— Не беспокойся, уже ищут. Недолго ему ходить осталось.
— Бог в помощь.
— Да тут не Бог, тут конкретный человек работает, но в своем деле, как Бог.
Тамара искренне удивилась сказанному. Слышать лестные отзывы из уст самовлюбленного начальника удавалось далеко не каждому. Обычно он хвалил только себя любимого, причем, по поводу и без повода. Работники зверохозяйства втайне подсмеивались над ним, называя за глаза Самохваловым.
— Это кого вы так знатно величаете? — спросила она, теряясь в догадках. — В наших краях, вроде бы, таких не водится.
— Кого надо, — со шпионским прищуром сказал директор. — Насквозь видит, как рентген, практически.
— Ни дядь Коля это, случаем?
— Какой дядь Коля?
— Николай Петрович.
— А какой он те дядя? Дед уж давно.
— Кому как, — кокетливо дернула шейкой Тамара. — Так о нем, что ли, речь?
— Ух, какая ты шустрая, ничего от тебя не скроешь.
— Так вы и не скрывали, сами все рассказали.
— Мне скрывать нечего — это жулик пусть скрывается. Я человек открытый, прямой. Да, признаюсь — попросил Петровича пособить.
— А я его сегодня встретила.
— И как он?
— Как обычно. Красавицей назвал.
— Это он может. Хитрющий дед, хитрющий.
Тамару подобный отзыв, естественно, не порадовал. Это означало, что красавицей ее мог назвать разве что хитрый, неискренний человек. Слегка обидевшись, она стала смотреть в окно, за которым мелькали пушистые березки, кряжистые клены, высокие, как парусные мачты, тополя.
— Ну, чего замолчала, Тамара? Что там дальше?
— Да ничего, — без настроения ответила она. — Я пошла на другую улицу, а он к Колосковым, вроде бы, подался.
— Вот молодец, по списку идет, — с довольным видом сказал директор. — Как дойдет до крайнего, так и поставит вот такенную точку, — он показал увесистый кулак. — Правда, мы с главбухом думали, что он ее на Горбунове поставил. Но, видно, промахнулись.
— А по какому списку он идет? — полюбопытствовала Тамара.
— Да это я так, о своем. Что он еще говорил?
— Еще?.. Что уезжать отсюда собирается.
Директор встрепенулся. Вот это новость! Неужели старый хрыч решил ему такую свинью подложить? Взялся за гуж и никуда не понес. И ведь ни слова не сказал, хитрец, когда о деле договаривались. Про здоровье что-то бубнил, про возраст, а о переезде — ни гу-гу. Зачем было мудрить? Ну признался бы, мол, так и так, уезжаю я от вас, не взыщите, мол, не серчайте. Но ведь промолчал. Ох хитрит что-то дед Петрович. Крутит, вертит, думает какую-то думку. Знать бы только, какую, чтоб в дураках не оказаться.
— И когда он уезжать собрался? — включил третью скорость директор.
— Не знаю, думаю, еще нескоро.
— А не надо тебе думать. Тут есть, кому думать.
Машина, ускоряясь, запрыгала по кочкам.
Глава 9
В РУВД Полынцев зашел перед самым обедом. В коридорах уже толпились сотрудники, собиравшиеся на встречу с гастритом в столовую. Перездоровавшись со всеми, а с некоторыми обмолвившись парой слов, он, наконец, добрался до кабинета № 209. За дверьми его скрипел противный голос Мошкина.
— Потом второй труп, потом третий и каждый раз — в раскопанных могилах. А по ночам туда приходит Гробокоп: огромный, страшный, в длинном, на шнуровке, балахоне с высоким треугольным колпаком. И без лица.
— Как это? — ахнула Инна.
— А вот так! Поворачивается он к тебе — а в капюшоне пусто!
Полынцев без стука распахнул дверь. Инна ойкнула, Мошкин, сидевший за столом напротив, вздрогнул.
— Ты обалдел, что ли — без стука врываешься?! — вскрикнула девушка, нервно поправляя прическу.
— Хамло, — поддержал ее былинный сказитель.
— Я слышу — в кабинете мужской голос, — оправдываясь, промямлил Полынцев. — Думаю, зачем стучаться: не переодеваешься же ты перед ним.
— Откуда ты знаешь? — съехидничала Инна. — Мало ли, чем я занимаюсь.
Мошкин посмотрел на него, как Донжуан на Квазимодо: «Ходят тут всякие».
— Ну, тогда дверь закрывайте, — потеряв настроение, развернулся Полынцев.
— Чего хотел-то? — уточнил сыщик.
— Забыл уже. Счастливо, не буду вам мешать.
— Ты сейчас куда?
— В столовку.
— А откуда?
— С завода. Внука искал.
— Нашел?
— Да. То есть, нет. В командировке он, в другом городе.
— В каком?
— Не узнал.
Полынцев только сейчас вспомнил, что забыл спросить у кадровика, куда именно уехал инженер. А если он находился в соседней области? А если мог легко приехать домой на выходные? Новый поворот в деле? Еще один участник?
— Понимаю — склероз, — прервал его размышления Мошкин.
— Склероз, — согласился Полынцев.
— Это тебя не красит. Опять версию провалил.
— При чем тут я? И кого я еще провалил?
— Ну, как же — вчера гробокопа упустил.
Глаза Инны загорелись.
— Ты его видел?!
— Ну да, — скромно кивнул Полынцев, заодно передумав разоблачать глупый рассказ коллеги.
