• Очень важна физическая активность, ведь она помогает перерабатывать гормоны стресса. Не упускайте возможности прогуляться, в быстром темпе или не спеша – в зависимости от настроения.
• Желательно овладеть техниками релаксации. Простейший прием борьбы с усталостью выглядит так (это упражнение можно делать вместе с ребятами). Сначала нужно изо всех сил изобразить усталость – позой, звуком, прямо почувствовать, как ужасно вы устали. Побыть в состоянии полного «упадка» секунд 40–50, а затем энергично вскочить на ноги и встряхнуться.
• Откажитесь от «жестких» стимуляторов, которые в конечном итоге только усиливают усталость, прежде всего от кофе и энерготоников. Лучше пить чай или горячий шоколад, желательно употреблять витамины группы В, если нет противопоказаний – принимать адаптогены, такие как жень-шень, лимонник, элеутерококк.
• Для профилактики выгорания очень важно не допускать хронического переутомления. В любой деятельности бывают авралы, но если работа по вечерам и в выходные становится для вас нормой, истощение не заставит себя ждать. Самое главное – полноценный сон, все остальные дела можно отложить.
• Профессионалу, работающему с людьми, необходима возможность побыть одному, почитать или просто подумать, помечтать в одиночестве. Работа в школе – это, кроме всего, и стрессовые шумовые нагрузки. Поэтому не стоит отдыхать с включенным телевизором – ваши нервы нуждаются в тишине.
• Если ваша усталость вызвана проблемами со сложными детьми, очень важно находить время для общения с учениками, которые вам нравятся, которые радуют вас своими успехами, поднимают настроение. Это поможет избежать депрессивного видения своей работы как «безнадежных усилий среди сплошь безнадежных детей».
• Постарайтесь отделить главное от второстепенного и не тратить много сил и нервов на менее важные дела. Пусть лучше планы уроков будут написаны «средненько», но у вас останутся силы на то, чтобы улыбаться детям.
• Устраивайте себе «тайм-ауты», маленькие перерывы еще до того, как навалится невыносимая усталость. Всегда можно провести короткую самостоятельную работу и попросить ребят проверить друг друга. Им полезно, а вам – передышка.
• Иногда имеет смысл временно снизить нагрузку, получить дополнительный выходной, взять небольшой отпуск и провести его со своей семьей.
• Не стесняйтесь рассказать о своем состоянии коллегам и руководству, попросить по возможности перенести стрессовые мероприятия вроде открытых уроков на несколько недель, чтобы вы могли восстановиться. Если это невозможно, настройте себя на то, что сейчас вы не будете волноваться из-за результатов проверки. Вам важно сохранить свое здоровье и психику, а также отношения с ребятами, а проблемы с методистами вы решите как-нибудь позже.
• Очень важно! Не забывайте хвалить не только своих учеников, но и себя, рассказывать коллегам или домашним о своих профессиональных успехах. Ведите дневник или блог в Интернете – в последнем случае вы сможете еще и получать поддержку от своих читателей.
Известно, что меньше подвержены риску выгорания профессионалы, для которых их работа важна на ценностном уровне. Есть известная притча: трех каменщиков спросили, что они делают. Первый ответил: «Кладу камни», второй – «Зарабатываю на жизнь для своей семьи», а третий – «Строю прекрасный храм». Так вот, меньше всего риска «выгореть» как раз у третьего. Осознание смысла своей деятельности, ее значимости придает сил и позволяет снова и снова, как Феникс, возрождаться из пепла выгорания. Как раз педагогу это сделать гораздо проще, чем каменщику.
И напоследок…
Рассматривая множество примеров и историй конкретных детей, мы уже говорили о том, как можно вести себя в том или ином случае, чтобы изменить поведение ребенка к лучшему. У вас наверняка появились свои, не менее интересные и действенные способы, и появятся еще. Не поможет одно, значит, сработает другое. Хочется напоследок «собрать в кучку» несколько основных принципов, помнить о которых важно в любой ситуации.
