• Сумеете показать ребенку, что он нужен в классе. Придумывайте для него мелкие поручения и не забывайте поблагодарить за помощь. Расскажите про классные и школьные традиции, предложите принять участие в ближайшем соревновании, празднике, но не настаивайте. Любые разговоры про его будущее в этой школе, в этом классе укрепляют в нем уверенность, что это будущее – будет, что его новая жизнь состоится и все наладится.
• Будете гасить «взрывы» на корню. Если вы чувствуете, что «сейчас начнется», попробуйте неожиданно сменить тему, пошутить, обратиться к другому ученику. Можно просто подойти к нему и успокаивающе похлопать по руке, не привлекая при этом излишнего внимания к его персоне и продолжая вести урок.
• Будете выдвигать требования без критики и подсказывать выход из положения. Когда ребенок ведет себя неподобающим образом, апеллируйте к объективным правилам и формулируйте свои требования позитивно. То есть вместо «Не кричи» скажите: «У нас в классе есть правило: мы говорим друг с другом вежливо и спокойно. И ты попробуй», или «Говори тише, я лучше тебя пойму».
• Постараетесь снизить напряжение в классе. На самом деле ваша спокойная реакция на необычное поведение новенького и проявленная к нему симпатия зададут вектор поведения ребят. Если вы чувствуете, что класс нуждается в объяснении происходящего, просто скажите: «Севе сейчас трудно, новая школа, много изменений в жизни. Скоро он привыкнет и все наладится». Ни в коем случае не обсуждайте в классе то, что ребенок – приемный, именно сейчас это совершенно некстати.
• Поддержите приемных родителей. Постарайтесь не добавлять им головной боли претензиями и упреками. Им и так сейчас трудно. Рассказывайте даже о небольших успехах ребенка, делитесь своими педагогическими находками, если вам удалось, например, прекратить истерику или вовлечь ребенка в работу, им это тоже может пригодиться.
Оксане и Андрею важно было понять истинные мотивы поведения Севы. Ведь за эти несколько недель их вера в свои родительские возможности пошатнулась. Мы еще несколько раз встречались с ними, обсуждая, как им вести себя с Севой, как самим не «дойти до ручки». В течение следующих недель и месяцев жизнь семьи постепенно налаживалась. Патронатные воспитатели стали избегать длинных объяснений с Севой, они кратко, но твердо требовали выполнения правил, а иногда просто брали за руку и отводили, например, в ванную, как маленького. Пару раз Андрею пришлось взять его за шиворот и потребовать, чтобы тот говорил с Оксаной вежливо. Зато если вопрос был пустяковый, они к нему не «цеплялись», переводили все в игру, в шутку. Они проводили с Севой много времени, охотно общались с ним и разговаривали. А главное – больше не обижались, если Сева вновь срывался на крик и обвинения. Просто говорили: «Так я не буду с тобой ничего обсуждать, когда сможешь говорить нормально – приходи» – и занимались своими делами.
Один из старших братьев записал Севу в спортивную секцию, где наконец нашла выход его неуемная энергия. Приходя вечером с тренировки «с языком на плече», парень уже был неспособен устраивать сцены. У него, кстати, оказались явные способности к акробатике. Тренер категорически запретил ему курить, а поскольку кричать на тренера Сева не решился, то проблема рассосалась сама собой.
В школе учительница нашла хороший ход – стала часто просить Севу помочь ей что-нибудь принести, убрать, передвинуть. Как раз лень в число Севиных качеств никогда не входила – помогать ему очень нравилось. Он чувствовал свою нужность и всегда был рад размяться во время урока. По мере того, как Сева успокаивался насчет своего будущего в семье, он стал спокойнее и в школе, втянулся в учебу. Конечно, отличником не стал – многое ему давалось с большим трудом, сказывались годы жизни, проведенные без семьи. Но зато начал с удовольствием читать, освоил компьютер, а умение делать сальто очень повысило его рейтинг среди мальчишек (этому же способствовала и его неистощимая фантазия на всякие шалости).
Гадкий утенок
В Тимуре очевидно есть южная кровь – у него огромные карие глаза с ресницами в полщеки, вьющиеся темные волосы и взрывной темперамент. Тимур остался без родителей в первые же часы после рождения – мама сбежала прямо из роддома. Мальчик попал в дом ребенка, потом в детский дом. Ему было уже семь лет, когда жизнь круто изменилась – он стал приемным сыном Натальи. Она давно мечтала о ребенке, своих детей не было, брак давно распался, и вот наконец мечта сбылась… Худенький смуглый мальчик, который сразу стал называть ее «мамой» и сказал, что «будет всегда помогать и защищать». Вспыльчивый, конечно, но что поделаешь – джигит! И нервный: энурез, тик, говорит плохо. Но кто не будет нервным, если растет без родительской любви. Наталья твердо верила, что все у них будет хорошо.
