В катакомбах Одессы — страница 8 из 23

В канун прибытия в Одессу офицеры долго просидели за картами, встали поздно и поэтому завтракали только в полдень. После завтрака пили кофе, который приготовил майор Курерару на дорожной спиртовке. Белые палочки сухого спирта еще догорали невидимым, чуть голубоватым пламенем, и майор кончиком ножа сгребал их на середину жаровенки под дно кофейника.

Постороннему человеку могло бы показаться странным, что румынские офицеры, оставаясь наедине, предпочитали разговаривать по-русски, а выходя ненадолго в коридор, на людях, переходили на румынский язык. Но в том-то и дело, что они все трое в прошлом были русскими белогвардейскими офицерами, много лет назад получившими пристанище в Бухаресте.

Георгиу Ионеску — Георгий Андреевич Иванов — в прошлом работник деникинской контрразведки. Курерару — он же Иван Степанович Кунин, Васильев, Степанов… — трудно сказать, какая фамилия была настоящей. От прошлого он оставил только имя, остальное, в том числе и отчество, менял в эмиграции в зависимости от обстоятельств.

Николау Аргир, он же Кочубей — он же Николаи Васильевич Галушко — родился в Одессе, провел там долгие годы, потом бежал с деникинскими войсками в Турцию, осел в Кишиневе, пришелся ко двору в сигуранце и до самой войны занимался переброской диверсионных шпионских групп на территорию Советского Союза.

Прошло больше двадцати лет с тех пор, как Аргир покинул свою землю. Огромную страну, бывшую когда-то его родиной, он по-прежнему называл Россией. Она не волновала его, не тревожила, только вызывала неприязнь, почти озлобление к людям, населявшим ее. В них, в советских людях, видел он причину своих жизненных неудач, своей неустроенности, одиночества, даже подлости и пресмыкательства. Россию он видел только ночами, когда переправлял через границу шпионов и террористов, либо глядел на далекие села в полевой бинокль или в тщательно замаскированную стереотрубу. Для него это была страна чужая и враждебная. Теперь он ехал в ту часть России, которую называли Трансистрией, в город Антонеску[3], в котором он когда-то жил.

И все же Аргир-Галушко более чем с любопытством смотрел в окно на мелькавшие перед ним разбитые полустанки, будто вымершие поселки, украинские хаты, запорошенные снегом. В душе его поднималось нечто такое, что он иронически называл «сантиментами».

Курерару вывел его из задумчивости.

— Сосет, Николай Васильевич? Дым отечества, а?

— Да что вы! — отмахнулся Аргир. — Давным-давно все рассеялось.

— Ну, не скажите, — возразил Ионеску, — Россия всегда чем-то тревожит. Не так-то это просто, господа.

— Признаюсь, — засмеялся Курерару, — меня больше тревожит, как бы не взлететь на воздух. Мы въезжаем в вотчину одесских катакомбистов. Вот полюбуйтесь.

За окном лежали присыпанные снегом остовы вагонов, нагроможденные один на другой. Их так и не убрали после крушения, только сбросили с полотна железной дороги.

Курерару уже бывал в Одессе после оккупации города, приезжал с инспекцией по случаю взрыва комендатуры. В дни приезда комиссии и произошло крушение. Теперь он напомнил спутникам:

— Одних убитых двести тридцать шесть человек. Вот вам и Бадаев. Дорого бы я дал, чтобы встретиться с ним в своем кабинете.

— Наоборот, — возразил Ионеску, — это вам заплатят за него хорошую цену. Только поймайте. Гарантирую по сто тысяч каждому.

— Вы не так-то уж щедры, господин полковник, сто тысяч лей в наше время не такие большие деньги. И все же ловлю на слове. По рукам!.. Вы присоединяетесь?

— Конечно! — воскликнул Аргир. — Леи никогда не лишни.

Бухарестский поезд в Одессу приходил днем. И вообще пассажирские поезда здесь предпочитали пропускать засветло. Одесский вокзал был разрушен, и поэтому поезд остановился на товарной станции перед пакгаузом, превращенным в зал ожидания первого и второго класса. На дебаркадере, приподнятом высоко над землей, прибывших встретил подполковник Пержу — курносый, розовощекий толстяк с ленивыми глазами. С ним было несколько работников сигуранцы.

Полковник Ионеску представил своих спутников. Из соседнего вагона вышли остальные. Подошли, щелкнули каблуками. Подполковник перечислил их всех по фамилиям:

— Локатинент Харитон!.. Локатинент Жоржеску!.. Локатинент Тылван!.. Локатинент Друмеш!..

В приехавшей группе контрразведчиков никого не было ниже локатинента — старшего лейтенанта румынской армии.

— Смотрите, какое войско! — воскликнул довольный Пержу. — Теперь дело пойдет… Не так ли, полковник?!

Ионеску подавил раздражение, поднявшееся было против этого самонадеянного бездельника, который о себе так много мнит. Но что поделать — Пержу человек со связями, это надо учитывать. Ионеску расплылся в улыбке:

— Конечно, конечно!.. Мои люди полностью в вашем распоряжении…

На другой день в городской комендатуре проводили совещание, которым руководил командующий войсками в Одессе генерал Генерару. Но всем было ясно, что Генерару — фигура подставная и главную скрипку на совещании играет полковник Шольц, начальник одесского гестапо. Он сидел рядом с генералом и время от времени что-то шептал ему. Генерал подобострастно слушал и утвердительно кивал головой.