• Взрослые любят общаться с детьми с помощью косвенных речевых актов. То есть вместо того, чтобы сказать: «Перестань стучать ручкой по парте», мы говорим: «И долго еще ты будешь испытывать мое терпение?». Это кажется нам более остроумным или более вежливым. Однако ребенку, который не успел адаптироваться, или просто с обедненным в силу обстоятельств опытом общения, такие «тонкости» просто непонятны. Он чувствует, что мы им недовольны, но не сразу может сообразить, почему. Лучше сказать ясно: «Пожалуйста, перестань стучать, мне это мешает». Кроме того, именно косвенные речевые акты порой звучат с оттенком «наезда». Поэтому вместо фразы: «Сколько можно ждать, пока ты, наконец, обратишь на меня внимание?» всегда лучше сказать: «Посмотри на меня, я хочу, чтобы ты меня услышал».
• Предъявляйте претензии ребенку всегда конкретно и в соответствии с реальным положением дел. Обвинения вроде «Ты никогда не работаешь на уроке» или «У тебя вечно находятся причины ничего не делать» никого не побудят лучше стараться, поскольку они абсурдны и заведомо несправедливы. Невозможно представить себе ученика, который действительно никогда не работает на уроке. Говорите о том, что происходило на самом деле: «Сегодня на уроке ты болтал с Мишей и успел сделать только два задания из четырех».
• Очень важно, чтобы одобрение было не менее значимой частью вашего общения с детьми, чем замечания. Нам часто кажется, что все хорошее – это просто норма, так и должно быть, а все, что не так, непременно следует отметить. В результате, согласно подсчетам, на одну похвалу каждый ребенок слышит от 5 до 15 замечаний. Между тем если сегодня он не опоздал или не подрался (как обычно), за этим тоже стоит большой труд, немалое усилие самоконтроля. Заметьте и похвалите. Тоже конкретно и точно – чтобы ребенок имел представление, что именно вам понравилось, и мог повторить это «на бис».
• Никто не согласится отказаться от пусть не самого лучшего, но более-менее действенного средства достижения целей, пока не получит в свое распоряжение другое. Поэтому важно всегда, осуждая один тип поведения, тут же предлагать другой. Иногда это можно сделать без слов – например, удержать руку драчуна или обнять плачущего в уголке ребенка. Тогда смысл полученных им инструкций будет такой: в первом случае – «сдержись, возьми себя в руки так, как я сейчас беру тебя», во втором – «если тебе плохо, обратись к другим людям за утешением, они поддержат тебя так, как сейчас это делаю я».
• Бывает, вам сразу не приходит в голову, какой «хороший» способ поведения предложить ребенку. Тогда скажите: «Лена, давай уже что-нибудь с тобой предпримем, чтобы избавиться от этих «двоек». Задержись после урока, подумаем, что можно сделать».
• Помните, что учеба – важное, но не единственное содержание жизни ребенка. Чтобы он мог выйти в жизнь, ему нужно не только освоить школьную программу, но и научиться общаться. Поэтому успех в отношениях со сверстниками для него не менее важен, чем успешная учеба. Обратите внимание, умеют ли дети в вашем классе сотрудничать, мирно разрешать конфликты, помогать друг другу. Убедитесь, что вы не поощряете ненароком ябедничество, нездоровую конкуренцию, высокомерие, агрессию, отвержение слабых и непохожих. К сожалению, в наших школах до сих пор практикуются такие методы «педагогического воздействия», как зачитывание в классе чьей-то неудачной работы, издевательские комментарии к ответу, саркастические прогнозы на будущее («будешь дворником»), публичное обсуждение недостатков учеников и сравнение их между собой. Польза от всего этого для учебного процесса весьма сомнительна, а вред для развития личности детей – несомненен.
• Жизнь не кончается сегодня. Если сегодня ребенок не знает, не хочет, не может, это вовсе не означает, что так будет всегда. Если сегодня ему необходима ваша помощь, ваше особое внимание, это не значит, что вам придется вечно его опекать. Страхи «не очень-то помогать, а то привыкнет» часто абсурдны. Если следовать этой логике, не нужно переводить трехлетнего ребенка за руку через дорогу – а то привыкнет и никогда не научится переходить сам. Дети растут и меняются, порой до неузнаваемости. «Неисправимый» шалопай может классе в десятом вдруг взяться за ум и начать грызть гранит науки, и таких примеров множество. Главное, чтобы к тому моменту, когда ребенок будет готов измениться к лучшему, отношения между вами не были безнадежно испорчены, а на ребенка не был повешен ярлык «безнадежного».
