— Кати, душа моя, подумайте, вспомните! Ведь за годы жизни по соседству с Мартини должны же были произойти хоть какие-нибудь необычные события, которые просто нельзя забыть! Прошу вас!
Она вспоминает так напряженно, что я слышу, как пощелкивает ее мозг. Я терпеливо жду. И вдруг ее увядающая физиономия освещается ярким светом добытого из глубин памяти воспоминанием.
— Боже правый, конечно же, я помню! — восклицает она.
Я замираю от волнения.
— Два года назад она убила негра!
Мне плохо.
— Мартини убила негра? — переспрашиваю я.
— С целью защиты! Негр забрался в дом в ее отсутствие. Она застала его в тот момент, когда он снимал со стен картины. Вор изнасиловал ее, а потом решил перерезать ей горло. Но когда пошел за ножом, Мартини достала из-под подушки пистолет и выстрелила в негодяя.
— И вы хотели скрыть от меня эту историю, Кати!
— Нет-нет, француз, я действительно забыла про этот случай! Время летит, каждый день приносит что-то новое...
— Что было потом?
— Мартини оправдали, признав, что убийство совершено с целью самозащиты.
Я заставляю себя поцеловать ее напудренный лоб и убегаю к подопечным, которые уже должны бы проснуться.
Убедившись, что мои пленники живы, я снова возвращаюсь к Кати, чтобы позвонить в гостиницу. Прошу позвать к телефону Анжеллу и умоляю ее как можно скорее отправить ко мне в Венецию Берюрье и Пино. Она обещает доставить их лично. Но я разубеждаю Анжеллу в ее стремлении помочь мне, ссылаясь на то, что появление красивой девушки в негритянском квартале просто нежелательно.
Через некоторое время большой белый «лимузин» Гарольда Ж. Б. Честертона-Леви останавливается у дома нашего профессора, и из него с очень важным видом выходят мои друзья.
Такое событие не могло пройти незамеченным. Кати буквально изнывает от любопытства.
— Француз, у вас сегодня бомонд?
— Мои французские партнеры!
Братья Люмьер1, как положено настоящим французам, приветствуют даму почтенным наклоном головы.
— Шикарная девочка! — замечает Толстяк.
— Десять долларов, стакан водки — и она твоя.
Я провожу друзей в дом и показываю им два уже оживших тюка.
1 Сан-Антонио имеет в виду изобретателей кино (1895 г.) братьев Луи и Огюста Люмьер.
— Грязные собаки! Нам повезло! Эти парни из той компании, которая охотится за нами. Она убирает всех свидетелей, от которых мы могли бы узнать кое-что о Мартини Фузиту. Надо положить конец этому беспределу. Я решил разгадать тайну Мартини в течение двадцати четырех часов. Для этого я создаю ударную группу. В нее входят: Цезарь Пино, Александр-Бенуа Берюрье и я, Антуан! Один за всех и все за одного!
Напыщено?
Да. Но в этих словах — источник мужества.
Взволнованные, друзья благодарят меня за доверие.
— Нам предстоит разыграть следующие роли, — продолжаю я. — Ты, Пино, играешь роль хитрой лисы. Ты, Берю, жестокого волка!
— А ты? — спрашивают они хором.
— Я? Я буду задавать вопросы этим двум фанфаронам! Твоя задача, Александр-Бенуа, выбить из них ответы. Они должны все рассказать, иначе я не Сан-Антонио!
— А какова роль лисы? — уточняет свою задачу Пино.
— Вам, друг мой, предстоит обследовать все углы этого дома. Видите ли, чем больше я пытаюсь понять суть вопроса, тем очевиднее для меня становится тот факт, что барак, доставшийся в наследство Феликсу, играет очень важную роль. Беглый осмотр, который мы сделали в прошлый раз вместе с профессором, был непростительно поверхностным. Я полагаюсь на твой, Пино, ум старого хитреца и твое нестандартное мышление.
— Понятно. Но для этого я должен войти в образ, — заявляет наш спонсор, усаживаясь в кресло.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
— Начнем с того, — начинает входить в образ волка психолог Берюрье Александр-Бенуа.
Он снимает куртку, вешает ее на спинку стула, закатывает рукава рубашки, сдвигает на затылок шляпу и слегка разминает фаланги пальцев.
— Здравствуйте, детишки! — приветствует он лежащих на полу и резко опускает свои кулаки на их ширинки, как будто пристукивая спящих мышей.
Я, сидя в двух метрах от него, стараюсь абстрагироваться, но мне это не удается.
— Начну с этого! — решает Берю, показывая на мексиканца. Потом вынимает из его рта кляп. — Отвечай! Вопросы, шеф!
— Кто убил агента ФБР Бенжамина Стокфильда, матрикулярный номер 6018?
— Я не знаю! — изрекает «пациент» Толстяка.
— Что он говорит? — спрашивает меня «хитрый лис»,
— Что он не знает.
— Не хотелось бы пачкать руки, но приходится идти на крайние меры, — вздыхает Берю.
Он медленно достает из кармана свой старый нож с деревянной ручкой, раскрывает его и начинает перекраивать брюки мексиканца в районе гульфика. Жертва кричит от страха и от того, что лезвие ножа иногда касается тела. А нож у Берю очень острый: все свое свободное время он проводит, натачивая его на камнях площади Пигаль в Париже.
