Возле дома Чэпмена скопилась толпа репортеров и хилкетных фанатов, одетых в цвета «Бостон бэйз». Филадельфия пока не обзавелась своей хилкетной командой, хотя, как и Вашингтон, числилась в списке кандидатов для ее создания. А вот в Питтсбурге были «Питбулс», и тот факт, что Питтсбург получил сборную по хилкете раньше Филли, очень раздражал многих филадельфийцев.
Я вывел удостоверение ФБР на нагрудный дисплей трила и, проталкиваясь через толпу, приблизился к крыльцу. Дверь открылась раньше, чем я постучал, и из нее вышел мужчина в медицинском костюме.
– Агент Шейн? – спросил он.
– Да, это я.
– Заходите, пожалуйста, – кивнул он.
Мы вошли внутрь.
– Меня зовут Альтон Ортиц, – сказал мужчина и протянул мне руку, которую я пожал. – Я был одним из тех, кто заботился о Дуэйне.
– Знаю, – ответил я. – Очень сожалею о вашей утрате.
– Спасибо. Это был тяжелый день.
– Разумеется.
– Мне известно, что вы хотите встретиться с Марлой, но она сейчас занята.
– Разговаривает с полицией?
– С ними она уже говорила. Сейчас беседует с представителем лиги.
– Хмм, – промычал я.
Весь смысл этой встречи состоял в том, чтобы опередить лигу, успеть до того, как они заткнут ей рот. Я мысленно напомнил себе связаться с полицией Филадельфии и узнать, кто занимается убийством Чэпмена, чтобы потом сравнить рассказы вдовы.
– С юристом? – спросил я Ортица.
– Наверное. Думаю, он пришел поговорить о пособии по случаю потери кормильца. – Ортиц махнул рукой в сторону гостиной. – Если хотите, можете подождать ее здесь, а я скажу ей, что вы ждете.
– Вообще-то, я хотел бы взглянуть на комнату мистера Чэпмена, если вы не возражаете.
Ортиц ненадолго задумался, потом снова кивнул:
– Хорошо. Хотя полиция ее уже осматривала.
– Не сомневаюсь. Пожалуйста, не беспокойтесь, я буду аккуратен.
Комната Дуэйна располагалась на первом этаже дома, там, где традиционно находилась столовая. В этом был некий резон, так как площадь кухни могли использовать и как хранилище, и как комнату отдыха для сиделок. Вдоль стены стояло три транспортера личности: один – стандартной топовой модели, другой – повышенной прочности, сконструированный специально для активного отдыха, и третий слишком броский, даже слегка нелепый, который я определил как «официальный» трил для торжественных приемов и других особых событий. В дальнем углу комнаты стояла опустевшая «колыбель» незнакомой мне модели.
– Это «Лабрам», – ответил Ортиц, когда я спросил его о ней. – Компания производит их специально для лиги. У всех игроков такие.
– Весьма специфичный рекламный контракт, – заметил я.
– Не в этом дело. – Ортиц покачал головой. – «Колыбели» «Лабрам» снабжены специальными системами и мониторами для передачи информации и для защиты от мошенничества.
– А что, в хилкете часто мошенничают?
– Агент Шейн, это профессиональный спорт. Желающих попробовать всегда хватает.
Я кивнул в сторону пустой «колыбели»:
– А Чэпмен?
Ортиц улыбнулся и покачал головой:
– Ну нет, приятель. Кто-кто, но только не он. Дуэйн следил за своим здоровьем и никакой дряни не принимал, как другие. – Он показал на свисающую над «колыбелью» капельницу. – Использовал только одобренные лигой добавки и капельницы.
Я подошел к «колыбели», чтобы рассмотреть пакет капельницы поближе. На нем тоже стоял логотип «Лабрам».
– А вне карьеры Чэпмен был таким же принципиальным? – спросил я.
– Что вы имеете в виду?
– Ходят слухи, что он упорно боролся с трезвостью. – Я кивнул на портрет Марлы Чэпмен на стене. – Из-за проблем дома.
На лице Ортица промелькнула тень.
– Думаю, мне не стоит говорить об этом, – сказал он.
– Я спрашиваю не потому, что хочу услышать последние сплетни. А потому, что хочу знать, почему ваш друг умер во время игры, которая не должна была его убить.
– Спросите у Марлы, – после долгого молчания ответил Ортиц. – Но вы должны знать, агент Шейн: я находился рядом с Дуэйном почти все время, что он бодрствовал, и все то время на поле, когда он тренировался или играл. Если бы Дуэйн принимал допинг – как профессиональный игрок или ради развлечения, – я бы узнал об этом первым. А я про это ничего не знаю. Он этим не грешил.
– А чем грешил?
– Я же сказал – спросите у Марлы. Кстати, пойду узнаю, не освободилась ли она.
Я кивнул, и Ортиц направился на кухню, где Марла разговаривала с представителем лиги. А я пока воспользовался возможностью и спокойно заснял комнату, чтобы потом изучить все как следует.
Закончив, я подошел к фотографии Марлы Чэпмен на стене. С портрета на меня смотрела молодая привлекательная женщина, эдакий образец американской чирлидерши, ни дать ни взять. Она не была хаденом, отчего их брак с Чэпменом казался довольно нетипичным. Как правило, в таких смешанных браках один из партнеров заражался уже после свадьбы. Конечно, никто не запрещал хаденам и нехаденам знакомиться, встречаться или жениться – если всё по обоюдному согласию, пожалуйста, делайте что хотите и будьте счастливы, вы же взрослые люди, – но, как и в тех случаях, когда супруги были из разных социальных слоев, здесь возникали сложности.
