Все утро сначала одна двоюродная сестра, а потом другая бегали на кухню за советами относительно шарад. Они всегда возвращались, чем-то чавкая или вытирая крошки со рта, а раз или два приносили лакомства для всей компании. Наконец все дети, включая Эдмунда, удалились, Лора осталась одна и, воспользовавшись возможностью, решила хорошенько рассмотреть в высоком треснувшем зеркале, прислоненном к стене, свой «свадебный наряд». Но собственное отражение задержало ее внимание лишь на миг, ибо в зеркале она увидела ранее не замеченный ею альков, битком набитый книгами. Книги стояли на полках, лежали стопками на полу, валялись беспорядочными кучами, будто вытряхнутые из мешков. Да так оно и было в действительности, поскольку позднее ей сказали, что это книжное собрание являло собой нераспроданные остатки библиотеки, происходившей из одного богатого дома. Ее дядя, известный книголюб, побывал там на распродаже мебели, и ему разрешили забрать оставшиеся книги при условии, что он сам их вывезет. Несколько наиболее презентабельных томов уже водворились на первом этаже, однако основная часть собрания еще ожидала, когда у хозяина отыщется свободное время, чтобы разобрать книги.
Следующие четверть часа на чердаке было очень тихо, потому что Лора, до сих пор не снявшая «свадебную фату», стояла на коленках на голых досках, счастливая и оживленная, как молодой жеребенок на поле зеленой пшеницы.
Там были сборники старых проповедей, которые девочка оставила без внимания; естественная история мира, которая могла бы ее привлечь, если бы не обилие других возможностей для исследования; истории, грамматики, словари, «памятные альбомы» с пестрыми изображениями красивых томных дам, склоняющихся над могилами под плакучими ивами или красующихся перед зеркалами в бальных нарядах (надпись под иллюстрацией: «Придет ли он сегодня?»). Имелись там и старые романы, и поэзия. Труднее всего было решить, за что взяться в первую очередь.
Когда внизу Лору хватились и пришли звать на обед, она уже с головой погрузилась в чтение ричардсоновской «Памелы, или Вознагражденной добродетели», и потом домашние беспрестанно подшучивали над девочкой, ибо когда Эми протараторила ей в ухо: «Ты любишь яблоки в тесте?», она подскочила и вид у нее сделался совершенно ошеломленный.
– Лора – книжный червь, книжный червь, книжный червь! – распевала Эми сестрам с таким видом, будто сделала поразительное открытие, так что Лора задумалась: может, книжный червь – это что-то нехорошее? Но тут кузина добавила: – Совсем как папа.
Она притащила с собой первый том «Памелы», чтобы доказать безнадежное книгочейство Лоры, и теперь осведомлялась у своей матери, не может ли Лора оставить его себе. Просмотрев книгу, та явно засомневалась, ибо поняла, что это любовный роман, хотя и не смогла определить, насколько он неподходящий для читательницы в столь нежном возрасте. Но дядя Том, как раз в это время явившийся к обеду и слышавший всю историю, сказал:
– Пусть оставит ее себе. Тот, кто способен наслаждаться чтением, не бывает слишком юн или, если на то пошло, слишком стар для какой-то книги. Пусть читает, что ей нравится, а когда ей надоест читать про себя, она может прийти ко мне в мастерскую и почитать мне вслух, пока я работаю.
– Бедная Лора! Вот так вляпалась! – рассмеялась озорница Нелл. – Как только ты начнешь читать папе, он тебя уже не отпустит. Тебе придется вечно торчать в его вонючей лавке и бубнить его скучные старые книжки.
– А ну-ка! Чем меньше ты будешь об этом разглагольствовать, тем лучше, доченька. Кто приходил ко мне почитать и так осрамился, что я больше никогда их не звал?
– Я! Я! Я! – одновременно воскликнули все девочки, а их отец рассмеялся и сказал:
– Видишь, Лора, какие пустышки. Дай им один из маминых журналов с модными картинками, руководствами по изготовлению всяких финтифлюшек и слащавыми рассказами со свадебными колоколами в конце – их за уши не оттащишь; но предложи им почитать что-то, над чем необходимо немного поразмыслить, и они быстро притомятся, им станет слишком жарко, слишком холодно, вдруг выяснится, что они не переносят запаха сапожного вара, или им покажется, будто кто-то стучится в парадную дверь и надо идти открывать. Больше года назад Молли взялась читать мне «Путь паломника» – по собственному почину, потому что ей понравились картинки, – и довела беднягу только до «Трясины отчаяния». После этого ей пришлось отпрашиваться на денек для подгонки нового платья. Потом еще и еще для чего-то, так что бедный Христианин по ее милости до сих пор вязнет в болоте. Но когда ты будешь мне читать, Лора, мы примемся не за «Путь паломника». Для молодежи он скучноват. Я читал его много раз и надеюсь прочесть еще столько же, прежде чем потеряю зрение, зарабатывая на жизнь этим неблагодарным юным вертихвосткам. Великая старая книга «Путь паломника»! Впрочем, у меня есть нечто, что понравится тебе куда больше. «Крэнфорд»![22] Слыхала об этой книге, Лора? Нет, думаю, не слыхала. Что ж, тебя ждет упоительное наслаждение.
