Так и случилось. Вирус синдрома Хаден передается по воздуху, а значит, заразиться им легко. К тому времени, когда зимнее заседание Международной эпидемиологической конференции завершилось, примерно восемьдесят процентов от порядка тысячи его участников были инфицированы. Они находились в тесном контакте друг с другом и дышали одним воздухом целых три дня. А потом начали возвращаться обратно в свои несколько сотен точек отправления на шести континентах, пользуясь для этого самолетами, набитыми другими людьми. Более оптимальную схему передачи для любого вируса трудно даже себе представить.
Не стал исключением и этот случай, что для нас обернулось настоящим бедствием. Когда мы поняли, с чем имеем дело, мы также знали, что новым вирусом, возможно, уже заражены миллионы, если не миллиарды людей. А вот чего мы не знали, так это насколько он может быть опасен. Половина Нью-Йорка блевала в отделениях экстренной помощи, а мы не знали, как быстро организм способен побороть вирус и какие возможны осложнения.
Одно мы знали твердо: вакцины у нас нет. Первоначально вирус синдрома Хаден проявлял себя как вирус гриппа, но при более тщательном изучении мы обнаружили, что это нечто совершенно иное, поэтому все противовирусные препараты, которые мы использовали в борьбе с гриппом, а именно ингибиторы нейраминидазы и блокаторы М2-каналов, не обязательно возымеют тот же эффект по отношению к синдрому Хаден.
Так что нас ждали тяжелые времена.
Моника Дэвис:
Первая стадия синдрома Хаден выглядела как грипп и развивалась как грипп, только худший из всех, какие мы видели. Постоянная рвота. Заложенность дыхательных путей. Сильная лихорадка, словно иммунная система с удвоенной силой пыталась побороть вирус изнутри. Мы лечили как могли, но после воскресенья Суперкубка стало ясно, что это нечто совершенно другое.
Люди начали умирать. Старики и те, у кого был ослаблен иммунитет. Потом младенцы, что просто разрывало сердце. Но, как ни ужасно это прозвучит, такой сценарий был понятен и до известной степени предсказуем, ведь эта часть населения наиболее уязвима для любой инфекции. Но следом стали умирать здоровые люди, так как вирус синдрома Хаден просто поражал их организм. Однажды в отделение экстренной помощи пришел парнишка с жалобой на то, что плохое самочувствие мешает ему готовиться к марафону мохоков[25], который пройдет в Олбани через две недели. К утру парень умер.
Вирус синдрома Хаден вел себя непредсказуемо, повергая нас в смятение. Если не считать обычные в таких случаях группы риска, свои жертвы он, казалось, выбирал совершенно случайным образом, и никогда нельзя было сказать заранее, кто заболеет, кто потом пойдет на поправку, а кто нет. Это напоминало игру в орлянку. Выпадет решка – проболеешь день или два и выздоровеешь. Выпадет орел – пролежишь в больнице неделю. Или умрешь.
Примерно через неделю «суперкубковый грипп» получил новое название – «Великая инфлюэнца», потому что эпидемия никак не утихала. Все это напоминало «испанку», охватившую мир в начале двадцатого века, только новый вирус распространялся гораздо быстрее и уносил больше жертв.
Бенджамин Молданадо:
Параллель с пандемией гриппа 1918–1920 годов напрашивалась сама собой, но была также и не вполне корректной. «Испанке» потребовалось два года на то, чтобы обогнуть земной шар, потому что транспортное сообщение в то время было несравнимо медленнее, к тому же вспышка болезни пришлась на период, когда население Земли составляло менее двух миллиардов. Когда же появился синдром Хаден, на нашей планете проживало больше семи миллиардов и пересечь ее можно было за один день. Поэтому и распространялся вирус в разы быстрее и поразил существенно большее количество людей.
Нам удалось детально изучить болезнь и наладить международное сотрудничество в борьбе с ней, но, к сожалению, из-за специфической природы ее передачи произошло это уже после того, как вирус распространился по всему миру.
Ирвинг Беннет:
Мы обсуждали в отделе новостей, как нам освещать события, и мой тогдашний редактор Бренда Стронг сказала: «Это похоже на скоординированную атаку. Как будто вирус применяет стратегию блицкрига для всех уголков, где только живут люди». И она нисколько не преувеличивала. Мы получали одинаковые новости отовсюду, и все они были ужасающими. Вирус буквально завоевал Землю. Единственным местом, куда он, казалось, еще не проник, были научные станции в Антарктиде. Новая Зеландия даже отменила авиарейсы на Южный полюс, чтобы его защитить.
Всего за две недели вирус синдрома Хаден, про который никто ничего не слышал, превратился в главную угрозу для населения Земли в двадцать первом веке. За всю свою историю человечество не знало ни одной эпидемии подобного рода. Вирусы словно объявили нам войну, рассчитывая извести нас еще до того, как мы соберем силы для контрнаступления.