Отбросив вырезанные части брюк и плавок, он открывает свету интимную часть тела мексиканца.
— Конечно, не шедевр, но вполне подходяще для того, чтобы отрезать до самого основания. Объясни ему, — обращается он ко мне, — что я даю ему шанс, последний шанс!
Я перевожу дословно, как мне велит талантливый актер.
Глаза мексиканца наполняются ужасом.
— Послушайте, — обращаюсь я к нему. — У вас нет выбора, вы должны быть откровенны. Этот толстый тип исполнит все, что обещает!
— Я не могу ничего сказать, я не знаю, о ком вы говорите, слышите? Я не знаю, клянусь вам своей матерью!
— О чем он? — спрашивает Берю.
— Он клянется своей матерью, что ничего не знает.
— О! Мне не нравится это! Мама для меня святое слово!
Берю решительно, с равнодушным видом мясника, поднимает двумя пальцами плоть и готовится откромсать добрую ее половину.
Мексиканец орет с такой силой, что Берюрье накрывает его голову подушкой.
Очевидно, крики компаньона окончательно разбудили американца.
Оставьте его, он, действительно, ничего не знает, — обращается ко мне американец.
Я жестом останавливаю Толстяка.
— Если вы знаете, что он не знает, значит, вы знаете! — делаю я вывод.
Он утвердительно кивает головой.
— В таком случае, милый мой, я слушаю вас!
— Парень, о котором говорите вы, был убит Витлеем Стибурном!
— Это вы устроили разгром в его квартире?
Он понимает, что имеет дело не с дилетантом, а с прекрасно информированным человеком и поэтому не отпирается.
— Это сделали мы.
— На кого работаете?
— Я не могу этого сказать. Меня убьют!
— У вас небогатый выбор: вас убьют сейчас или чуть- чуть позже. Так что, решайте! Я понимаю, вы не хотите говорить при свидетеле. Делаем так: я задаю вам вопросы шепотом, а вы отвечаете мне, если я прав, движением своих ресниц. Вы принадлежите к уголовному миру?
Глаза его говорят мне «да».
А если он врет? Ведь он тоже может играть свою партию в этой ситуации!
Подхожу к его компаньону. Тот уже почти лишился чувств, задыхаясь под подушкой.
— Отнеси его в другую комнату, Берю. И возвращайся.
Толстяк выполняет мое распоряжение.
— Хватит отдыхать. За дело! — заявляю я, когда возвращается Берю.
В руках Толстяка снова появляется нож.
— Итак, на кого вы работаете, ты и твой товарищ?
Он отвечает не сразу. Но заметив, что его палач уже
готов приступить к исполнению своих обязанностей, торопливо шепчет.
— Синдикат уголовников!
Он предает вполголоса, как будто предательство от этого менее отвратительно.
Значит, его «коллега» не соврал мне!
Я быстро прокручиваю в мозгу полученную информацию, пытаясь найти ей место в ряду цепочки событий, произошедших с нами в этой сумасшедшей стране, чтобы понять причину такого пристального внимания к особе Мартини Фузиту, даже мертвой! И в этот момент напряженной умственной работы кто-то звонит в дверь. Иду открывать. Это наша соседка Кати! Она извелась от одиночества и испепелявшего ее желания. Она сменила свой наряд, и теперь выглядит так, как будто собирается исполнить зажигательный танец фанданго, — ей бы только хорошего партнера!
— Я пришла спросить, не хотите ли вы еще кофе?
Я отвечаю, что нам не до этого, что мы, вообще, уже собираемся ложиться спать. Но, привлеченный женским голосом, в прихожей появляется Берю.
— Чем можем мы помочь этой малышке? — интересуется Толстяк, покручивая усы.
— Она предлагает нам кофе.
— Прекрасная мысль!
— Я не могу пригласить ее в дом!
— И не надо! Мы сделаем маленькую кофейную паузу. Я уже начал уставать от умственного перенапряжения.
Он обнимает Кати за талию и выводит ее из дома.
Он прав: усталость может свалить кого угодно.
Вот Пино устроился хорошо! Он, наверное, хочет побить рекорд по сну, устроившись в мягком кресле и абсолютно позабыв о своей очень ответственной миссии. Мексиканца Берюрье перетащил в другую комнату. Иду туда. Наши пленники носят следы прессинга Берю, такое впечатление, что они оба побывали в железнодорожной катастрофе.
Американец, назвавшийся Стивом, спрашивает меня:
— Что дальше?
— Дальше? Дальше, парни, вам надо забраться в какую-нибудь дыру и сидеть там тихонько до самых своих последних дней. Могу дать совет. Ограбьте банк или ювелирную лавку, чтобы попасть в руки гражданской полиции.
— Вы думаете, что от уголовного синдиката можно скрыться в тюрьме? Очень скоро нас обнаружат повешенными в камере.
Я не успеваю ничего сказать в ответ: в комнату вплывает еще не проснувшийся Пинюш. Он идет осторожным скользящим шагом, как бы боясь смять складки на только что отутюженных брюках. Но почему он держит руки поднятыми вверх? Понимаю — в его спину упирается ствол пистолета.
Пистолет сжимает в руке мужчина, похожий на убийцу из американского вестерна. Замыкает процессию старая знакомая, я ее сразу узнал, та самая, которая ушла по-английски от нас в Морбак Сити. Вот так встреча!