гли изменить жизнь, а могли разрушить. Открывай, входи – и увидишь.
– Я не хочу оставаться там, где от трупов так просто избавляются, – сказала Анджела. – Я не за этим сюда приехала.
– Хватит изображать из себя святошу, – огрызнулась Джек. – Где жизнь, там и трупы. Или думаешь, мы правда поверим, что ты бегала по радугам и ни разу не видела, чтобы кто-то упал? Если уж человек свалился с неба, он не поднимается, не отряхивается и не идет дальше. Он умирает. И уже не оживет, если только не окажется где-нибудь вроде Пустошей. От этих тел тоже кто-то избавлялся. Оступись ты хоть раз – и от твоего избавились бы точно так же.
Анджела уставилась на Джек широко раскрытыми испуганными глазами.
– Я никогда об этом не думала, – сказала она. – Я видела… Видела, как люди падали. Радуги ведь не твердые, они расходятся под ногами. Обувь нужна подходящая, но все равно можно провалиться, если скорости не хватит.
– Кто-то избавлялся от этих тел, – повторила Джек. – Прах к праху, верно? Если мы позвоним родителям Лориэль и расскажем, что случилось, нам конец. Всех, кому нет восемнадцати, отправят домой, к любящим родителям. Года не пройдет, как половина будет сидеть на совершенно не нужных им нейролептиках. Одно утешение, хоть кто-то проследит за тем, чтобы вы вовремя поели – самим-то будет не до того, будете сидеть и смотреть в стену. Остальные окажутся на улице. Без аттестатов, без всяких навыков выживания в этом мире, которому мы не нужны.
– У тебя-то, во всяком случае, перспективы неплохие, – сказал Кристофер, снова поглаживая кость. – Во сколько колледжей тебя уже приняли?
– Во все, куда я подавала документы, но везде требуют сначала окончить школу, – сказала Джек. – К тому же я должна думать о Джилл. Не могу же я отчалить в большой мир и бросить сестру на произвол судьбы.
– Я и сама могу о себе позаботиться, – сказала Джилл.
– Тебе не придется, – сказала Элеанор. Усталой походкой она вошла в комнату, посмотрела на Джек и Кейда и сказала: – Вот что, мои хорошие, сделайте так, чтобы она исчезла. Спрячьте ее так, чтобы я тысячу лет искала и не нашла. Мы закажем поминальную службу. Почтим ее память как полагается. Но я не могу из-за одной жизни ставить под угрозу всех нас. Я почти жалею, что не могу. Я бы тогда чувствовала себя не чудовищем, а все той же маленькой девочкой, что когда-то танцевала с лисицами под медленной октябрьской луной. Но у меня не хватает духа.
– Конечно, – сказала Джек и приподнялась с места.
Но Анджела раньше нее вскочила на ноги.
– Она ее убила, а вы ей отдаете тело? – взвизгнула она, тыча пальцем в Джек. На лице у нее застыла маска негодования. – Она убийца, монстр в женском обличье! Лориэль это знала, и я знаю, и не могу поверить, что вы не знаете!
– Очень трогательно про «женское обличье», хотя немного оскорбительно – если уж считаешь, что я совершила преступление, необязательно цеплять на него розовый бантик, – сказала Джек. – Зачем мне глаза, Анджела? Оптика – не моя специальность. Не сомневаюсь, что палочки и колбочки у нее должны были сформироваться любопытнейшим образом, но у меня здесь нет ни условий, ни оборудования, чтобы их исследовать. Если бы я хотела убить ее ради глаз, я бы сделала это лет через десять, когда получила бы хорошее место руководителя исследований и разработок в какой-нибудь биотехнологической фирме, достаточно крупной, чтобы с легкостью отделаться от обвинения в убийстве. А сейчас мне совершенно незачем было ее убивать.
– Может, мы все-таки перестанем тыкать друг в друга пальцами и займемся делом? Пожалуйста! – Кейд встал. – Нам с одним трупом хватит возни. Новых мне лично не надо.
– Я могу помочь, – сказала Нэнси. Все повернулись к ней. Она слегка покраснела, но упрямо договорила: – Я могу проследить за тем, чтобы ничто не оскорбило достоинства покойной. Останки ушедших меня не пугают.
– Ну ты жуть ходячая, – одобрительно сказал Кристофер. Он встал и сунул кость в карман. – Я тоже помогу. Девушка-скелет никогда мне не простит, если я этого не сделаю.
– А я не буду, – сказала Джилл. – Еще платье запачкаю.
– Спасибо всем, – сказала Элеанор. – Утренние занятия сегодня отменяются. Увидимся после обеда. Надеюсь, к тому времени вы возьмете себя в руки и сможете взглянуть на ситуацию трезво.
– Не стоило бы упоминать руки и глаза лишний раз, – заметила Джек, но вид у нее был задумчивый, почти печальный. Она вышла из комнаты первой, Кейд и Нэнси – за ней. Кристофер шел последним. Кость торчала из заднего кармана, как поднятый средний палец. Дверь за ним захлопнулась.
Вместе они вышли на крыльцо. Лориэль все так же лежала на траве, укрытая простыней, и первая мысль Нэнси была: если так пойдет и дальше, у них скоро кончится постельное белье. Они с Кристофером и Джек спустились с крыльца. Кейд замялся.
– Извините, – сказал он. – Я не могу. Просто… не могу. Я никогда этого не делал. – В Призме он был принцессой – тогда ведь еще никто не догадывался, что он на самом деле принц. В отличие от остальных, ему никогда не приходилось иметь дело с мертвыми. Конечно, он убивал людей. Именно это принесло ему титул принца гоблинов. Но после удара меча их смерть была уже не его делом.
