эта встреча опечалила Грея, поскольку казалось, что этот традиционный мир и его вековое спокойствие будут потеряны навсегда. Но вместе с предчувствием утраты он ощутил воодушевление и надежду. Что бы ни случилось дальше, думал Грей в тот вечер, одно было несомненно: философы, которых он изучал в колледже, мало что смогут предложить послевоенному миру. Это была новая реальность, и ей нужны были новые философы.
И вот они появились.
Так начался чудесный и безумный для экзистенциализма год — со всеми дикими экспериментами, которые мы мимоходом упомянули в первой главе. Захватывающая лекция Сартра в октябре 1945 года закончилась сенсацией и громкими заголовками. Разговоры о его философии разнеслись по Парижу и за его пределы. В 1946 году Габриэль Марсель писал: «Не проходит и дня, чтобы меня не спросили, что такое экзистенциализм». И добавил: «Обычно о таком спрашивает светская львица, но завтра это может быть моя домработница или кассир в метро». Каждый модник жаждал узнать об этом, каждое государственное учреждение опасалось этого, и почти каждый журналист, казалось, зарабатывал этим на жизнь.
Друг Сартра Борис Виан высмеял это увлечение в своем романе 1947 года L’écume des jours, переведенном как «Пена дней»[56]. В этом сюрреалистическом и игривом романе в качестве второстепенного персонажа фигурирует известный философ Жан-Соль Партр. На одну из своих лекций он прибывает на слоне, а затем в сопровождении своей супруги графини де Мовуар усаживается на трон. От его стройного тела исходит необыкновенное сияние. Аудитория настолько очарована, что его слова заглушаются аплодисментами, а в конце зал рушится от напора жаждущих попасть внутрь. Партр наблюдает за происходящим, восхищенный тем, что все так увлеченно отдаются своему делу. Симона де Бовуар наслаждалась сатирой Виана и назвала ее произведением «огромной любви».
Трубач Виан был лидером праздничного элемента экзистенциалистской сцены, которая нашла свой дом в районе Сен-Жермен-де-Пре на Левом берегу. Уже к концу оккупации он стал первопроходцем в проведении джазовых квартирников, где собирались уклонявшиеся от комендантского часа молодые люди, известные как «зазу», обходившие временные ограничения тем, что просто не возвращались домой до следующего дня. После окончания войны Виан играл в новых подвальных клубах. Он также смешивал причудливые коктейли за барными стойками и писал забавные, сенсационные или сюрреалистические романы в зависимости от настроения. Позже он написал «путеводитель» по Сен-Жермен-де-Пре, в котором дал карты, описания и портреты «троглодитов», обитающих в диковинных пещерах.
В подвалах и барах философы часто шли буквально рука об руку со звездами джаза, танцуя ночи напролет. Мерло-Понти был особенно популярен среди обитателей Левого берега, где стал известен своим жизнелюбием и очарованием. Он был, по словам Виана, «единственным из философов, который действительно может пригласить девушку на танцпол». Когда Мерло-Понти приглашал Жюльетту Греко на танец, он, по ее просьбе, рассказывал ей о философии, пока они кружились по паркету.
Сартр и де Бовуар тоже танцевали, если им удавалось скрыться от новых прихлебателей и журналистов в популярных заведениях. Они любили джаз. Сартр написал слова для одной из самых успешных песен Жюльетт Греко, La rue des Blancs-Manteaux. Текст другой песни Греко, Marseillaise existentialiste, был написан совместно Мерло-По