А я нутром чувствовал, что мы действительно что-то упустили. Пока наше расследование можно было описать одним словом – «облом». Две подозрительные смерти, пожар в квартире, изъятый из доступа поток информации, кот с базой данных в ошейнике да еще толпа трилов-извращенцев. И вместе с тем никаких веских оснований считать, что Дуэйн Чэпмен умер насильственной смертью. Максимум, что мы имели, – это запись СХЛ, показывающая, что его мозговая активность резко выросла. Но мы пока не могли это связать ни с каким внешним воздействием.
Я смотрел на лица, выстраивая линии связей между всеми этими людьми. Что-то в этой схеме упорно настораживало.
«Ну конечно», – вдруг дошло до меня. Я уже собрался добавить еще один портрет, но помешал сигнал входящего вызова.
– Крис, это Амели Паркер. Мы познакомились сегодня в доме ваших родителей.
– Я помню.
– Хорошо, – сказала она. – Я хотела узнать – вы в данный момент очень заняты?
– Просто смотрю кое-какие фотографии, – ответил я и добавил ее фото к своей схеме. – А что такое?
– Я бы хотела встретиться и поговорить.
– Прямо сейчас?
– Да, если можно.
– Это касается нашего расследования?
– Нет. Ничего общего.
– Тогда о чем будет разговор?
– О будущем. Моем и, возможно, вашем.
Глава 11
Ослепительно-белое солнце, осенний ветер, скользнувший по лицу, и вот я уже на заднем сиденье фаэтона «крайслер-ньюпорт» 1940 года, который катил по частной дороге, ведущей к внушительному особняку, из тех, что обычно принадлежат потомкам графов или «баронов-разбойников»[43].
Вдоль дороги росли деревья, в основном клены, одетые в красно-оранжевую осеннюю листву. Каждый лист был не похож на другой и тихим шорохом откликался на пролетающий мимо ветерок, разнося легкий прелый запах. Я отвернулся от окна и увидел шофера, сидящего за рулем фаэтона, вернее, его спину. Каждая ниточка в ткани его костюма была воспроизведена с мельчайшими подробностями, так же как его кожа и короткие волоски на затылке. тисненая красная кожа заднего сиденья выглядела настолько натурально, что мне казалось, я вот-вот почувствую запах коровьей шкуры, если наклонюсь ближе.
«Ладно, Паркер, – подумал я. – Ты явно потратила кучу денег на свое личное пространство».
И фаэтон, и шофер в униформе, и эта дорога с кленами, и древесный запах ветра, да и сам ветер не были настоящими. Как и тот внушительный дом, к которому я направлялся. Все это было смоделировано Амели в ее персональном пространстве, так же как моя пещера Вайтомо.
С той лишь разницей, какой объем вычислительных мощностей был на это потрачен. Паркер смоделировала не просто комнату, или дом, или пещеру, а целые гектары земли и всего на ней с воссозданием мельчайших подробностей. Не просто деревья, а каждый листик на них. Не просто листик, но и запах, который он издает. Не просто запах, но и ветерок, который доносил его до меня или до кого-то еще, когда мы проезжали мимо в смоделированной машине сороковых годов прошлого века, издававшей все положенные звуки и даже хруст гравия под колесами.
Такой уровень детализации личного пространства требует больших денег. Можно создать комнату с множеством реалистичных деталей. Можно даже создать довольно большую территорию, если знаешь, как удешевить процесс, оставляя четким лишь то, что попадает в поле обзора, а все остальное представить лишь характерными очертаниями, до тех пор пока вы туда не посмотрите. Моя пещера тоже большая, но темная и изолированная. Единственная реалистичная деталь в ней – платформа над рекой. Все остальное – сама пещера, река, светлячки в вышине – сгенерированы с необходимым минимумом подробностей.
Но если хочешь больше, чем «необходимый минимум», если тебе нужны буквально миллиарды листиков, травинок и кусочков гравия, тогда будь готов заплатить. И мало того, что ты выложишь кругленькую сумму за само моделирование. Ты должен будешь платить за содержание и обслуживание такого пространства. Когда я выхожу из своей пещеры, она переходит в режим ожидания. А вот Амели Паркер, как я все больше убеждался, глядя на ее владения, оставляет их функционировать и без своего присутствия.
За хранение данных надо платить.
И каждый хаден об этом прекрасно знает. В сообществе, где все возможно и где любая ваша фантазия может стать реальностью, именно хранение базы данных с высоким уровнем детализации является одним из немногих доступных способов продемонстрировать свое благосостояние.
Однако, как это ни парадоксально, очень мало кто из по-настоящему богатых хаденов так поступал, или, если быть более точным, мало кто пускал на подобные территории людей, не входящих в тесный круг ближайших друзей. Большинство состоятельных хаденов заказывали вполне благоустроенные, но скромные в плане обработки данных личные пространства для встреч с деловыми партнерами и новых знакомств. Но как только они понимали, что тебя можно допустить в святая святых, ты попадал на настоящую планету, которую они моделировали, начиная с создавших ее тектонических сил.
