— Не могу сказать, но жила она неплохо. Иногда малышка даже жертвовала зелененькие на содержание церкви.
— Проституция?
— Кто знает... Я уже говорил, что ее зад...
— Она уже пила, когда вы познакомились с ней?
— Пила, но то количество не идет ни в какое сравнение с ее потребностями в последний год жизни.
— Она никогда не говорила вам об угрожающих ей опасностях?
— Ни о каких, кроме болезни.
— Она считала себя обреченной?
— Да, и в то же время...
— Что?
— Она не только не боялась смерти, но иногда казалось, что даже желала ее. Нежелание жить, разочарование жизнью съедали ее. Но пейте же, mou french Boys[5] или вы хотите вина?
— Дорогой Раймон, мы заканчиваем уже вторую бутылку виски, этого достаточно.
Сидевший в полудреме Пино вдруг оживился. — Отец мой, не могли бы вы, если вас, конечно, это не утомит, выслушать мою исповедь? Прошло так много времени с тех пор, как я последний раз очищал свою душу.
— Как давно?
— С моего первого причастия.
— Друг мой, к исповеди надо готовиться. Вы знаете, от каких грехов хотели бы освободиться?
— Раймон, это такая чистая душа, что процесс причащения не займет у вас много времени, — прошу я за Пино.
Как только священник с грешником выходят, в комнате сразу же появляется служанка, чтобы немного согреть меня своим горящим взглядом.
Она улыбается.
Ее огромный рот приоткрывается, как бы приглашая в гости, но я остерегаюсь каннибалов.
Она вдыхает в себя шестнадцать литров кислорода.
— What is your name? [6] — спрашиваю я.
— Грас.
У меня появляется желание спросить, как пишется ее имя, с одной «с» или с двумя «ss», но спрашиваю другое:
— Грас, вы были знакомы с Мартини Фузиту, прихожанкой вашего святого отца?
— Которая недавно умерла? Конечно же, я знала ее, она часто бывала здесь!
— Что это была за женщина?
Толстушка открыла рот, похожий на салон «Боинга 707».
— Симпатичная, но она...
Она сделала знак, безошибочно говорящий об увлечении Мартини алкоголем.
— Поскольку святой отец разделял ее увлечение, то они были очень близки.
— Вам приходилось иногда откровенничать с ней?
— Во время отсутствия отца мы вместе проводили время.
— Женщины часто бывают откровенны друг с другом. Скажите, рассказывала ли она вам о своей работе, о своей жизни?
— Нет.
— Были ли у нее какие-то связи?
Толстушка помолчала, а потом вдруг словно засветилась вся изнутри, как бы обрадовавшись появившимся мыслям.
— Однажды, ожидая отца Раймона, она немного выпила и сказала мне: «Завтра я опять должна ехать в Юта. Ничто так меня не раздражает как эта гадкая пустыня!» — «И вы часто ездите туда?» — спросила я ее. «Каждую первую пятницу месяца, там я и подхватила эту дьявольскую болезнь», — ответила она мне.
Грас подошла ко мне ближе.
— Вы знали Мартини?
— Нет, не знал. Поэтому и хочу узнать о ней побольше. Она не говорила, к кому ездит в Юта?
— Я поинтересовалась, но Мартини, словно еж, свернулась в клубок. Это был ее большой секрет.
Благодаря Грас в комнате было чисто, опрятно, и все- таки достаточно аскетично, как и должно быть в ритуальных помещениях.
— Вы не знаете, Грас, почему так долго святой отец исповедует моего друга?
— Наверное, потому, что у того много грехов.
— Это удивляет меня. Человека, целомудреннее Пинюша, вообще не существует в мире, правда если не брать во внимание несколько его адюльтеров разного плана. Я не могу даже вообразить себе, в чем он может каяться.
Прошла еще четверть часа, а Пино со святым отцом не появлялись, и я решаю пройтись по обители.
Скромное убранство церкви Мишикуля мне нравится тем, что в нем, в отличие от других виденных мною интерьеров церквей, нет перенасыщенности статуэтками святых, как бы приглашенных из рая на съемки фильма Уолта Диснея.
Подойдя к единственной исповедальне, я еще издали вижу моего спящего друга в позе кающегося грешника. Слегка отодвинув занавеску на окошке, отделяющую его от святого отца, — нахожу Раймона в том же сонном забытьи. Под сенью святого купола и. защитой Всевышнего праведник и грешник объединились в сладком отпущении грехов.
Покоренный величием их сна, я возвращаюсь к Грас.
Она показывает мне фотографию.
— Я нашла ее в ящике ночного столика отца Раймона.
Я буквально выхватываю фотографию из ее рук. Вот
она — женщина лет тридцати пяти, с локоном на лбу. Открытый и серьезный взгляд. Она улыбается в объектив, но все же чувствуется, что ей не очень весело.
Сидит она на скамейке перед клумбой. Большая мужская рука лежит на ее колене, но самого мужчины в кадре нет.
За клумбой виден щит с надписью, которую невозможно прочесть.
— С вашего разрешения! — произношу я, пряча фотографию в карман куртки. — Я позже верну ее вам.
* * *
Отец Мишикуль настаивает, чтобы мы остались разделить с ним вечернюю трапезу, но, сославшись на то, что нас ждут, нам удается вырваться из его такой сердечной святой обители.