И если на этот раз слухи не врали, то данная конкретная пара таких трудностей не перенесла.
В комнату вернулся Ортиц и сообщил, что Марла готова меня принять. Я последовал за ним на кухню, где на пороге столкнулся с представителем лиги, которого Ортиц тут же повел к выходу из дома. Чиновник показался мне недовольным. А лицо сидящей за кухонным столом Марлы Чэпмен явно говорило, что она недовольна их разговором. Когда она посмотрела на меня, мне стало понятно, что мое появление ее тоже не обрадовало.
– Миссис Чэпмен, меня зовут Крис Шейн, я агент ФБР из отдела по делам хаденов, – представился я.
– Я знаю, кто вы, – сказала она и отвернулась, рассеянно водя пальцем по ободку маленькой рюмки, стоявшей перед ней. – Дуэйн когда-то был вашим фанатом. – Она показала на свободный стул рядом, приглашая меня сесть.
– Примите мои самые глубокие соболезнования, – усевшись, сказал я.
– Спасибо, – отстраненно и сдержанно ответила она.
– Надеюсь, с лигой все вопросы улажены? – спросил я, кивая в сторону входной двери.
– Вы об этом придурке? Все нормально. Он просто пытался подкупить меня.
– Чем же?
– Пособием по потере кормильца.
– Он угрожал невыплатой?
– Нет. Насколько я знаю, у них нет таких полномочий. Но он предлагал мне дополнительные выплаты за молчание.
– Лига не может помешать вам разговаривать с нами.
– Не с вами. – Чэпмен ткнула пальцем в направлении двери. – С ними. С прессой, окопавшейся на моем крыльце.
– И зачем это лиге?
– Потому что они хотят выставить моего мужа трагической фигурой, а не лживым сукиным сыном, каким он был. – Она посмотрела мне в глаза, и я снова поразился, насколько она красива, хотя и очень измучена. – Агент Шейн, можно мне задать вам один вопрос?
– Конечно.
– Личный.
– Пожалуйста. Отвечу, если смогу.
– Когда о хадене можно сказать, что он лживый сукин сын?
– Боюсь, я не понимаю вопроса.
Она ткнула пальцем в мой трил:
– Возьмем вас. Вы ходите в управляемом механизме. И если вы, находясь в этом управляемом механизме, заведете с кем-нибудь интрижку, будет ли это действительно интрижка? Будет ли это секс? Настоящий секс? – Она подняла руку и показала в сторону комнаты, где стояла «колыбель» ее мужа. – Я хочу, чтобы вы ответили мне: как по-вашему, можно мне злиться на своего мертвого мужа, который трахался с кем-то за моей спиной, или я должна изображать безутешную вдову только потому, что это не считается сексом, если ты был в теле робота?
– Миссис Чэпмен… – не сразу начал я.
– Просто Марла.
– …мне кажется, я недостаточно компетентен, чтобы судить о ваших отношениях.
– Ерунда. Вы хаден. Как и мой муж. Он заболел в три года. Мы познакомились в колледже. И я стала встречаться с парнем в триле. Вы и представить себе не можете, сколько дерьма я за это огребла. В первый же год на День благодарения мой кузен спросил у меня, каково это – крутить любовь с ходячим вибратором.
– И что вы ответили?
– Ничего не ответила. Врезала как следует, вот и все.
– Вполне заслуженно, – улыбнувшись про себя, заметил я.
– Я полюбила Дуэйна за то, кем он был, и мне было наплевать, что он в триле. – Чэпмен снова начала водить пальцем по ободку рюмки. – А потом он вступил в лигу, и у него начали появляться другие. Он, конечно, мог все отрицать, и как тут докажешь, правда? – Она наклонилась ко мне. – Вы ведь можете уйти в «Агору» или подгрузиться к другому трилу, если захотите. Можете сказать, что спите, тренируетесь на поле, играете, да что угодно – никто из нас все равно не узнает правды. По крайней мере, пока вы не проколетесь и владелец квартиры, которую вы снимаете для своих утех, не позвонит вам на служебный номер и не скажет, что соседи жалуются на шум, а на звонок, как на грех, ответит жена.
– Сочувствую вам.
– Я тоже себе сочувствую. Но я по-прежнему хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос.
Я молчал примерно минуту, а потом сказал:
– Миссис Чэпмен, у вас с мужем были определенные договоренности на этот счет. Я имею в виду интимную сторону вашего брака. То, с кем и как вы оба проводите свое время. Если ваш муж нарушил эти договоренности, значит он предал вас. Считается это сексом или нет, в данном случае несущественно.
– То есть вы все-таки назвали бы его лживым сукиным сыном?
– Да, – ответил я. – Если он так поступал, значит он был лживый сукин сын.
– Спасибо, – поблагодарила Марла и допила содержимое рюмки. – Ну, так что вы хотели спросить?
– Вы были сегодня здесь, когда с мужем случился приступ?
– Нет. В дни игр в доме слишком много людей. Альтон, его опекун. Вы уже познакомились. – (Я кивнул.) – Обязательно кто-нибудь от лиги для наблюдения за Альтоном и Дуэйном, чтобы они не попытались использовать запрещенные стимуляторы или еще что-то в этом духе. Приятели Дуэйна со всей округи, которые смотрят игру на нашем стодюймовом экране в гостиной. Они тащатся оттого, что могут вволю орать на Дуэйна, когда он совершает ошибки. Обычно их собирается пятеро или шестеро. Так что – нет. Я на это время отправляюсь по магазинам, или где-нибудь обедаю, или иду в кино с подругами, а домой возвращаюсь, когда игра заканчивается и все уходят.