Кэрри достала темный хлеб из хлебницы и подошла к плите, чтобы помешать суп. Потом она вынула из буфета большое овальное блюдо. Рори принес лососину, вскрыл вакуумную упаковку и начал аккуратно выкладывать тонкие розовые ломтики на блюдо. Тем временем Кэрри приготовила пару лимонов и стала нарезать их полупрозрачными кружками, незаметно разглядывая Рори, его юное, но твердо очерченное лицо. Юноша на пороге возмужания. Рукава его темно-синей хлопчатобумажной рубашки были закатаны вверх, обнажая ловкие, сильные, загорелые руки. Кэрри прекрасно понимала, почему он так нравится Люси, но молилась, чтобы племянница не влюбилась, потому что они оба были еще слишком молоды для настоящей любви. Влюбленность четырнадцатилетней девочки почти всегда кончается разбитым сердцем.
— Рори, спасибо тебе, ты так добр к Люси.
— Мне ее жалко. Она кажется такой одинокой.
Кэрри не удержалась, чтобы не поддразнить его.
— Поэтому ты покупаешь ей сережки?
Рори посмотрел на нее и усмехнулся.
— Это просто намек ее мамочке. Люси сама захотела проколоть уши. Ну и что такого? Она же взрослеет. — И он отступил назад, чтобы окинуть взглядом блюдо с аппетитно разложенной лососиной. — Так годится?
— Отлично. Остальное мы прибережем к рождественскому ужину.
— Интересно, как там Люси.
— Надо пойти посмотреть. Идем вместе? Ты уже достаточно потрудился.
— Нет, я останусь, как и положено шеф-повару. Люблю готовить. Знаете, мама научила меня даже замешивать имбирное тесто для сухариков к пиву. Вы идите, а я пока намажу хлеб маслом. И еще остались маленькие пиццы, я поставлю их в духовку. Хотите, я откупорю бутылку вина?
— Давай. — Кэрри сняла передник и повесила его на крючок.
Оставив Рори в одиночестве, она вышла из кухни и поднялась наверх. На лестничной площадке было пусто. Телефонная трубка лежала на рычаге, а Люси нигде не было видно. Кэрри замерла на мгновенье, ощутив смутное беспокойство. Тут снова зазвонил телефон.
— Алло? — Кэрри подняла трубку.
— Это Усадьба? Мне нужно поговорить с Кэрри.
Ошибки быть не могло. Сердце у Кэрри упало.
— Да, я слушаю. Здравствуй, мама.
— Это ты! Слава Богу! Дорогая, Никола тебе не звонила?
— Звонила, минут двадцать назад. Но ей нужна была Люси.
— Она тебе сказала?
— Сказала что?
— О, дорогая, она вышла замуж за Рэндала Фишера. Сегодня утром. Их молниеносно сочетали в Церкви Всех Святых, и теперь они муж и жена. Она не говорила мне даже, что они были помолвлены. Я понятия об этом не имела, пока она не позвонила.
Кэрри приказала себе сохранять спокойствие.
— Никола звонила тебе до того, как она позвонила Люси?
— Да, она хотела обо всем с ней договориться.
— Договориться о чем?
— Ну, насчет самой Люси, разумеется. О чем же еще? Когда она вернется из Шотландии и так далее.
«О Господи, — подумала Кэрри, — опять двадцать пять».
— О предстоящем медовом месяце и о том, что до его окончания в Лондон не собирается. Она хочет сдать обратный билет и задержаться во Флориде, и попросила меня вернуться в Лондон, когда Люси пойдет в школу. Но я с самого начала планировала остаться в Борнмуте до конца января и не собираюсь менять свои планы. Это уж слишком, Кэрри. Я просто не выдержу такого напряжения. Я ей так и сказала. «Я не способна выдержать такое напряжение, Никола». Но ты ведь знаешь, какая эгоистка твоя сестра. Она без ума от этого мужчины и думает только о нем одном.
— Она собирается остаться в Америке навсегда?
— Полагаю, что так. В конце концов, она вышла замуж за американца.
— А как же Люси?
— Должна слушаться свою мать. Но сейчас главная трудность в том, кто будет ее опекать, пока Никола не приедет за ней в Лондон.
Кэрри не знала, что отвечать. Она стояла на площадке, сжимая трубку в руке, вне себя от негодования и злости на мать и сестру. Такое случалось и раньше, но никогда еще ее чувство не было таким сильным. Что за бестактного, глупого, бесчувственного мужа выбрала себе Никола! Ведь мог же он уговорить ее сказать семье о грядущем событии, прежде чем повести в Церковь Всех Святых и напялить кольцо ей на палец? Но Кэрри понимала, что если позволит себе сейчас хоть малейшее замечание, то это вызовет лишь обмен колкостями.
— Кэрри?
— Мама, я лучше тебе перезвоню.
— Ты уже говорила с Люси?
— Еще нет. Я впервые слышу о счастливом событии.
— Ты злишься?
— Нет.
— Ты знаешь мой телефонный номер в Борнмуте?
— Да, я тебе перезвоню.
— Когда?
— Через некоторое время. Может быть, и завтра.
— Не тяни с этим. Я просто больна от беспокойства.
— В этом я не сомневаюсь.
— Ладно. Ой, дорогая, желаю тебе прекрасно провести Рождество.
— Да уж, я проведу его прекрасно.