Я решаю заглянуть в дом Феликса. Ключ, правда, я не брал, но со своей отмычкой я чихал на все замки, даже американские.
Очень часто хорошим подспорьем для следователя служат частные письма, деловые бумаги, квитанции, чеки. Сбором такого типа материалов мы и начинаем заниматься с Пино. Он медлителен, но точен и аккуратен. Сложив наш довольно щедрый улов, мы возвращаемся в отель. Я не забыл захватить с собой одну из картин Рене Магрит.
Великий босс кинокомпании уже ждет нас: его белый «роллс-ройс» мы замечаем издали.
Ах, эти бизнесмены! Они живут в страшном напряжении. Даже сам Честертон-Леви должен обедать с наушниками на ушах, сидеть на горшке перед своими компьютерами, заниматься любовью, слушая сообщения с биржи, спать в обнимку с магнитофоном, чтобы как только, пусть даже во сне, его посетит оригинальная мысль, тут же записать ее.
— Привет, французский импрессарио! Я подготовил контракт. Мисс Анжелла даст вам его для ознакомления. Если все о'кэй, то вы подписываете его и в среду доставляете ваших феноменов в студию.
Услышав его распоряжение, стройная мисс подхватывает меня под крылышко и увлекает за собой в какую-то комнату. Здесь она вручает мне от имени студии «Глория Голливуд Пикчерз» кожаную рубашку, в которую завернуты все семь экземпляров контракта в двадцать четыре страницы каждый.
Впервые секретарша великого киномастера кажется человечной и даже слегка расслабленной.
— Хотите выпить? — спрашивает она.
— Охотно, но только с вами. Ненавижу пить в одиночку.
— Виски или что-нибудь более изысканное?
— Я буду пить то же, что и вы, но. при условии, что это не будет вода.
Поколдовав над бутылками, она протягивает мне приличную емкость с напитком и льдом.
— Попробуйте! Вам нравится?
Мне нравится. Мне также нравится и контракт мистера Гарольда Ж. Б. Честертона-Леви. Он предлагает моим трем феноменам сняться в эротическом фильме. Сценарий написан группой его писателей всего за шесть часов. Таких групп у него шестнадцать, и в каждой до ста авторов.
Слушай!
Это история о молодоженах, решивших провести первую брачную ночь в мотеле (белое платье, цветы апельсина, наряды).
Торопливо заперев за собой дверь номера, молодой супруг укладывает невесту на постель, задирает ей юбку, снимает трусики и набрасывается на нее с таким же аппетитом, как корова, которую после зимы впервые вывели на луг, на котором зацвели нарциссы. Но, как часто бывает, не получается у него вкусить желанный плод. При каждой его попытке исполнить свой супружеский долг, девственница начинает орать на весь мотель, вспоминая маму, папу, дядюшку Ромуаля, кузена Джонни. Провал!
Молодая пара держит совет. Муж, прагматик, решает, что открыть райские ворота сможет только кто-нибудь другой, более опытный. Малышка соглашается и начинает искать в мотеле своего первооткрывателя.
Первым, кто встретился ей, был Берюрье. Он никогда не отказывается. Но увидев его сигару, девушка приходит в ужас, выбегает из своего номера и стучится в соседний. Феликс очарован предложением. Но новым ужасом наполняются глаза бедняжки, когда она видит размер любезно ей предложенного инструмента. Кошмар какой-то! Снова неудача!
И наконец, как ты уже догадываешься, появляется наш Маркиз. Он еще достаточно юн. Она полностью доверяется ему, когда наш «петух» укладывает ее в постель...
Как видишь, сюжет достаточно скромный. Сценарий меня сразу пленил, так как за участие в нем продюсер (он оказался не скрягой) предложил нам всем миллион долларов.
— Пойдет? — спрашивает мисс Анжелла, подарив мне третью улыбку, еще более очаровательную, чем две предыдущие.
— Пойдет! — соглашаюсь я. — Но, прежде чем подписать контракт, я должен посоветоваться с моими партнерами.
Между нами, я не знаю других млекопитающих, способных сыграть предлагаемые роли также хорошо, как это сделают мои феномены.
* * *
Естественно, профессор и его «кукарекун» очарованы свалившимся на их головы контрактом. Мы решаем, что Пино возьмет из предлагаемой суммы двадцать процентов, чтобы возместить затраты на это путешествие. Остальную же сумму мы разделим на троих. Несмотря на уговоры, я отклоняю просьбу взять себе комиссионные с их заработка, потому что не могу зарабатывать деньги на природных достоинствах своих друзей.
— Итак, — подвожу я итог, — остается только узнать новости о Берю и сообщить ему о контракте.
Как только я высказал свою мысль, из холла донесся шум и гвалт.
Мы устремились туда.
Два санитара с трудом удерживали в руках возбужденного Берю. Увидев нас, он успокаивается.
— Друзья! — всхлипывая произносит Толстяк. — О, мои милые, верные друзья! Знали бы вы, чего мне только что удалось избежать. Эти американские идиоты решили отсечь мне задницу, чтобы вместо нее пришить обезьянью. Вы понимаете? Но нет, Берю — не последний дурак на свете! В конце концов это затрагивает мое достоинство! Я теперь знаю, из-за чего пострадал: ядовитое растение в отеле! Ну ничего, я с них еще потребую возмещение за ущерб, причиненный моему здоровью!