Первые месяцы в семье прошли как в сказке. Наталья заранее договорилась на работе о длительном отпуске, чтобы больше внимания уделять ребенку и подготовить его к школе. Отставание в развитии было сильным, и с речью проблемы. Трудно давались логические задачи, пересказать прочитанное вообще не мог. Но они с приемной мамой играли, гуляли, занимались, лучше узнавали друг друга, иногда ссорились, потом бурно мирились и жили дальше. Когда Тимур уставал, с ним становилось трудно, он делался раздражительным, плаксивым. Иногда на него «находило», и он в бешенстве пинал ногами мебель, швырял игрушки и книги, у него искажалось лицо, крик переходил в хриплый вопль, что было порой просто страшно. Но с каждым разом у Натальи все лучше получалось его успокоить, переключить внимание, и подобные срывы постепенно сходили на нет. В общем и целом они были счастливы.
Спустя полгода Тимур окреп, вырос, стал гораздо спокойнее, мягче, его речь была уже понятна не только приемной маме. Почти полностью прошел энурез, тик возвращался только изредка, в минуты сильной усталости и напряжения. Приемная мама могла гордиться – ребенок сделал огромный рывок в развитии, а главное – они стали по-настоящему близкими людьми. Наташа уже планировала вернуться на работу, да и парню исполнилось восемь лет – пора в школу. Неплохая школа была прямо во дворе дома, они еще весной в нее записались. Про то, что ребенок приемный, Наталья говорить не стала, как-то было неловко, да и зачем? Что не похож на маму – ну, может он в папу, а папа живет отдельно, так сплошь и рядом бывает. Наталья уже настолько сроднилась с мальчиком, почувствовала его своим, что ей хотелось, чтобы и окружающие были уверены: это ее родной сын. Радостно выбирая портфель, пенал и все прочее для школы, Тимур и Наташа даже предположить не могли, что сказка на этом как раз и заканчивается. Начинается какой-то совсем другой жанр.
Тимур пришел домой в слезах уже на второй неделе учебы. Дети назвали его «черно…пым» и смеялись над его фамилией. Наталья пошла в школу. Учительница объяснила, что дети нынче бывают разные, и в семьях разное слышат, она пока класса толком не знает, но обещала поговорить и объяснить ребятам, что так нельзя. Как она объясняла, неизвестно, но после этого Тимур пришел домой в полной ярости, швырнул в угол портфель и грубо сказал Наташе, чтобы она больше никогда не ходила в школу «стучать» и вообще не лезла не в свое дело. Наталья, конечно, обиделась – ведь она хотела ребенка защитить. Тимур сидел злой весь вечер, потом они помирились.
Больше мальчик не жаловался, зато начала жаловаться на него учительница. То Тимур во время урока ходил по классу, то не хотел идти на завтрак в строю и демонстративно шел отдельно. Тимур отказался фотографироваться вместе с классом, а фотографу, который его уговаривал встать рядом с ребятами, заявил: «Да пошел ты!». Тимур, отвечая в классе, сказал что-то неразборчиво, дети засмеялись. Тогда Тимур из всех сил ударил мальчика, сидящего перед ним, учебником по голове. Тимур, Тимур, Тимур… Его имя не сходило с уст учительницы и на первом, и на втором родительском собрании. На третьем встал чей-то представительный папа и сказал: «Послушайте, давайте решать этот вопрос. Я не понимаю, почему мой ребенок должен учиться рядом с этим, скажем так, неадекватным мальчиком. Для таких детей есть специальные учебные заведения. Он мешает работать учителю, он уже не раз дрался с детьми. Мы не можем это терпеть. Пусть его переведут куда-нибудь». Родители одобрительно загудели: «В самом деле, сколько можно? Абсолютно распустили ребенка, все, видно, дома ему позволяют… Раньше надо было воспитывать… Школа – не место для таких…». Наталья сидела, как оглушенная. Потом заплакала и выбежала из класса.
Долго бродила под дождем, чтобы как-то успокоиться, и все думала, думала. Вспоминала последние месяцы, и разнообразные мелкие детали стали складываться в одну картину. Вот она приходит за Тимуром в школу, а у него на рубашке ни одной пуговицы. «Что случилось?» – «Ничего, за перила зацепился». Вот она предлагает: «Давай пригласим к нам домой ребят из класса, поиграете вместе» – «Нет, не хочу, я лучше побуду с тобой». Она с умилением думала: «Какой домашний мальчик, соскучился по маме». Один раз он спросил: «Мама, а как ты делаешь волосы светлее? (Наташа как раз сделала мелирование в парикмахерской) А мне можно?» – ей это показалось забавным. В другой раз: «А можно, чтобы у меня была фамилия, как у тебя?». Она-то думала, что Тимур хочет стать по-настоящему ее родным сыном, радовалась потихоньку этому вопросу, обдумывала, когда начнет оформлять усыновление (Тимур был взят под опеку). А Тимур, видимо, просто хотел нормальную фамилию, как у нее – Никитина. И волосы светлые, «нормальные». И ни одного приятеля у него не появилось за полгода в первом классе. И обижали, а может, и били его регулярно. И сменная обувь постоянно терялась тоже неспроста. Она вспомнила поведение учительницы на собрании. Та не сделала ни единой попытки заступиться за ребенка и даже, казалось, была рада услышать «голос общественности». Значит, невзлюбила Тимура сразу, с первых дней, и, похоже, ничего не сделала, чтобы его не травили.