— А моя бабушка любит, как она говорит, «украшать комнаты». Гостиная у нее розово-голубая и много разных фарфоровых безделушек.
— А у нее большая квартира?
— Даже очень. И там хороший вид из окна на реку. Но моя комната выходит на другую сторону и у меня перед окном двор, он как колодец, так что вида никакого. — И затем, спохватившись, как бы Сэм не подумал, что она жалуется, Люси добавила: — Но я очень люблю свою комнату, потому что она только моя.
— Хорошо иметь собственное жилье.
— Да. — Немного помолчав, она призналась: — Странно, здесь я почему-то совсем не думаю о Лондоне. Обычно я радуюсь, когда возвращаюсь в школу после каникул и встречаюсь с друзьями, а сейчас мне как-то все равно.
— Да, я тоже. Вот пройдет праздник, и снова надо будет ехать в Инвернесс, погружаться в дела…
— Но вы ведь вернулись сюда насовсем. Чтобы здесь жить.
— Ты тоже можешь вернуться, — напомнил Сэм, — и жить с Элфридой и Оскаром.
— Но не в Усадьбе. А в коттедже, если им придется переехать, может не оказаться лишней спальни.
— Вот уж не думаю, что такая мелочь смутит Элфриду. Она положит тебя спать в ванной, или на диване в гостиной, или в палатке в саду.
— А что, летом это даже забавно.
Впереди уже светились огни Кингсферри: на шпиле церкви и на городской ратуше.
— Вы уже решили, что кому подарить?
— Нет. Но, думаю, меня должно посетить вдохновение.
В тот момент, когда они въехали на главную улицу, часы на ратуше пробили девять. Утренняя суета была в разгаре: магазины открылись; повсюду, брызгая водой и грязью, сновали машины; люди покупали утренние булочки и газеты. Из грузовика сгружали ящики с фруктами и овощами, охапки остролиста и маленькие рождественские елочки. Парковочная площадка за церковью была уже заставлена машинами, но Сэм нашел свободное местечко, заплатил за стоянку, и они отправились пешком по магазинам.
Люси не очень любила делать покупки. Когда в Лондоне она ходила с матерью в магазины, то сначала была полна энтузиазма, но, пробегав часа два по душным универмагам и постоянно дожидаясь, пока Никола решит, какие туфли или губную помаду выбрать, начинала скучать, жаловаться на жару и требовать, чтобы ей разрешили вернуться домой.
Однако с Сэмом делать покупки было одно удовольствие. Они носились «как ошпаренные», говоря словами миссис Снид, принимали решения внезапно и никогда заранее не спрашивали, сколько что стоит. Сэм за все платил кредитной карточкой, и Люси начала подозревать, что он ужасно богатый человек.
Покупки накапливались, пластиковые пакеты раздувались: кардиган из кашемира цвета морской волны для Элфриды, кожаные перчатки с меховой подпушкой для миссис Снид, пишущая ручка «Монблан» для Оскара, ежедневник в переплете из лучшей итальянской кожи — для него же.
Люси увидела несколько рулонов золотистой оберточной бумаги.
— А у вас есть, во что заворачивать подарки?
— Нет.
— Тогда купим? И еще ленты и карточки?
— Выбирай сама. Если в Нью-Йорке что-нибудь покупаешь, то там продавщица всегда спрашивает: «Вам завернуть как подарок?» И если отвечаешь утвердительно, она сама все делает. А я не заворачивал подарки много лет, и, наверное, у меня плохо получится.
— Я все заверну для вас, — пообещала Люси, — но карточки вы должны надписать сами.
Она отошла и вскоре вернулась с шестью рулонами бумаги с изображением остролиста в красных ягодах и с мотком красно-золотой ленты.
Они уже порядком нагрузились, а Сэм еще далеко не покончил с подарками. В бакалейной лавке «под старину», где пахло примерно так же, как на первом этаже универмага «Фортнэм и Мэйсон», а на двери красовалась золотая надпись «Итальянские продукты», Сэм долго выбирал и покупал деликатесы: копченую лососину, перепелиные яйца, банку икры, большие коробки шоколадных конфет марки «Бендик» и стилтон в глиняном горшочке. Продавец, распознавший в нем выгодного покупателя, был крайне любезен. Посовещавшись, они остановили выбор на дюжине бутылок какого-то особенного кларета, четырех бутылках шампанского и одной — коньяка.
Выставленные на прилавок, бутылки представляли внушительное зрелище.
— А как же мы все это увезем домой? — удивилась Люси, но продавец сказал, что он доставит покупки сам на фирменном грузовичке.
Сэм назвал свое имя и адрес Усадьбы и снова достал кредитную карточку. И когда со всеми хлопотами было покончено, продавец вышел из-за прилавка и предупредительно распахнул перед ними дверь, пожелав обоим счастливого Рождества.
— Да, так покупать гораздо приятнее, чем толкаться в супермаркете, — призналась Люси, — но вы еще не всем купили подарки.
— Что же подобрать для Кэрри?
— Наверное, коробку шоколадных конфет?
— Не думаю, что она сладкоежка.
— Ну, тогда какое-нибудь украшение? Здесь недалеко ювелирный магазин. Я знаю, потому что Рори водил меня туда прокалывать уши, и там же мы купили мне медицинские сережки.