В тот же день они взялись за «Крэнфорд», и как же полюбилась Лоре милая мисс Мэтти! Дядя Том был доволен чтением племянницы, хотя ему не слишком нравилось исправлять ее ошибки. Усевшись на конце рабочей скамьи, он обеими руками вытягивал из кожи вощеную нить и, ласково поблескивая глазами из-под очков, говорил:
– Помедленнее, Лора, и не так театрально. Не переигрывай. Эти благородные пожилые леди, очень чопорные и благовоспитанные, не стали бы повышать голос, услышь они даже трубы ангелов, возвещающие конец света.
Или более мягко, будничным тоном, словно верное произношение не имеет большого значения, но все же неплохо ему соответствовать, замечал:
– Полагаю, это слово произносится так-то, Лора.
И Лора повторяла слово за дядей по слогам, пока более-менее не усваивала его. Прочитав про себя так много книг и будучи сообразительной читательницей, она знала значения сотен слов, которые никогда даже не пыталась произнести, пока не начала читать вслух дяде Тому. Хотя тот, должно быть, испытывал сильное искушение, он ни разу не улыбнулся, даже после самых нелепых ее промахов. Много лет спустя в одном разговоре дядя Том произнес вместо «благодарность» – «благодатность» и добавил:
– Как однажды прочитала Лора.
И оба они от души посмеялись над не столь уж ошибочным произношением.
XIЧудаки дяди Тома
Чтение вслух продолжалось и следующим летом, когда Лора снова проводила летние каникулы у кузин, и позднее, когда Кэндлфорд на несколько лет сделался ее вторым домом. Каждый день, когда двоюродных сестер удавалось уговорить пойти куда-нибудь или заняться чем-нибудь без Лоры, она стучалась в дядину мастерскую, слышала знакомый вопрос: «Кто там?», отвечала: «Фирма „Книжные черви“», получив разрешение, входила, садилась у распахнутого окна, обращенного на сад и реку, и читала, а дядя Том работал.
Часто чтение приходилось прерывать, потому что в мастерскую являлись заказчицы, иногда устраивавшиеся в особом мягком «кресле для клиенток», чтобы поболтать. В этом кресле сиживали и те, кто оказывался здесь не по делу, потому что у дяди было много друзей, которые любили заглядывать на огонек, проходя мимо, особенно в те дни, когда в газете печатали что-нибудь особенно интересное.
– Просто хотел узнать, что вы об этом думаете, – говорили они, и Лора замечала, что, какое бы мнение ни высказал дядя Том, оно всецело принималось гостем, так что перед его уходом нередко выдавалось за свое собственное.
По вечерам дядина мастерская превращалась в своего рода клуб для окрестных молодых рабочих, которые садились на перевернутые ящики, курили, беседовали, играли в шашки или домино. Дядя Том говорил, что ему нравится видеть вокруг себя юные лица, к тому же «клуб» удерживает молодежь от посещения паба. Появление рабочих служило для Лоры сигналом закрыть книжку и уйти; но, когда являлись дневные посетители, она спокойно сидела в своем углу, читая или пытаясь совладать с каверзной модной головоломкой «зубы негра». Лицо «негра» было заключено в округлый стеклянный футляр, а роль зубов исполняли маленькие металлические шарики, которые никак не получалось загнать в рот: вооружившись бесконечным терпением, еще можно было уговорить один, два или три задержаться между толстыми губами, но следующее же осторожное движение, предназначавшееся для того, чтобы поставить на место четвертый зуб, вновь выбивало изо рта все шарики. Лоре никогда не удавалось приручить больше трех шариков. Вероятно, она не проявляла должного упорства; куда интереснее было слушать взрослых.
У дяди Тома было много друзей. Среди них, разумеется, были его коллеги, городские ремесленники, заглядывавшие к нему, чтобы, как они выражались, скоротать время, обсудить новости или какие-нибудь деловые осложнения. А также бедняки, приходившие посоветоваться по какому-либо вопросу, попросить дядю подписать бумагу, принести ему что-нибудь из своего сада или просто отдохнуть и перекинуться парой слов. С Лорой мало кто разговаривал, только здоровались, но девочка долго помнила их лица и голоса, тогда как лица других людей, гораздо более близких ей, со временем потускнели в ее памяти. Но больше всего ей нравились те, кого Нелли называла «папиными чудаками». Например, мисс Конни, которая даже в августе носила толстую твидовую накидку и ботинки на толстой подошве.
– Отдайте Лоре свою накидку, сядьте и немного остыньте, – говорил ей дядя Том, когда на улице палило солнце и в мастерской было нечем дышать даже при широко распахнутых окнах.
– Нет. Нет, спасибо, Том. Не трогай, пожалуйста, накидку, Лора. Я ношу ее, чтобы держать позвоночник в тепле. Позвоночник следует неукоснительно беречь.
Мисс Констанс держала девятнадцать кошек в большом доме, где жила совсем одна, потому что не доверяла прислуге; ей казалось, что они будут вечно шпионить за ней. Иногда, пока она говорила, между полами накидки просовывалась кошачья лапка.