Томас Стивенсон:
До того как мы узнали о зимнем заседании Международной эпидемиологической конференции, мы всерьез рассматривали версию о том, не было ли это нападением на США группы террористов или даже целого государства. Проблема заключалась в том, что никаких подтверждений этому мы так и не обнаружили, хотя, если честно признаться, были твердо настроены их найти. Нам казалось совершенно невероятным, что подготовка к атаке подобного масштаба осталась в стороне от нашего внимания. Враги Соединенных Штатов имеют обыкновение накручивать себя перед предполагаемым наступлением. В этом же случае не было ни бахвальства, ни злопыхательства – ничего, пока вирус не попал в поле нашего зрения.
Даже если этот вирус был создан для атаки на США, свою задачу он выполнил плохо. Первая волна эпидемии ударила по нам очень сильно, но мы и большинство западных и промышленно развитых стран сразу же скоординировали ответные меры и предотвратили дальнейшее немедленное распространение болезни. А вот в местах, где не было возможности скоординировать хотя бы одну ответную меру, очень быстро наступила настоящая катастрофа.
Вот почему, как мне кажется, биологическое оружие в конечном итоге так и не прижилось. Применять какое-либо бактериологическое средство против врага, рассчитывая при этом самому избежать заражения, все равно что бросить гранату и надеяться, что осколки полетят только в того, кого ты хочешь убить. Надо быть идиотом или самоубийцей, чтобы использовать биологическое оружие. Кто бы ни изобрел вирус синдрома Хаден – если его действительно изобрели, – он был, наверное, и тем и другим.
Бенджамин Молданадо:
Через две недели после воскресенья Суперкубка по всему миру был заражен миллиард человек, из них пятьдесят миллионов – в США, примерно каждый седьмой в обоих случаях. К концу первого месяца заболевших насчитывалось уже два миллиарда восемьдесят миллионов. К концу года – два миллиарда семьсот пятьдесят миллионов, из них девяносто пять миллионов в США. Заболел каждый третий житель планеты. Четыреста миллионов умерло, то есть почти каждый восемнадцатый.
Наташа Лоуренс:
Как это ни парадоксально, но сейчас уже почти никто не помнит, насколько ужасно проходила первая стадия синдрома Хаден. Только в США в основном за те первые пару месяцев умерло четыре миллиона человек. Это все равно что уничтожить целиком население Лос-Анджелеса. В среднем за год по всей стране умирает только два с половиной миллиона человек. Даже с точки зрения инфраструктуры мы были едва готовы справиться с таким количеством мертвых.
За пределами США и промышленно развитых стран уровень смертности в процентном отношении был еще выше, а возможности утилизации – еще слабее. Все это повлекло за собой огромное количество проблем в период второй волны эпидемии – инфекции, общую политическую и социальную нестабильность. В общем, как бы тяжело ни пришлось нам, огромной части планеты пришлось в разы тяжелее. Некоторые страны так и не смогли полностью оправиться от последствий эпидемии, не восстановив ни численность населения, ни разрушенные социальные структуры.
Ирвинг Беннет:
В одной из недавних статей, посвященных годовщине появления вируса, я с любопытством прочел о том, что численность населения планеты только в прошлом году достигла того уровня, который она имела до первой атаки синдрома Хаден. Тогда считалось, что к нынешнему времени на Земле будет жить примерно восемь с половиной миллиардов человек. Сейчас нас на миллиард с четвертью меньше. И не только потому, что синдром Хаден унес жизни четырехсот миллионов. А потому, что многие из этих четырехсот миллионов находились в детородном возрасте, и потому, что уже после эпидемии, особенно в странах третьего мира, огромное число тех, кто мог бы стать родителями, погибли в результате массовых беспорядков. В человеческой истории не так много отыщется факторов, столь же сильно повлиявших на кривую роста населения. Думаю, самым ярким примером, известным каждому, можно считать «Черную смерть»[26]. Сравнение довольно впечатляющее, если это слово здесь вообще можно употреблять.
Но даже «Черная смерть» обычно нападала на каждую из своих жертв лишь один раз.
Моника Дэвис:
После первых нескольких дней «суперкубкового гриппа» в отделение экстренной помощи стали возвращаться те же пациенты, но уже с другими симптомами, напоминающими менингит. Сначала мы удивленно переглядывались, не веря, что такое вообще возможно. Казалось, что такого немыслимого совпадения, когда одни и те же люди, которые обращались к нам с гриппом, приходят снова, но теперь с признаками менингита, просто не может быть. Пациенты были разного пола, разного цвета кожи и социального положения, и единственное, что их объединяло, – это то, что все они сначала переболели «суперкубковым гриппом».
Мы связались с другими больницами, чтобы узнать, столкнулись ли они с подобными случаями. Оказалось, что к ним тоже возвращаются пациенты с признаками менингита. Их было гораздо меньше, чем в первый цикл. Может, один на пять человек. Но это определенно была вторая стадия чего-то. Вообще-то, спутать менингит с гриппом возможно – в начальной фазе обе болезни имеют схожие симптомы. Но чтобы один и тот же вирус проявился гриппозными признаками, отступил у большинства заболевших, а потом вернулся к некоторой их части уже в виде менингита – такого не было никогда. И очень пугало.