— А ну-ка покажи, где это?
Тут Сэм заметил художественный салон.
— Давай-ка заглянем сюда, — предложил он.
Они перешли через дорогу, остановились перед витриной и стали ее разглядывать. Там стоял бело-голубой кувшин с двумя веточками, а на мольберте покоилась небольшая картина в золотой раме: розы в серебряной вазе, три пунцовые и одна белая, рядом с вазой что-то вроде шарфика, и все это на фоне занавески.
Сэм долго молчал, и Люси, взглянув на него, поняла, что его по какой-то причине очень заинтересовал этот натюрморт.
— Вам нравится? — спросила она.
— А? Что? Да, нравится. Это Пеплоу.
— Что?
— Это картина Сэмюела Пеплоу. Шотландского художника. Давай зайдем.
Он открыл дверь и вошел. Они оказались в довольно большой комнате, все стены которой были увешаны картинами. Здесь также были выставлены и другие предметы искусства: статуэтки, декоративные, ручной работы горшки, которые, как показалось Люси, сразу протекут, если в них налить воду. В углу за столом сидел чрезвычайно худой молодой человек в огромном мешковатом свитере домашней вязки. У него были густые взъерошенные волосы и небритый подбородок. При появлении Сэма и Люси он с утомленным видом встал.
— Здравствуйте.
— Доброе утро, — ответил Сэм, — картина у вас в витрине…
— Да, это Пеплоу.
— Подлинник?
— Разумеется. Я с копиями дела не имею.
Сэм невозмутимо продолжал:
— А я могу взглянуть на нее?
— Если желаете.
Молодой человек подошел к витрине, открыл ее, снял картину с мольберта и, подойдя к Сэму, поднял так, чтобы на нее падал верхний свет.
Сэм поставил на пол пластиковую сумку:
— Позвольте мне, — и он осторожно взял в руки картину.
Наступило молчание. Сэм внимательно изучал ее, а молодой человек, очевидно, не в силах больше стоять прямо, оперся спиной о край стола и сложил руки на груди.
Все долго молчали, и Люси, заскучав, стала бродить по комнате и рассматривать другие картины, по большей части — абстрактную живопись, а также керамику и скульптуру. Ее внимание привлекла композиция под названием «Рациональность номер Два», состоящая из двух кусков дерева, соединенных ржавой железной проволокой. Люси посмотрела на ценник: «500 фунтов» и подумала, что если ей когда-нибудь срочно потребуется большая сумма денег, то она может соорудить композицию не хуже.
Мужчины наконец нарушили молчание.
— Как она к вам попала? — спросил Сэм.
— Из одной старой усадьбы. На распродаже. Умерла некая старая леди. Она дружила с Пеплоу до самой его смерти. Кажется, картина была свадебным подарком.
— Вы проявили проницательность, купив ее.
— Вовсе нет. Я выкупил ее у дилера. А вы поклонник Пеплоу?
— У моей матери была одна его картина. Теперь она принадлежит мне и хранится на мебельном складе в Лондоне.
— Ну, в таком случае…
— Нет, я покупаю ее не для себя.
— А для кого? — вмешалась Люси.
Сэм, очевидно, забыл о ее существовании.
— Люси, мне придется тут немного задержаться. Тебе незачем торчать около меня. — Он нащупал в заднем кармане брюк бумажник, вытащил из него три десятифунтовых бумажки и сунул девочке в руку. — Мы еще не купили китайские фонарики для перил. Возле итальянской лавки есть магазин электротоваров. Сбегай туда, купи лампочек и договорись о доставке, а потом возвращайся сюда. Оставь свои сумки здесь. Не надо тащить все с собой. А если увидишь еще что-нибудь подходящее, то покупай. Договорились?
— Договорились, — ответила Люси.
Она положила деньги в карман (целых тридцать фунтов!), сунула свои сумки под стул и направилась к двери. Девочка поняла, что Сэм хочет отделаться от нее, и догадывалась, почему: во-первых, чтобы она не знала, сколько стоит картина, и во-вторых, потому что он еще не купил подарка для нее самой.
Она очень надеялась, что Сэм не купит ей какой-нибудь замысловатый горшок. Интересно, подумала она, уж не Кэрри ли предназначается картина Сэмюела Пеплоу? А, между прочим, на тридцать фунтов можно купить несколько ярдов китайских фонариков!
Немного поторговавшись, Сэм купил картину. Пока ее упаковывали, он вышел из салона и быстро отыскал на другой стороне улицы ювелирный магазин. Его витрина была уставлена серебряными рамками для фотографий и каминными часами с лепниной и завитушками. В магазине был большой выбор сережек, и он купил золотые в виде маргариток. Продавщица положила их в коробочку, а потом завернула в блестящую бумагу. Сэм заплатил, сунул коробочку в карман и вернулся в галерею. Молодой человек отказался принимать у него кредитную карточку, и Сэму пришлось выписать чек.
— На кого? — спросил он.
— На меня.
— А имя у вас есть?
— Да, — и молодой человек подал Сэму визитку. — Тристрам Найтингейл.[20]
Сэм, выписывая чек, невольно подумал, что с таким причудливым именем немудрено быть занудой. Тут появилась Люси с коробкой в руках.
— Ты купила гирлянды?