То, что Амели Паркер пригласила меня в свое обильно детализированное личное пространство, могло означать одно из двух. Либо она после единственной встречи уже считала меня близким другом, либо она была из нуворишей, которые и понятия не имели, как поступают хадены с деньгами.
Фаэтон объехал фонтан напротив особняка и остановился возле ступеней парадного входа. Шофер, который, как я теперь увидел, очень смахивал на знаменитого актера 1960-х годов Роберта Редфорда, открыл для меня дверцу и приложил пальцы к козырьку фуражки, когда я выходил из машины. После того как я начал подниматься по мраморным ступеням к ожидавшей меня наверху Паркер, он сразу же уехал.
– Спасибо, что приехали, Крис, – сказала она и протянула мне руку.
– Вы просили – я приехал, – ответив на рукопожатие, сказал я. – Только вот на автомобиль с шофером не рассчитывал.
– Для вас – все только самое лучше, – улыбнулась она. – Вам нравится мой дом?
– Весьма впечатляюще. – Я услышал вдали звук удалявшегося фаэтона.
– Хотите сказать, что это дурной тон – выставлять личные пространства размером с поместье в первую же встречу.
– На самом деле это не первая наша встреча, – напомнил я.
– Да, не первая, – согласилась Паркер. – А еще я считаю такое поведение богатых хаденов лицемерным. Вы знаете, что у меня есть деньги. Я знаю, что у вас есть деньги. Мы оба можем себе все это позволить. – Она широким жестом обвела дом и окрестности. – Какой смысл притворяться, что мы живем как-то иначе?
– Вы эпатируете старую финансовую аристократию, – сказал я.
– Чихать я на них хотела. – Паркер снова показала на дом. – Идемте?
Внутри также была воссоздана обстановка жилища праздного богача – чуть больше роскоши, чем это было необходимо, но все же не полная безвкусица. Подробностей я не успел разглядеть, так как мы быстро прошли через холл и вышли на задний двор, примыкавший к озеру с пирсом. Возле пирса стояла большая яхта.
– Мы что, поплывем на ней? – спросил я.
– Мне кажется, это будет чудесно. Если только у вас нет водобоязни.
Я пожал плечами:
– Ну, утонуть-то я все равно не смогу.
Паркер рассмеялась и направилась к яхте, поманив меня рукой. Когда мы благополучно забрались на борт, яхта сама отшвартовалась от причала и заскользила по озеру.
– Должна признаться – это пространство для меня относительно новое, – сказала Паркер.
– Понятно, – кивнул я.
– Крис, я, как и вы, выросла в богатой семье. Но, в отличие от ваших родителей, мои так целиком и не приняли хаденскую сторону моей личности. Они заставляли меня сосредоточиться на материальном мире, а с «Агорой» разрешили познакомиться лишь в общих чертах.
– Звучит невесело.
– Конечно, они хотели для меня только добра. Но если тебе хотят добра, это вовсе не означает, что тебе не делают зла. Я пропустила уймищу всего, что́ мои ровесники-хадены воспринимали как должное. И ведь самое смешное, что компания моих родителей, помимо всего прочего, очень успешно обслуживает хаденский рынок. Но мои мама и папа относятся к той категории людей, которым не нравится то, чего они не могут понять. Знаете таких? Они очень консервативны. Думают, что «Агора» – это то место, где меня непременно обманут или внушат радикальные идеи.
– Если честно, и то и другое там вполне возможно, – сказал я.
– «Агора» – это дом для миллионов людей, – возразила Паркер. – Конечно, там может такое случиться. Но это может также случиться и в так называемом реальном мире. В этом смысле большого различия нет.
Я обвел глазами озеро:
– И когда же вы все это сделали?
– Пару лет назад. После того как моя первая компания стала публичной и я смогла построить что-то без денег семьи. Знаете, это ведь непрерывная имитация.
– Я догадался.
Паркер кивнула:
– Значит, вы понимаете, что это значит. Я все сделала сама, поэтому родителям было не на что жаловаться. Ладно-ладно, это неправда. Они, конечно, были недовольны. Но мы сошлись на том, что я их сюда не приглашаю.
– Справедливо, – рассмеялся я.
– Теперь вы знаете, почему я так нагло нарушила все правила и похвасталась этим местом перед вами, Крис. Не для того, чтобы произвести впечатление. Я понимаю, это вряд ли возможно. Так я хочу показать вам, кто я. Это моя декларация независимости, если хотите. И может быть, это вас впечатлит.
– А почему вы так хотите впечатлить меня?
– Есть причины. В свое время вы о них узнаете.
Я не стал давить на нее, а только спросил:
– А вам самой нравится ваша декларация?
– Честно говоря, это такой головняк! – со смехом призналась Паркер. – Постоянство дорого стоит. Программа то и дело распадается, а значит, то в одном месте, то в другом приходится восстанавливать. На прошлой неделе полетела программа, отвечающая за ветер, и все остановилось на два дня, пока я не нашла программистов и они не выяснили, в чем дело. Листья и птицы застыли в воздухе. Но даже когда все работает на полную мощность, я вынуждена кое на чем экономить. – Она показала на озеро. – Нырнете глубже чем на три метра и тут же вылетите из симуляции. Вас просто выкинет из нее полностью.