Из румынских контрразведчиков на совещание пригласили только двоих: Ионеску и Курерару. Не позвали даже Аргира-Галушко, учитывая большую секретность совещания.

Говорили о мерах борьбы с партизанами, особенно с группами диверсантов, засевших в Одесских катакомбах. Докладывал подполковник Пержу. Картина вырисовывалась мрачная.

Первоначально могло показаться, что дамбу на лимане взорвали отступившие русские войска, саперы. Точно так же как городскую комендатуру — заложили в подвале бомбу замедленного действия. Но вскоре последовали другие взрывы, которые показали, что руководство диверсиями ведется из единого центра. Есть данные, что во главе подполья стоит некий Бадаев, присланный из Москвы с группой чекистов. Об этом сообщил некий Фрибта, которого удалось завербовать румынской тайной полиции. Пержу выразил сожаление, что осведомителя недавно нашли убитым в его квартире.

Ионеску-Васильев сидел рядом с майором Курерару. Он наклонился к нему и сказал шепотом:

— Вот откуда надо начинать — с убийства осведомителя. За эту нитку надо и ухватиться… И не церемониться при допросах! Когда я работал в контрразведке генерала Деникина…

Старый контрразведчик не договорил — Генерару дал слово начальнику гестапо полковнику Шольцу. Оба стали слушать. Шольц сухо сказал, что положение в Трансистрии вызывает недовольство и озабоченность Берлина. Верные союзному долгу, немецкие военные власти решили оказать помощь руководителям Трансистрии. Для этой цели в город прибыл оберштурмбаннфюрер господин Ганс Шиндлер, снабженный самыми широкими полномочиями рейхсфюрера Гиммлера.

Начальник гестапо представил человека в штатском, сидевшего у окна и, казалось, не проявлявшего интереса к разговорам на совещании. Шиндлер поднялся, как деревянный, кивнул головой и снова опустился в кресло.

Этот человек с маленьким, крепким подбородком и брезгливо опущенными уголками губ был ближайшим сотрудником Гиммлера. Начальник гестапо еще добавил, что отныне во главе борьбы с большевистским подпольем в Трансистрии становятся господин Шиндлер и его группа «Мертвая голова», с которой румынской контрразведке и надлежит согласовывать свою работу.

После совещания майор Курерару поручил Аргиру-Галушко расследовать убийство Фрибты.

Прошло не менее недели бесплодных поисков, когда случай помог, наконец, Аргиру напасть на след.

С приездом в Одессу Аргир начисто изменил свою внешность. В солдатской шинели советского образца, в фуражке неизвестного происхождения, в грубых башмаках и обмотках — только в таком виде появлялся он теперь на улицах города. Аргир походил на пленного, бежавшего или освобожденного из лагерей. В Одессе таких было немало.

Капитан Аргир с Жоржеску и Друмешем, тоже переодетыми в штатское, проходили мимо полицейского участка, когда встретили дворника того дома, где произошло убийство Фрибты. Аргир всячески старался поддержать версию, что убийство совершено грабителями-уголовниками, поэтому дворник был искренним и активным помощником в розыске бандитов. Завидев Аргира, дворник устремился к нему навстречу. Он делал какие-то непонятные знаки и указывал на противоположную сторону улицы.

— Будто вон тот, видите, в кубанке, рыжеватый. Точно не скажу, но похож. Может, он самый и есть…

Дворник указывал на подростка, что шел по Преображенской улице — тот самый, который заходил ночью в их двор перед убийством Фрибты. Дворник сказал еще, что подросток только что встретился с высоким человеком, поговорили недолго и разошлись. Высокий только что вышел из полиции.

— Во-он он идет, — указал дворник на человека в коричневом пальто и шапке. Человек этот через минуту исчез за углом.

— Друмеш, — сказал по-румынски Аргир, — за мальчишкой! Узнать, где живет, кто он. Быстро!

Жоржеску он поручил следить за высоким человеком в коричневом пальто. Агенты мгновенно исчезли.

Капитан Аргир проводил глазами своих агентов и пошел в сигуранцу на улицу Бебеля. Вскоре следом за ним явились и его помощники. Друмеш пришел ни с чем. Подросток водил, водил его по городу и вдруг исчез, будто провалился сквозь землю. Поход Жоржеску оказался более удачным: человек в коричневом пальто живет на Нежинской улице. Сначала он прошел в слесарную мастерскую, провел там с полчаса и вышел. Вслед ему кто-то крикнул: «Петр Иванович, мастерскую закрывать будем?» Он сказал: «Ладно, закрывайте» — и ушел во двор дома.

Идти за ним следом Жоржеску не решился, боялся раскрыть себя. На вывеске слесарной мастерской прочел: «П. И. Бойко» Скорее всего он и есть хозяин мастерской. Жоржеску описал приметы человека, за которым вел слежку. Высокий, узкие, полукруглые брови, большой тонкий нос с горбинкой. Глаза светлые, пронзительные. Одет в коричневое ратиновое пальто, на нем серый шарф, меховая шапка, на ногах штиблеты…