Кэрри положила трубку и с минуту постояла, чтобы остыть, собраться с мыслями и трезво оценить ситуацию. Теперь Никола — миссис Рэндал Фишер. Она вышла за него в Церкви Всех Святых, штат Флорида. Кэрри попыталась представить себе эту картину: голубые небеса, пальмы, Рэндал Фишер в белом костюме и Никола в чем-то, едва прикрывающем наготу, но модном и красивом. Интересно, были на свадьбе друзья? И кто стал посаженным отцом? Наверное, какой-нибудь старый приятель жениха. А жена этого приятеля, скорее всего, исполняла роль главной распорядительницы и красовалась в платье до пят с орхидеями у корсажа. Ну и, конечно, после церемонии все четверо укатили в какой-нибудь местный клуб отметить событие с гостями.
Но воображение Кэрри отказывалось рисовать радужные картины. Как, когда состоялось бракосочетание — неважно, главное — это свершившийся факт, который вызывает столько эмоций, переживаний и размышлений, что не знаешь, как быть.
Люси. Прежде всего надо подумать о Люси. Она первая узнала о счастливом событии, положила трубку на рычаг и куда-то исчезла. Но куда? Ей не нравится Рэндал Фишер, недаром она устроила бунт, услышав о перспективе поездки во Флориду. Что из всего этого выйдет? Если Никола настоит на своем, Люси грозит переезд туда насовсем. А ей всего четырнадцать. Ее насильно вырвут из родной почвы, перевезут в чужую страну, и для девочки начнется новая и тяжелая полоса жизни.
У Кэрри появилось дурное предчувствие. Где же сама Люси? Может, она убежала к морю, на берег, в дюны, в этот пробирающий до костей холод? Хорошо, что тут хотя бы нет скал.
Кэрри взяла себя в руки и изгнала из воображения страшные картины. Глубоко вздохнув, она поднялась в мансарду. Свет на площадке горел, но дверь спальни была плотно захлопнута. Кэрри постучала. Ответа не последовало. Она тихо открыла дверь. В комнате царила тьма. Нащупав выключатель, Кэрри зажгла свет.
— Люси?
Фигурка под бело-голубым одеялом осталась недвижима, но Кэрри почувствовала хотя и слабое, но облегчение: по крайней мере, Люси здесь, в безопасности, она не убежала из дома в ночную тьму…
— Люси.
Кэрри вошла в комнату, закрыла дверь, приблизилась к постели и присела на краешек.
— Люси.
— Уходи.
— Миленькая, это я, Кэрри.
— Я не желаю ни о чем разговаривать.
— Дорогая, я все знаю. Бабушка позвонила из Борнмута. И все рассказала.
— Какая разница. Все пропало. Все теперь пропало. Они все испортили и разрушили. Как всегда.
— Послушай, Люси, — Кэрри положила руку на одеяло, желая утешить племянницу, но та дернула плечом и сбросила руку.
— Уходи. Оставь меня в покое, — прорыдала Люси, задыхаясь от слез. И слезы эти были желчные, полные горечи и разочарования. Кэрри ее понимала, но не могла оставить в одиночестве.
— По правде говоря, я считаю, что маме не надо было так поступать и, тем более, сообщать об этом по телефону. Ясно было, что ты не придешь в восторг.
Люси откинула одеяло и повернулась к Кэрри. Мокрое лицо ее распухло от слез, а волосы, которые она так тщательно уложила в прическу, повисли сосульками. От горя и гнева она подурнела, и Кэрри вдруг поняла, что гнев девочки направлен не только против матери, но и против нее самой, потому что она тоже взрослая, а никому из взрослых верить нельзя.
— Ты тоже на ее стороне! — выкрикнула Люси. — Она ведь твоя сестра. А я ее ненавижу. Ненавижу за все, что она сделала, за то, что я никогда ничего для нее не значила. А сейчас — тем более. Не хочу уезжать в Америку. Не хочу жить во Флориде, Кливленде и где бы то ни было. Я ненавижу Рэндала Фишера, я не желаю о них говорить, оставь меня в покое! Убирайся!
Люси рывком отодвинулась от Кэрри как можно дальше, натянула одеяло на голову, зарылась лицом в промокшую от слез подушку и снова безутешно зарыдала.
— Все Кеннеди остались с нами поужинать, — нерешительно начала Кэрри.
— А мне какое дело, — еле слышно раздалось из-под одеяла.
— Я могу принести тебе ужин сюда.
— Мне ничего от вас не надо. Я хочу только, чтобы ты ушла!
Кэрри встала, понимая, что настаивать бесполезно. Она вышла и снова плотно закрыла дверь. Что же теперь делать? Она была потрясена и растеряна. Стоя на лестничной площадке, Кэрри прислушалась к голосам в гостиной. Раздался взрыв смеха. Она спустилась вниз, и тут в третий раз за вечер зазвонил телефон.
Хуже не придумаешь. Она подняла трубку.
— Алло?
— Кэрри! Это Кэрри?
— Никола?
— Да, это снова я. — Голос у Николы был пронзительный и негодующий. — Звоню уже десять минут. Не могу прорваться! Люси бросила трубку, а я ей говорила…
— Я знаю, что ты ей сказала.
— Но она швырнула трубку! Посреди разговора! Ступай и приведи ее сейчас же. Она не смеет так вести себя со мной.
— А я полагаю, что она совершенно права. Она думала, что ты звонишь, чтобы поздравить ее с наступающим Рождеством, а ты огорошила ее новостью о своем замужестве. Почему ты решила, что она придет от этого сообщения в щенячий восторг?
— Она должна радоваться! У нее теперь есть прекрасный новый папа и чудесный дом. И если бы она сразу улетела со мной тогда из Лондона, то сама бы уже во всем убедилась. Почему все мои поступки она встречает в штыки? Я же все для нее делала и делаю! Не пора ли ей подумать о благе других людей? Почему она не рада за меня? Наконец-то…