• Дети очень чутко воспринимают внутреннее эмоциональное состояние взрослого. Если вы их боитесь, они будут садиться на шею. Если вы их не любите, они будут обижаться и мстить. Если вы на них злитесь, они будут меряться с вами силами. Никогда не говорите, даже себе: «Он неуправляемый» или «Я не могу с ним справиться». Лучше: «Я пока не нашел способ, как помочь ему изменить поведение». Почаще напоминайте себе, что хозяин в классе – это вы, взрослый и опытный человек, а они – дети, которые будут вести себя так, как вы их научите.
И напоследок… Несмотря на все, что тут написано, не переживайте слишком сильно. Не все в деле воспитания зависит от нас. Мы можем только любить детей, стараться понять их и помогать им, а результат гарантировать не можем. Хорошо это или плохо? Как посмотреть. Порой мы вроде бы все делаем правильно, а ребенок вырастает и не может справиться со своей жизнью. Грустно, конечно, но у этой «медали» есть и обратная сторона. Ведь тогда получается, что мы можем очень многое делать неправильно, а ребенок все равно вырастет хорошим и счастливым. И помянет нас потом добрым словом в своей Нобелевской лекции. Ну, или хоть не в лекции, а так… Пусть даже и не помянет, а просто все у него будет хорошо…
Давайте верить, что именно так все и будет.
Приложения
Приложение 1. 15 мифов о детях из детского дома
Мифы и стереотипы о детдомовских детях прочно вросли в общественное сознание. Они пугают потенциальных приемных родителей, поддерживают негативное отношение в обществе и к приемным семьям, и к детям, оставшимся без родительского попечения. Им подвержены и обычные люди, и специалисты, и представители власти. Чтобы бороться с мифами, их надо знать. Давайте разберемся с ними вместе!
1. «Это не имеет ко мне отношения»
В советские времена проблема сиротства решалась методом «с глаз долой – из сердца (головы, совести) вон». Для детей, оставшихся без родителей, строились закрытые учреждения за высоким забором или вообще за городской чертой, со своей школой, своими врачами, своим досугом. На улицах городов дети появлялись очень редко, только строем, по дороге в зоопарк. Пресса о них писала мало, а выросшие детдомовцы о своем детстве лишний раз не упоминали. В результате проблема детей-сирот стала «виртуальной»: все слышали, что они где-то есть, но толком их никто не видел. Как-то там о них государство заботится, и ладно.
Между тем детей в российских сиротских учреждениях – около 200 тысяч. Еще более миллиона детей беспризорных и безнадзорных, то есть тех, чье попадание в учреждение – лишь вопрос времени. А ведь это почти один процент населения страны!
2. «Главное – сироту хорошо обеспечить»
Бывают времена, когда это действительно главное, потому что иначе ребенок не выживет. Но одних только материальных благ явно недостаточно. Даже в хорошо обеспеченном детском доме ребенок не получает чувства защищенности, которое дает семья. Более того, жизнь на «казенных харчах» оказывает ребенку «медвежью услугу». Он вырастает в убеждении, что белье само становится чистым, картошка всегда порезана и пожарена, а чай – уже с сахаром. Дети не только не участвуют в ежедневном труде по обеспечению быта, который является неотъемлемой частью жизни любой семьи, но даже и не могут наблюдать за ним. Сама система детского учреждения выстроена так, что растит потребителя (а иначе организовать содержание под одной крышей сотни детей просто невозможно). В результате выход в самостоятельную жизнь становится для ребенка шоком. Он просто не умеет добывать даже элементарные блага самостоятельно.
К сожалению, позицию потребителя укрепляет и неумелая благотворительность, заваливание детей подарками и игрушками к праздникам. Это приучает детдомовских детей к мысли: «Раз мы такие несчастные, нам все должны». Юноша, вышедший в жизнь с подобным убеждением, – находка для криминальных структур. Детям нужны не столько вещи, сколько отношения – прочные и близкие. Только это дает им устойчивость в мире и силы жить.