– Ничего страшного, – мягко сказала Нэнси, оглянувшись через плечо. – Мертвые – народ понимающий, не то что живые. Мы сами с ней разберемся. А ты будешь нашей охраной.
– Это я могу, – сказал Кейд с облегчением.
Нэнси, Джек и Кристофер приблизились к телу. Эти трое принадлежали к очень разным традициям. У Нэнси смерть во всех своих проявлениях вызывала только благоговение. Кристофера не особенно волновала бренная плоть, а вот кости были вечными и заслуживали соответствующего обращения. Для Джек смерть была преградой, которую предстояло преодолеть, а труп – ящиком Пандоры, таящим в себе удивительнейшие возможности. Но любовь к ушедшим была свойственна всем троим, и, когда они подняли Лориэль с земли, их руки были нежными и бережными.
– Если мы отнесем ее в подвал, я могу приготовить состав, чтобы удалить ткани с костей, – сказала Джек. – Любая судебно-медицинская экспертиза все равно покажет, что скелет свежий, но все-таки.
– Когда от нее останется один скелет, я смогу выяснить, что с ней случилось, – почти смущенно сказал Кристофер.
Все смолкли. Наконец Джек с сомнением проговорила:
– Извини, но это звучит как признание, что ты умеешь разговаривать со скелетами. Почему мы раньше никогда об этом не слышали?
– Потому что я слышал, как ты сказала, что умеешь воскрешать мертвых. И видел, как все отреагировали, а я предпочитаю все-таки иметь какой-никакой круг общения в этой школе, – сказал Кристофер. – Куда мне деваться, если со мной никто не станет разговаривать – отсюда даже в какую-нибудь пиццерию не сбежишь. Только не говори, что я мог бы разговаривать с тобой и твоей сестрой. Вы вообще ни с кем не разговариваете.
– Это он верно подметил, – сказал Кейд с крыльца.
Нэнси нахмурилась.
– Со мной разговаривали.
– Потому что Суми их заставила, и потому что ты побывала в мире призраков, – ответил Кристофер. – Это, наверное, достаточно близко к фильму ужасов, вот они и сделали для тебя исключение. А с Суми они разговаривали, потому что от нее деваться было некуда. Суми – это же был торнадо в миниатюре. Если уж налетит – держись крепче и лети, куда несет.
– У нас есть веская причина, чтобы общаться только друг с другом, – скованно проговорила Джек и покрепче ухватила Лориэль за плечи. – Большинство из вас имели дело с единорогами и туманными лугами. А у нас были Пустоши, и, если бы туда и забрел какой-нибудь единорог, он бы, скорее всего, питался человечиной. Мы быстро поняли, что рассказывать другим о наших приключениях – значит оттолкнуть от себя всех, а тут все социальные связи как раз и держатся на рассказах о своих приключениях. О дверях и о том, что было после того, как мы их открыли.
– Я был в стране веселых танцующих скелетов, и мне там сказали, что я когда-нибудь вернусь к ним и женюсь на Девушке-скелете, – сказал Кристофер. – Тоже довольно радужно в своем роде, но больше в духе Día de los Muertos[2].
– Кажется, нам давным-давно следовало с тобой поговорить, – сказала Джек. – Давайте отнесем Лориэль в подвал.
С телом Лориэль на руках они обошли дом вокруг и наконец увидели дверь в подвал, через которую когда-то носили в дом уголь и продукты. Руки у всех были заняты, Нэнси оглянулась через плечо и окликнула:
– Кейд, ты нам нужен.
– Это я могу. – Кейд подбежал и открыл дверь в подвал. Из нее потянуло холодным могильным воздухом. Кейд придержал ее, чтобы остальные прошли, а затем сам вошел следом и закрыл дверь. Она захлопнулась с каким-то зловещим стуком, и стало темно. Нэнси долго жила в Чертогах мертвых, где свет никогда не горел в полную силу. Там всегда стоял полумрак, чтобы яркий свет не резал чувствительные глаза. Кристофер привык ориентироваться в мире скелетов, где глаз ни у кого не было, и многие давно забыли о земной жизни, в которой нельзя обходиться без света. Джек достаточно было мимолетной вспышки, чтобы все разглядеть. Только Кейд споткнулся, пока они спускались по лестнице, но удержался на ногах.
– Подержите ее секунду вдвоем? – спросила Джек. – Свет нужно включить, пока кто-нибудь из вас, бегемотов, не споткнулся и не раздавил что-нибудь ценное.
– Вот тебе и еще одна причина, почему с тобой никто не разговаривает, – заметил Кристофер. – Ты все время какая-то злющая. Даже без всякой причины. Можно же просто сказать «пожалуйста».
– Пожалуйста, подержите ее секунду вдвоем, пока мы не опрокинули на себя банку с кислотой, в которой я собиралась растворить ее тело, – сказала Джек. – Мне как-то приятнее иметь нормальные ноги, не костяные. Возможно, вам тоже.
– Пока что да, – сказал Кристофер. Он обхватил Лориэль поперек туловища, сцепил руки. – Ну вот, вроде бы держу.
– Отлично. Я сейчас. – Джек отпустила тело, и Нэнси с Кристофером почувствовали, что оно стало тяжелее. Они услышали легкие шаги по бетонному полу подвала, а затем спокойный голос Джек: – Лучше пока закрыть глаза.