— А как упустил?
— Погнался, и не догнал.
— Так ты за ним гнался?! — восхищенно захлопала ресницами Инна.
Мошкин ревностно скривил губы. История неожиданно заработала против него. Старался, старался, нагонял жути на девушку и, нате вам, получите. Нет, без боя сдавать позиции нельзя. Тем более, с таким трудом завоеванные. Может быть, впервые в жизни она слушала его с искоркой в глазах. Может быть, именно сейчас в ней пробуждались те самые чувства, от которых зависела его холостяцкая жизнь. Нет, нужно срочно принимать контртеррористические меры. Иначе, все вылетит коту под хвост.
— Прошляпил, в общем, Гробокопа, — съехидничал сыщик, пытаясь развенчать успех Полынцева. — А сегодня, ко всему прочему, еще и родственное звено профукал.
— Сам же говорил, что звеньев слишком много. Теперь уже меньше. Ты, кстати, сам что-нибудь сделал?
— А как же. Во-первых: установил, что дед убит из «ТТ», а кавказец — из «ПМа». Смерть наступила приблизительно в одно время. Значит — была перестрелка. Во-вторых: узнал, что последний старик похоронен — а, стало быть, и задушен — раньше первого. Отсюда можно предположить… например… если хорошо подумать…
— Что?
— А черт его знает. Что-то, наверное, можно предположить, но у меня сейчас предполагалка не работает.
— Ты это сам проверял?
— Почти. Увэдэшные опера подсуетились. Им проще. Они к экспертам ближе.
— А сам, что делал?
— Вот, — неопределенно развел руками Мошкин. — Материал нарабатывал, версии обдумывал.
Сказано это было тоном Шерлока Холмса, посвящавшего доктора Ватсона в свои исключительно умные и чрезвычайно секретные дела.
— Я вижу, — кивнул Полынцев на Инну.
— Я, между прочим, считаю, что ранее судимый дед и ранее судимый спасатель могли вполне скооперироваться и придушить второго старика. Спросишь, за что? Да неважно: по родственным мотивам, например. А потом им же за это и отомстили.
— Спасатель-то, живой. Значит, расчет неверный.
— А ты, между прочим, его опросил? — начальственно спросил оперативник.
— Когда б я успел?
— Конечно, к следователям мы успеваем зайти, а для свидетелей у нас времени нет.
— Этот прием, Мошкин, называется: «Сам дурак», — сказала Инна, поднимаясь из-за стола. — Вообще-то, ты нахальней, чем я думала.
— Да я же шучу, ты разве не поняла. Ну, скажи, Андрюха, я ведь шучу.
Полынцев подтвердил.
— Он только так и шутит, по-другому не умеет.
— Так. Выметайтесь отсюда оба, я на обед пошла.
Вовка уже полчаса крутился возле дома Петровича, ожидая, когда тот выйдет на улицу. Обычно, в это время старик уже стоял у ворот, но сегодня они были заперты.
Местные петухи смирно сидели на заборах, боясь соскакивать на дорогу. Дерзкий малец, обладавший силой «волшебного пенделька» и вооруженный крепкой занозистой палкой, вызывал в птичьих потрохах нервические судороги. Теперь даже гуси предпочитали обходить его стороной. И индюки. И селезни. Словом, заняться Вовке было нечем, точнее, некем.
Походив, как часовой, под высокими воротами, поглазев в дырки и узкие щелочки — в которых, кстати сказать, ничего не было видно — он решил таки зайти в ограду.
Забор для деревенского сорванца не представлял никакого препятствия. В два счета, по-кошачьи, взобравшись на него, он ловко спрыгнул во двор и воровато осмотрелся… Никого… Подойдя к рассохшейся собачьей конуре, на всякий случай заглянул вовнутрь. Тоже пусто. Дверь в доме была не заперта — значит, дед на месте. С силой дернув массивную ручку, он переступил высокий крашеный порог.
— Дед Коль, ты дома?
Тишина…
На душе у Вовки появилось нехорошее предчувствие. Сейчас заглянет в комнату, а там — мертвяк. Стоит ли заходить? Поборовшись с собой секунду-другую, он все же решил, что стоит. Оглядываясь по сторонам, на цыпочках двинулся дальше…
В кухне — никого… В печке — тоже. Сейчас самое страшное — комната. Выглянув из-за косяка, чтоб, если что, тут же броситься обратно, он хорошенько присмотрелся. Но нет — диван пустой, на кресле лежит старая меховая жилетка. Прошел по стеночке к спальне… Здесь тоже ни души. Кровать аккуратно заправлена, тахта накрыта покрывалом. От сердца отлегло: значит, Петрович жив. Наверное, копается где-нибудь в своем огородике. Окно выходило как раз туда. Он встал на цыпочки и выглянул наружу. Ага, вот и учитель: присел у грядки, льет воду в торчащие из-под земли шланги. Чудно, мамка так грядки не поливает. Отпрыгнув от окна, Вовка бросился во двор.
Петрович, вылив из ведра остатки воды, снял воронку с широкого гофрированного шланга.
— Хорошего помаленьку, — крякнул он, переходя ко второму, точно такому же.
— Дед Коль, ты чего делаешь? — забежал в огород радостный помощник.
Петрович нахмурился.
— Я-то грядки поливаю. А вот ты, как сюда попал?
— Тебя искал.
— Я спрашиваю, как попал?! — строго спросил Петрович.
— Через забор, — промямлил Вовка.