3. «Воспитание в коллективе – то, что нужно детям»
Этот миф возник в результате весьма странного переосмысления советской педагогикой опыта А.С. Макаренко. Безусловно, когда население рассматривается как собственность государства, а люди – как «винтики» гигантского механизма, коллективное воспитание – очень привлекательна идея. Человек, не защищенный семьей, ее ценностями и поддержкой, – идеальный «винтик». Он безоглядно предан сообществу, заменившему ему семью, потому что больше у него никого нет. Пойти против коллектива означает полное одиночество, которое страшнее, чем смерть.
Вот только результаты советской системы коллективного воспитания были гораздо хуже, чем у Макаренко. Почему? Очень просто: самым младшим его воспитанникам было 12–13 лет, а большинству – 15–18.
То есть все детство до подросткового возраста они были обычными семейными дети, которых любили, о которых заботились, и лишь трагические обстоятельства гражданской войны сделали их на несколько лет беспризорными. Детское учреждение помогло им не пропасть, не попасть под дурное влияние, выучиться. Семью оно не заменяло и не должно было – ведь семейный опыт у детей уже был. Социальные сироты – совсем другое дело. Это дети, пострадавшие от собственных родителей или вообще их никогда не видевшие. Часто это дети очень маленькие, которым до опыта отношений с коллективом сверстников необходим опыт отношений со значимыми взрослыми, а его казенный дом дать не может. После воспитания в учреждении они оказываются неспособны создавать семьи и растить детей – они просто не знают, как это делается.
Чего уж точно не было в опыте Макаренко – это потребительства. Его воспитанники все блага, сверх самых необходимых, зарабатывали сами, сами принимали решения, планировали свою деятельность и отвечали за нее. Это то, что действительно было бы полезно и сегодняшним подросткам, особенно с трудным поведением. Но какие же чиновники такое разрешат – чтобы дети все сами решали и делали?
Коллективное воспитание не может помочь детям сиротам в главном: получить опыт нормальной семейной жизни. А в том, в чем могло бы помочь: получить опыт управления своей жизнью в сообществе – в реальности не используется. Много лишенных самостоятельности детей под одной крышей – это не коллективное воспитание, а казенный дом.
4. «Дети-сироты – это объекты»
Дети – это то, с чем надо что-то делать, что может быть передано, выбрано, взято, размещено. Объекты заботы, объекты купли-продажи. Миф этот, конечно, неявный, никто никогда вслух такого не скажет. Но проявления его широки и разнообразны. Это и выступления противников иностранного усыновления, озабоченных «разбазариванием генофонда», однозначно воспринимающих детей как собственность государства. Это и кампании «по борьбе с сиротством и беспризорностью», приуроченные к датам и сводящиеся к «заметанию мусора (фактически – детей) под ковер». Это и практика бездумного перемещения детей из учреждения в учреждение, неоправданных изъятий из семей. Это, к сожалению, целая система коррупции, прямой торговли детьми-сиротами. Это принятие решения о помещении ребенка в семью на основании одних лишь бумажек. Это, наконец, настрой некоторых потенциальных приемных родителей «выбрать что поприличней», проявить бдительность, чтобы не «подсунули некачественное».
И вот ребенка передают, выбирают, берут, размещают. Для него травматичный опыт потери семьи подкрепляется опытом щепки, кидаемой по воле волн. От щепки ничего не зависит, да и вообще ее отношением к происходящему никто не интересуется. Стоит ли удивляться, что потом дети не в состоянии строить свою жизнь, отвечать за себя?
Дети – не объекты, они живые люди со своей волей, своими ценностями, интересами. Да, они пока несамодостаточны, они нуждаются во взрослых. И у взрослых есть выбор: действовать и принимать решения в интересах ребенка, для чего надо вникнуть в ситуацию и осознать эти интересы, или делать так, как удобно (нехлопотно, выгодно, понятно, привычно) самим взрослым. А детям нужны не «показатели успешности работы», а просто нормальное детство, свой дом и близкие люди.
5. «Желающих взять детей из детского дома очень мало»
В самом деле, детей в детдомах – около 200 тысяч, а усыновляют лишь 7 тысяч в год. Почему?
Чиновники любят говорить, что люди у нас «бездуховные» (в отличие от иностранных усыновителей, с которыми эти чиновники предпочитают иметь дело – по причинам, весьма далеким от духовности), и потому детей не берут. Еще одно объяснение – детей не берут из-за бедности и нехватки жилплощади. На самом деле это не так. Желающих взять ребенка (и что-то уже начавших делать) в нашей стране очень много. А тех, кто только задумывается об этом шаге, – во много раз больше. Ведь только бездетных пар в России несколько миллионов. Если хотя бы одна из десяти захочет взять ребенка, детдома опустеют. А ведь хотят пополнить семью и помочь ребенку далеко не только бездетные.
Почему же не берут? Потому что нет пока развитой системы активного и целенаправленного семейного устройства детей. Органы опеки или сотрудники банка данных работают только в режиме реагирования: отвечают на запросы семей. Никто приемных родителей специально не ищет, не готовит, не помогает им. Между тем опыт экспериментальных площадок в разных регионах страны показывает: при наличии профессиональной работы по семейному устройству практически все дети из учреждений могут быть успешно устроены в семьи. Нужно просто этим заниматься!
6. «Все детдомовцы больные и ненормальные»
К сожалению, такое приходится слышать даже от работников органов опеки. В самом деле, крайне редко в медицинской карте детдомовского ребенка записано «практически здоров», практически все дети имеют социально-педагогическую запущенность, нарушения развития речи, многие – задержку психического развития (ЗПР). Почти у всех детей наблюдаются невротические реакции, высокая тревожность, агрессивность, неконтактность, часто встречаются энурез, нейродермиты, гастриты и прочие психосоматические заболевания.
Причина такого состояния детей – вовсе не дурные гены, а опыт эмоциональной депривации. Это опыт одиночества и никому ненужности в домах ребенка, опыт пренебрежения и жестокого обращения со стороны собственных родителей, опыт потери своей семьи, состояние полной неопределенности в жизни.
Когда ребенок семи лет непрерывно сосет палец или чуть что – садится на пол и начинает раскачиваться из стороны в сторону, не реагируя на уговоры, это выглядит пугающе. Но действительно страшно не это, а то, что за спиной у такого ребенка – тысячи одиноких ночей, когда никто не уговаривал, никто не укачивал и ему приходилось успокаиваться самому, как мог. Другой пример: ребенок-сирота не хочет учиться. Слушает и как будто не слышит, не понимает элементарных вещей. Гены? Патология? А что бывает с взрослыми благополучными людьми после стихийных бедствий, терактов, потери близких? Способны они после жизненных катастроф проявлять любознательность, быть внимательными и сосредоточенными? Между тем, у ребенка, изъятого из семьи, произошла во внутреннем мире катастрофа еще большая. Ведь у него нет жизненного опыта, нет других точек опоры (друзей, работы), весь его мир рухнул. А с него требуют знания таблицы умножения.
Получается, что это не ребенок ненормальный – это жизнь у него сложилась ненормально. И все его расстройства здоровья и поведения – это нормальная реакция на ненормальные обстоятельства. Отсюда следует очень важный вывод: наладится жизнь – и все у него наладится. Всякий ребенок хочет жить, расти и развиваться. Когда он увидит и поверит, что можно, что его любят, за него «болеют», он обязательно постарается наверстать упущенное. И опыт семейного устройства это подтверждает: через год-два жизни в любящей, заботливой семье ребенок буквально расцветает. Он быстро растет, узнает много нового, у него проходят даже застарелые хронические болезни.
7. «Главная опасность – гены»
Если раньше этот стереотип ограничивался простонародным «Яблоко от яблони недалеко падает», то сегодня все знают о существовании генов, которые задают некую программу, предопределяющую в человеке очень многое (хотя что именно, неспециалисты не знают). И возникает закономерный вопрос: какой смысл стараться, вкладывать в ребенка силы и душу, если гены не изменишь и ему «на роду написано» стать алкоголиком или проституткой, как его кровные родители? Поскольку повлиять на гены невозможно, возникает сильнейшая тревога и одновременно удобный способ объяснить все связанные с ребенком трудности: «это не мы не справляемся, это у него гены такие».
Генетически обусловленные качества человека действительно есть, и не стоит питать иллюзий, что ребенка можно полностью «перекроить под себя». Это приведет к жестокому разочарованию и обиде на ребенка, который обманул ожидания, оказался «не тем». Есть особенности, которые действительно во многом определяются генами, например темперамент или математические способности. Важно, чтобы приемные родители были готовы признать и принять это. (Впрочем, эта задача актуальна и для обычных родителей – ведь в их ребенке соединяются гены многих родственников, и порой не совсем те, которые были бы приятны папе или маме.)
Но гены не влияют на такие качества человека, как честность, доброта, на его способность любить, быть счастливым. Здесь все зависит от любящей семьи и от выбора самого человека. Так, генетически может быть задан такой обмен веществ, который облегчает возникновение алкогольной зависимости. Но такая генетическая предрасположенность есть у многих жителей России. Однако большинство людей алкоголиками не становятся, хотя спиртное продается на каждом углу. Почему? Потому что у них есть интересы, работа, любимые, дети и беспробудно пить им просто незачем. Гены определяют лишь скорость возникновения зависимости, если человек начнет пить. А выбор, начать пить или нет, делает сам человек, и он во многом определяется тем, есть ли у человека в жизни поддержка, есть ли за спиной «крепкий тыл» – любящая семья.
Если приемная семья будет жить в страхе перед «генами», в любом проявлении ребенка высматривая зачатки «аморального образа жизни» («криминальные задатки», «безвольность и зависимость»), то возникнет ситуация самосбывающегося пророчества. Ребенок, в которого не верили, от которого ждали худшего, будет вынужден (если он послушен) подчиниться ожиданиям либо (если он упрям) утрировать в своем поведении черты, пугающие приемных родителей. Результат будет один и тот же.
8. «Детей из детдома берут только те, у кого своих нет»
То есть приемный ребенок понимается как последняя возможность для людей, которым «правильным» способом стать родителями не удалось. На самом деле это совсем не так. В мировой практике большинство приемных родителей – люди, уже имеющие детей, в практике российских профессиональных служб по семейному устройству детей их примерно 50 %.
Этот миф заставляет воспринимать приемную семью как «ущербную», что подталкивает родителей к сокрытию «неправильного» происхождения своего ребенка, соблюдению тайны усыновления. В результате нарушаются отношения внутри семьи, наносится дополнительная травма супругу, с которым связана бездетность пары. Как только ребенок доставляет неприятности, этот супруг чувствует себя особенно виноватым («родной ребенок так бы не сделал»), что, конечно, не добавляет ему уверенности и способности справляться с трудным поведением ребенка. Таким образом, получается самоподтверждающийся прогноз: исходя из предпосылки, что приемный ребенок – это «суррогат», у которым по определению «все не то», сами приемные родители вольно или невольно ведут себя так, что проблемы ребенка усугубляются, и в результате действительно получается «не то».
Миф этот вреден еще и тем, что мешает семьям, имеющим детей, задуматься о принятии ребенка, ведь это «только для бездетных». Между тем именно они могли бы стать прекрасными приемными родителями, поскольку опыт позволит им меньше беспокоиться и получать больше радости от общения с ребенком.
В мире все больше крепнет убеждение, что брать детей в семью – нормально, в этом нет ничего особенного (ни постыдного, ни героического), это обычное человеческое дело. Именно в тех странах, где так считают, детских домов нет и в помине.
9. «Никто не должен знать!»
Речь идет о пресловутой тайне усыновления. Этот стереотип даже закреплен законодательно. За этой нормой закона стоит, по сути, уверенность, что, если гражданам строго не запретить, они буквально затравят сироту и его приемную семью (которая опять же видится как ущербная). А также убеждение, что не знать о своем реальном происхождении для ребенка – благо. Ни первое, ни второе не подтверждается мировым опытом. Не случайно такой законодательной нормы нет почти нигде. Для защиты интересов ребенка вполне достаточно соблюдения профессиональных этических норм, среди которых – неразглашение информации всеми специалистами, имеющими отношение к судьбе ребенка.
Тайна усыновления приносит намного больше страданий детям и семьям, чем гипотетические ситуации «соседи скажут», «ребята задразнят». Потому что эта тайна – бомба замедленного действия внутри самой семьи. К неискренности и напряжению между самыми близкими людьми ребенок гораздо более восприимчив, чем к предполагаемой агрессии, пусть даже грубой, со стороны посторонних. При выяснении правды – а это происходит почти всегда – главной травмой для ребенка оказывается не то, что он не родной, а то, что ему столько лет лгали. Сокрытие от самого ребенка истины о его прошлом есть не что иное, как нарушение его прав, а вовсе не защита его интересов, и дети это прекрасно понимают.
10. «Никаких кровных родственников, лучший вариант – круглая сирота»
Как показывает опыт работы, дети, не имевшие вообще никакого опыта жизни в семье, пусть и не самой благополучной, – наиболее пострадавшие. Ребенку, у которого нет никого на свете, почти невозможно преодолеть всепоглощающее чувство тревоги, а это очень мешает его развитию. Опыт семейной жизни, наличие родственников, воспоминания о прошлом в родительском доме являются ресурсом для ребенка, его опорой и залогом более успешного развития. Самые «легкие» приемные дети – те, кто сохраняют близкие, хорошие отношения с кем-то из кровной семьи, к кому-то привязаны, знают, что у них есть кто-то родной.
Если речь идет о ребенке, который совсем маленьким потерял связь с кровными родителями, в подростковом возрасте для него может стать важным хотя бы попытаться эту связь восстановить. Если приемные родители не препятствуют его попыткам найти родителей или встретиться с родственниками (при условии безопасности для жизни и здоровья ребенка), поддерживают его в таком стремлении, это очень хорошо сказывается на их отношениях с ребенком и на его развитии. Он становится более спокойным, открытым, более реалистично и ответственно подходит к планированию собственного будущего (в том числе и за счет утраты иллюзий «А на самом деле моя мама – кинозвезда, просто я потерялся»).
11. «Лучше взять очень маленького, тогда будет как свой»
Стремление взять маленького ребенка может быть вполне оправданным: например, пара, никогда не имевшая детей, хочет насладиться всеми этапами родительства, «понянчиться». К тому же маленьких очень жалко, их хочется поскорее забрать из казенного дома.
Но в целом стереотип «только маленького» – один из самых вредных для семейного устройства. Детей старше 5-6 лет это предубеждение обрекает на жизнь в казенном учреждении. К семи годам ребенок, которого переводят из дошкольного детдома в интернат, уже вполне осознает, что у него шансов нет и за ним никогда не придут. Неужели его меньше жалко, чем младенца?
Между тем тысячи семей и детей, вышедших из младенческого возраста, могут найти друг друга и быть счастливыми. Кроме того, есть категории потенциальных приемных родителей (например, люди предпенсионного возраста или семьи с маленькими детьми), которым не стоит брать в семью младенца, но они бы замечательно справились с воспитанием младшего школьника или подростка.
Опыт показывает, что возраст ребенка (как и пол) – далеко не самая важная характеристика, определяющая успешность его устройства в семью. Трехлетний ребенок с опытом тяжелой эмоциональной депривации, с рождения живущий в казенном учреждении, может быть гораздо более проблемным, чем десятилетний, живший в семье, которая постепенно спивалась, но вместе с тем как-то любила и заботилась.
12. «Полюбить, как родного»
Полюбить приемного ребенка так же сильно и безусловно, как любят родных детей, – это замечательно, разве не за этим и берут его в семью? Проблемой этот миф становится тогда, когда за ним прячется осознанное или не очень желание приемных родителей «присвоить» ребенка, дать ему другую фамилию, имя, стереть из его памяти прошлое, прервать все связи, относящееся к другой семье, словом, «забыть», что ребенок приемный. Ребенок без опыта, без других привязанностей, без воспоминаний кажется очень удобным для признания «совсем родным». «Присвоение» ребенка является, по опыту, одной из главных причин неудач и даже трагедий приемных семей. Убедив себя, что ребенок «совсем как родной», родители становятся менее терпимы ко всему, в чем ребенок не похож на них самих или на их ожидания. При этом они все равно помнят, что он не родной, а «как» родной, и ведут себя неуверенно, тревожно. Когда он становится подростком, родители оказываются беспомощны перед его кризисом идентичности, боятся его отделения от семьи. Они отрицают право ребенка на знание своих корней, на интерес к своему происхождению, воспринимают такой интерес как предательство, неблагодарность, в результате отношения с подростком портятся окончательно. Те семьи, в которых ребенок открыто осознается как приемный (при этом любимый, близкий, дорогой), чувствуют себя гораздо спокойнее и все у них складывается лучше.
13. «Ребенок будет нам благодарен»
Приемные родители, которые на это надеются, бывают неприятно удивлены, никакой благодарности от ребенка не получая. Но ведь благодарность – очень сложное чувство, которое формируется почти к самому концу детства (а у многих и во взрослом возрасте бывает не сформировано). Маленький ребенок все происходящее с ним принимает как должное, он не может мыслить в сослагательном наклонении («что было бы, если…»). Кстати, именно обида на неблагодарность нередко заставляет родителей нарушить тайну усыновления: возмущенные поведением подросшего ребенка, они в запальчивости «предъявляют счет»… Даже если этого не происходит, текст, близкий к известному высказыванию кота Матроскина: «На помойке нашли, отмыли, накормили, а он нам фигвамы строит», – родитель много раз произносит про себя. Чувствуя это, дети никакой благодарности не испытывают, а совсем наоборот. По-настоящему благодарны приемным родителям (уже во взрослом возрасте, конечно) бывают те дети, которым позволяли быть самими собой и от которых благодарности не ожидали, наоборот, родители считали, что дети принесли им много радости и новый опыт.
14. «Взять ребенка – значит усыновить»
А усыновить – трудно и страшно, и потому лучше вообще не пытаться. Ведь усыновить – значит полностью взять на себя ответственность за решение всех возможных проблем со здоровьем, развитием, учебой, содержанием ребенка. Не всякой семье это по силам.
Долгое время другие формы устройства практически не развивались, ситуация изменилась лишь в последнее десятилетие. Стала шире использоваться неродственная опека, активно развивается патронатное воспитание. Последнее предполагает, что в заботах о ребенке семья не остается одинокой, она постоянно может рассчитывать на помощь со стороны службы по устройству детей. Уже на стадии принятия решения семья взаимодействует со специалистами, проходит подготовку, может обсудить свои сомнения и тревоги.
Нет и не может быть формы семейного устройства, которая была бы лучше или хуже остальных. Все они дают разные возможности ребенку и приемной семье, их нужно знать и выбирать форму устройства, исходя из интересов ребенка и семьи и с учетом всех обстоятельств.
15. «Главное – полюбить ребенка, и тогда все получится»
Полюбить ребенка, конечно, очень важно, но, увы, недостаточно. Как показывает опыт, одной любви недостаточно и в отношениях с родными детьми. Не случайно многие современные родители читают книги по воспитанию, советуются со специалистами. С ребенком же приемным, то есть не имеющим врожденной связи с родителями, незнакомым, часто непонятным, тем более нужны помощь, знания, подготовка. Пройдет немало времени, пока приемные родители начнут понимать его «с полуслова». А может быть, и не начнут, поскольку в жизни этого ребенка было такое, чего обычные люди и представить себе не могут: насилие, жестокость, полное одиночество. Ни педагогическое образование, ни даже опыт воспитания детей, но обычных, семейных, сплошь и рядом не помогут родителям понять, почему приемный ребенок ведет себя именно так. Есть вещи, которые знает только профессионал, и ситуации, в которых должен приходить на помощь специалист.
Поэтому нет смысла просто «раздавать» детей из детских домов, не предоставляя при этом помощь и поддержку приемной семье. Ведь если семья не справится и вернет ребенка, он будет в еще большем отчаянии, чем раньше, а все окружающие лишь утвердятся в мнении, что «эта затея никогда ничем хорошим не кончается». Достаточно сравнить цифры: 25 % приемных родителей, не имеющих подготовки и сопровождения службы семейного устройства, возвращают детей в сиротские учреждения, и только 8 % – при наличии такой системы. А ведь это не просто проценты, это судьбы детей и взрослых, их счастье или несчастье.
Семья, взявшая ребенка из детского дома, решает не только свои проблемы. Она помогает ребенку, помогает государству, помогает обществу. И вправе, в свою очередь, рассчитывать на помощь и поддержку.
Наверное, самый опасный миф в любом общественном деле звучит так: «Все равно ничего не поделаешь». Опыт многих семей доказывает, это не так. В большинстве стран нет детских домов, и в России их может не быть, потому что наши дети не меньше заслуживают любви и заботы, наши семьи не меньше способны любить и заботиться.